Мой встречный ветер

И даже одинокая желтая лампочка-груша, свисающая примерно посередине (потому что точно никто не вымерял), добавляет своеобразный уют. Вечером, наверное, в нее еще и мотыльки стучатся, пытаясь отогреть свои тонкие крылышки…

Потом падают.

Крылышки складываются в форме стрелы – стыкуются у основания, затем расходятся под острым углом. Так и лежат мотыльки на спинке, застывшие, в одно мгновение сменившие шелк на камень. Я на таких вдоволь насмотрелась, еще когда бабушка была жива. Я складывала их под цветущие кусты, надеясь, что там им будет лежать спокойнее; а они потом сами исчезали куда-то.

– А к экзамену тебе не нужно готовиться? – очнулась я вдруг.

– Запомнила, – Ник удивился. – Все-таки что-то от злопамятности Ильи в тебе есть. Да черт с ним, с этим экзаменом. К нему подготовиться невозможно. Повезет – сдам.

– Хороший универ, – пробормотала я.

Даже мы себе такого не позволяем вообще-то… Только я, иногда, в критических ситуациях.

– Ага, и экзамены интересные. А вот моя вторая хата.

Гараж у Ника оказался серо-голубым, больше его ничего не отличало от остальных, такая же жестяная коробка.

Ник закопошился в рюкзаке, пытаясь отыскать ключ – судя по агрессивному шуршанию, внутри хватало всякого прочего хлама.

– Откуда у тебя гараж? – поинтересовалась я.

Вот не молчится ей, и все тут. Давно облезлыми хвостами не обедала или что?

Ему тоже это забавным показалось:

– Ника рассказывает о себе, да. Знаешь, из тебя бы получился неплохой шпион, у тебя хорошо получается выпытывать информацию. От… о! нашёл. – Ник извлек из рюкзака связку ключей, победно ими позвенел. – Я их когда-нибудь потеряю, клянусь. – Нужный ключ ловко зашел в замочную скважину. – От отца. Долгая история. Когда-то мы семьей жили в двадцати минутах ходьбы отсюда. – Ключ повернулся в скважине, неприятно скрипнув. – Потом переехали на землю, в особняки за город.

Он потянул дверцу гаража на себя – ту, что поменьше – и она заскрипела куда истошнее ключа.

– А сейчас ты живешь здесь?

– С семнадцати, на съемной хате. Неудобно было ездить каждый раз в школу, а потом еще и на допы.

– А родители?

– Ника, я от тебя в восторге, – Ник покосился на меня, но особо восторга в его глазах я все-таки не разглядела. – Ты такими темпами за одну прогулку вытянешь из меня всю мою информацию.

– Я просто поддерживаю разговор…

– Ну да. Признайся уже, что тебе просто хочется узнать меня ближе. И еще… И еще… – Он вдруг склонился ко мне и осторожно снял что-то с волос.

– Пылинка? – уточнила я, ужасно, конечно же, краснея.

– Тополинка.

Вот и меня коснулась эта участь.

Он шагнул внутрь, в темную затхлость, и уже оттуда ответил:

– Родители два года назад развелись. Отец остался здесь, но с головой ушёл в предпринимательство, а мать уехала, по каким-то своим педагогическим делам. Почему бы и нет? Дети взрослые. А гараж он так и не продал. Ну и вот, он достался мне.

Зажегся свет – тот самый, желтый, от той самой лампочки. Он создал вокруг волос Ника желтоватый ореол, будто его причислили к святым по каким-то неведомым никому причинам. Хотя кто его знает, вдруг причины все-таки есть. Смогу сказать к концу прогулки, когда в самом деле выведаю информацию обо всех его заслугах, докапываясь со своими вопросами.

Не боится запылить волосы-то?

Ник скрылся из виду, пришли в движение задвижки, и вскоре ворота раздвинулись— мне пришлось сделать несколько больших шагов назад, чтобы не снесло ненароком.

Гараж оказался на удивление пустым. Обычно в них хватает хлама, начиная от журналов десятилетней давности (когда папа купил гараж, в нем именно такое богатство обнаружилось, мы с Ильей, в то время еще ученики начальной школы, в восторг пришли), заканчивая кучей инструментов, болтов, масел десяти разновидностей.

А здесь была только пара полочек. Одна и в самом деле с инструментами, другая – со шлемами. Мотоцикл стоял в противоположной стороне от них, красивый, серебристый, огроменный такой… Еще б я в них что-то понимала.

Я осторожно вошла внутрь, и мои шаги отразились от стен.

– Эхо здесь такое, петь можно, как в храме.

– Ты поешь?

– Я-то нет… А ты?

– И не говори после этого, что ты не хочешь узнать меня лучше, Ника. Я-то… пою. Ну так, немного, под гитару. Я у тебя так и не спросил, куда едем?

– Мне все равно. – Вспомнилось объявление, которое я так нигде и не опубликовала. «До ближайшего коттеджного поселка», кажется, я как-то так писала, как будто вся такая смелая и рискованная. Впрочем, а разве не смелая? не рискованная? Ясно, что Ник – приятель моего Ильи, а Илья бы мне сомнительных личностей не подсунул. Но все-таки, кто знает, что Ник может вычудить…

– Вообще все равно? Может, тебе нужно по каким-нибудь делам?

– Вообще все равно. Нет, не нужно. Может, тебе нужно? Можешь довезти меня и оставить, я сама вернусь обратно.

– Теперь ты пытаешься выяснить, где у меня дела.

Ник проникновенно посмотрел мне в глаза – под приторным желтым светом его радужки приобрели совсем неестественный оттенок, несколько потемнели. Жутковато даже стало на мгновение.

– Ничего я не пытаюсь, – я покачала головой. – Можешь отвезти меня обратно, до квартиры. Чтобы я ненароком не узнала очередную твою страшную тайну. Ехать буду молча, честное слово. Могу даже два шлема надеть на себя для лучшей звукоизоляции.

Не знаю, что за чистосердечное выдала. Видимо, все же поддалась на провокацию. А Нику, похоже, то и надо было. Я думала, он начнет возмущаться в ответ. А он, такой бессердечный, улыбнулся.

– Цветочки любишь? Как девочка.

– Ты сексист?

Помнится, мы с Ильей так и не пришли к однозначному выводу по этому вопросу.

– Не уважаю сексизм, – протянул Ник, подняв вверх указательный палец. Тоже мне, мудрец нашелся. – Но я-то цветочки люблю. Как человек, окей. Цветочки любишь, как человек?

Что за вопросы такие странные… Как будто, исходя из этого факта, можно многое о человеке узнать. Может, я, конечно, просто пока не настолько в своем сознании преисполнилась?

– Ну, предположим.

– Наконец-то. Тогда я знаю, куда тебя везти. Держи, – он легко снял с полки шлем и вручил его мне. Поддавшись иллюзиям, я так же легко его приняла, как будто он весил максимум двести грамм. И покачнулась – шлем оказался немного тяжелее. – Второй, уж извини, оставлю себе. Безопасность, все такое. Диеты? – Ник недобро покосился на шлем в моих руках.