До нескорого, она же

Преданные, предавшие.

Предавшая, преданная.

Я слишком любила осень.

И верила ей чересчур.

Если бы осень могла остаться позади, если бы я вдруг оказалась в зиме, закованная в ледяную клетку, это ведь было бы много лучше, это ведь бы могло все вернуть, поменять, спасти…

Я в кого-то уткнулась.

Слезы устилали глаза, и я не видела, куда иду, и не хотела видеть, но его я различила сразу, ещё когда он не успел ничего произнести.

Я не хотела шагать назад, к ним, да так и осталась стоять вплотную.

– Это потому, что вечность назад я отправила тебе сообщение?

Я увидела, как он кивнул.

Яр.

Я опять мешаю тебе учиться.

– Я опоздал?

– Я все испортила, – отозвалась я. И добавила: – Я всех убила. Я заставила всех умереть. Я…

И я прижала голову к его теплу. Огонь к огню. Свет к свету. Чтобы пламя усилилось в два раза.

– Если я сейчас умру… – произнесла я тихо, надеясь, что Яр этого не расслышит, – я буду рада, что умерла рядом с тобой.

Я думала, что Ярик надо мной лишь посмеется – или, в лучшем случае, обзовёт дурочкой, выдумавшей непонятно что. Но вместо этого он серьезно произнес:

– И я буду рад умереть рядом с тобой. Но не сегодня. Лет через восемьдесят. Яна!.. Мы можем уйти. Мы можем поговорить – или помолчать. Я могу всегда тебя… так обнимать, если ты только попросишь, произнесешь хотя бы одно слово…

Я чувствовала, как плавно покидает меня огонь – сила Яра превосходила мое пламя.

Опять магия.

Душу не вылечишь магией.

Душу вылечишь любовью, но моя – мертва, и нет никого, ничего, никогда, кто бы мог это исправить. Нет – и не будет.

А ты… ты тогда кто? Кто ты, Яр? Простой парень, с которым можно посмеяться? Маг, умеющий гораздо больше, чем написано в беломагический кодексах? Солнце?..

– Яр, – только и сказала я, поднимая на него голову.

Он внимательно посмотрел на меня – серо-голубые глаза, совсем живые и очень глубокие – и я продолжила:

– Я не хочу и тебя погубить, Яр. Я не шутила, когда говорила, что нам не нужно больше видеться. Если я что-то для тебя значу, то ты должен понять: мне будет слишком больно, если с тобой по моей вине что-то случится. Даже сейчас, – я обернулась и заметила приближающуюся фигуру, стараясь не смотреть на те, что лежали на земле и постепенно окружались людьми. – Отец.

– Кажется, мы уже знакомились, – отозвался Яр.

– Уходи, – я легко оттолкнула его себя – ткань пальто показалась чуть грубоватой. – Уходи и не возвращайся. Я всем… – я рассмеялась, – всем и всегда так буду говорить, всегда и всем, пока я здесь, пока…

Он не ушел.

Так и остался стоять, не приближаясь, но и не отдаляясь.

Отец остановился напротив.

Он смирил взглядом Яра и только потом – меня. Спросил:

– Все в порядке?

Я смотрела на него заплаканными глазами и думала о том, что у меня потекла тушь, и беспокоилась, что испортила Яру пальто (я снова все порчу), и не нашлось слов лучше, кроме как эти:

– В полном.

– Дочь, – отец покачал головой.

– Дочь, – повторила я, усмехнувшись. – Не боишься, что когда-нибудь очередь дойдет до тебя? Что когда-то ты… по моей вине? Пока не поздно, отец. Откажись от всего этого, пока не поздно. Пока я тебя ещё не погубила.

– Мы поговорим, и я все тебе объясню, – не отступал он.

– Я отказываюсь с кем-либо разговаривать.

– Я…

Отец растерялся.

Я видела рассеянность в его каменных глазах, и это было смешно.

– Заставишь? – широко улыбнулась. – Да, конечно.

И сорвалась с места.

Сорвалась – и помчалась прочь.

Раз уж они не хотят меня отпускать, я сама себя отпущу. Отпущу настолько внезапно, что никто не успеет этого заметить, никто не успеет даже слова крикнуть мне в спину.

Яна.

Яна – Янтарная.

Она будет жить, пока я жива, она будет жить… Значит, и я должна?..

Но прежде отпущу.