Он стремглав вылетел из особняка.
Алексей Заболоцкий, мой враг, мой спаситель.
Предавший меня и мной преданный.
Отец.
Он покинул особняк и, обнаружив, что я все ещё здесь, замедлился; походка его стала неторопливой, ярость пылала лишь только в глазах, в его глазах – и моих в то же время.
Янтарь или лед.
Кто я такая?
И за что именно я?..
– У тебя есть шанс уйти одной.
Я слышала шум здания, недоуменный, потерянный шум, но наружу до сих пор никто не вышел, и я даже начала подозревать, что отец этому поспособствовал. Хотя у него не хватило бы глупости подставить самого себя и уйти от помощи. Только у меня хватило.
Зато он произнес эти слова.
Не мне – меня отец не отпустит.
Алина, продолжая держаться за мою руку, рассмеялась, и это был злой, каркающий смех.
– И что Лена в тебе нашла? – спросила она. – Ты не так красив и не слишком родовит, но почему она выбрала тебя?
Лицо отца оставалось невозмутимым, а ноги уверенно шли в нашу сторону.
Зато я мгновенно вспыхнула. Лена. Ну конечно. Матушка.
– Хотя когда-то, – продолжала Янтарная, как ни в чем не бывало, – я ей завидовала. Потому что сначала ты познакомился со мной, Леша, – но достался ей! А потом я упустила ещё одного. И все, все проходили мимо, плыли вниз по течению, как бумажные корабли – знаешь? А я оставалась одна.
– Ты уходишь? – повторил вопрос отец, как будто не услышал ни единого слова Алины.
– Я остаюсь. Не хочу кончить в одиночестве, – она хмыкнула.
– Ты сама выбрала свой путь, – произнес отец, и это прозвучало, точно приговор. – Мы хотели быть милосерднее… – он бросил взгляд на тело упавшего Кирилла. – Но от милосердия ты отказалась.
Тетя вновь принялась смеяться, и с каждой секундой смех ее бледнел, как бледнело совсем недавно лицо Алининого ученика.
– Зачем ты это делаешь?
Слова наконец слетели с моих губ.
И я стала участником этой ужасной сцены, перестав притворяться наблюдателем.
– Я к этому абсолютно непричастен, – мне показалось, что отец даже пожал плечами. – Она погубила себя сама.
Я хотела заявить, что это у нас семейное, но не смогла.
– Прости, – прошептала Янтарная, последний раз взглянув на меня. – Прости, прости…
Смех Алины заменился слезами, она отпустила мою руку – мне показалось, что вместе с теплом ее ладони ушла моя душа – и стала отходить, медленно шагать назад.
А потом упала.
Как Кирилл.
Повторив подвиг своего ученика.
– Когда души не остается, тело умирает, – вынес вердикт отец. – Только что она истратила свою полностью.
– Она умерла? – спросила я, только сейчас начиная осознавать безнадежность происходящего.
– Она умерла.
Она умерла.
Умер Кирилл.
И я. Я тоже умру.
Может, даже сейчас.
Я упала на колени, в последнюю очередь переживая о чистоте одежды и о возможной простуде. Упала в центре, между Алиной и Кириллом, и уткнулась лбом в землю.
Алина умерла.
Кирилл умер.
Как так – умереть? Жить себе, припеваючи, чтобы потом, в один день, кто-то выключил твою душу, и ты стал погасшей звездой? Кто бы там что ни говорил про перерождение, его не существует. Нам всегда дается один шанс, лишь один, а ошибка… Я знаю, чего она может стоить.
Янтарная мертва.
Кирилл мертв.
Янтарная мертва.
Кирилл мертв.
Если бы можно было что-то исправить…
Если бы можно было бы что-то предотвратить. Отключить мою душу до того, как Алина обо мне вспомнит и решит выйти из тени. Тогда бы она до сих пор жила. И жил бы Кирилл, не зная о моем существовании, предатель, преданный.
Любовь моя, моя ненависть.
Почему я?