Американская палитра

Американская палитра
Анатол Вульф

В этой книге читатель снова встречается с героем повести «Штрихи на граните» художником Максимом, чей путь лежит через Австрию и Италию в Вашингтон.

Оказавшись за пределами СССР, герой впервые в жизни ощущает себя свободным человеком планеты, а не рабом советского режима. Он встречается с новыми людьми и с новыми обстоятельствами, которые заставляют его посмотреть на мир другими глазами.

В Америке Максим сталкивается с проблемами вновь прибывшего иммигранта, старается адаптироваться, найти своё место в новой стране.

Анатол Вульф

Американская палитра

Часть первая. По ту сторону

Глава I

Питер провожал Максима августовским утренним холодком. В Пулково, зайдя уже за кордоны таможенников, он смотрел через стеклянную стену на провожавших его родителей, махал им рукой, пытаясь создать ощущение обычного прощания и при этом думал, что не имеет никакого понятия о том, когда снова сможет увидеться с ними. Мама, конечно, тихонько плакала, а отец крепился, старался не подавать виду, что тоже переживает.

Максим подумал – какой жалкий у них вид; мама в стареньком зелёном пальто, отец в изрядно поношенном плаще, лица у них какие-то усталые, бледные. И так вдруг жалко ему стало оставлять их одних в этом промозглом, неуютном городе. В душе Максим поклялся себе, что сделает всё возможное чтобы поскорее их вытащить отсюда и, помахав родителям ещё раз, пошёл в зал ожидания.

Самолет оказался потрепанным, прокопченным снаружи и изнутри Ту-154.

– Последние метры советской земли! – воскликнул, поднимающийся за Максимом по трапу, очевидно, такой же эмигрант. Максиму понравилась эта фраза и он прибавил шагу, пытаясь пройти эти метры как можно скорее, но, в ту же минуту сообразил, что старенький «Ту» тоже является частью советской земли, даже если он находится в воздухе. «Так что, по-настоящему свободно вздохнуть можно будет только в Вене», – подумал Максим.

Стюардессы, на удивление, оказались очень вежливыми и предупредительными, вероятно потому, что работа на иностранных рейсах была блатная, и они здорово дорожили своим местом. Когда зажглась лампочка, разрешающая курение, пассажиры зашуршали пачками сигарет и самолёт быстро наполнился табачным дымом. Максим тоже закурил свои болгарские, подходящие к случаю «Ту-134». Стюардесса провезла по проходу беспошлинные товары: сигареты, виски, водку, коньяк. Но Максиму, с его поменянными в дорогу $125 долларами (большую сумму советское государство эмигрантам не меняло), всё это было не по карману.

Максим едва выкурил пару сигарет, как самолет уже стал снижаться, он даже удивился про себя – лететь-то всего ничего, и ты уже в другом мире!

Самолёт, вздрагивая, прорезался сквозь молочную белизну облаков и вынырнул на залитый солнцем простор западной цивилизации. Оранжевые черепичные крыши пестрели по густо-зелёным холмам, разрезанным синеватыми змеями автобанов и украшенными равномерно выскакивающими из пышных клубов зелени шпилями кирх. Максиму показалось, что он бредит, или всё это видит только на экране, в кино. Вот сейчас кино кончится, и все эти картинки исчезнут. Но, картинки не исчезали, а, наоборот, приближались всё ближе и ближе, переходя в крупный план. Самолёт покатил по посадочной полосе, и Максим почувствовал, что он каким-то невероятным образом сам входит в экран и сливается с этим фильмом.

Самолет вырулил и встал на отведенное ему место, вскоре подогнали трап и все пассажиры, спустившись на землю, сели в подошедший автобус и поехали к терминалу. Едва автоматические двери автобуса успели открыться, как мужчина средних лет, тут же оказавшийся перед ними, спросил по-русски: «Иммигранты есть?».

Максим и еще несколько человек ответили: «Да, есть!»

– Кто едет в Израиль? – спросил встречающий их мужчина.

Одна семья вышла вперед.

– Встаньте справа, остальные слева – сказал он.

Максим встал слева и оказался возле здоровенного солдата в берете, с автоматом на перевес и рацией на боку. Семью, что ехала в Израиль, увели почти сразу, Максиму и двум другим одиночкам, что стояли слева, пришлось немного подождать. Затем появился опять тот же встречающий их мужчина и представился как Эдик, представитель ХИАСа. Он собрал визы и группой провел всех через паспортный контроль. В зале ожидания у Максима опять возникло ощущение, что он попал на экран какого-то фильма, причем цветного, а до этого он как будто пребывал только в чёрно-белом кино. Ресторанчики, неоновые рекламы, витрины магазинов и бесконечное изобилие товаров на их полках заиграли сумасшедшим калейдоскопом перед его глазами, и Максиму показалось, что у него кружится голова. Он подошел к стойке бара и спросил по-английски стакан кока-колы. Газировка с кофеином немного взбодрила его, и Максим был готов к новым впечатлениям. Долго ждать не пришлось, очень скоро к нему подошла женщина средних лет и представилась: «Хелен, из ХИАСа». Она говорила по-русски как на родном языке, а когда сели в ее микроавтобус, позвонила по рации в ХИАС и затараторила что-то на иврите, затем, так же плавно перешла на немецкий, явно произведя тем самым большое впечатление на своих пассажиров.

Первым завезли в гостиницу на окраине города долговязого парня, потом молодую женщину, а затем настала и очередь Максима. Его определили в пансион где-то в городе, Максим не мог вполне понять где, но ему показалось, что не так далеко от центра. Это был симпатичный домик в три этажа с небольшим двориком. В комнате оказался ещё один мужчина из Риги, его звали Аркадий. Вскоре выяснилось, что у Аркадия в Вене жили родители, которые иммигрировали на несколько лет раньше, но по каким-то не совсем понятным Максиму соображениям, Аркадий предпочел остановиться в пансионе и собирался ехать в Штаты к двоюродному брату. В пансионе подавали скромный завтрак, а об обеде и ужине надо было беспокоиться самим. Аркадий сразу рассказал Максиму, где можно купить недорогие сосиски, чтобы дополнить скудный завтрак, состоящий в основном из кофе и булочек с маслом. А также подсказал, где можно недорого поесть. Максим хотел, как можно скорее, позвонить родителям в Питер и спросил Аркадия, не знает ли тот где это лучше сделать. Тот посоветовал пойти в какой-нибудь бар. Долго бар искать не пришлось, и Максим обратился к бармену за стойкой:

– Can I call USSR please?[1 - Могу я позвонить в СССР?] – спросил он.

– Not sure[2 - Не уверен.], – ответил бармен, его лицо выражало явную озадаченность.

– Give me your number, and I'll try[3 - Дайте ваш номер, и я попробую.], – сказал бармен.

Максим написал телефон родителей на салфетке и отдал её бармену, тот стал набирать телефон. Он всё набирал и набирал, потом долго качал головой, вздыхал, охал, кряхтел, но результат был всё тот же. В конце концов он сдался, и сказав: «I am sorry»[4 - Сожалею.], – отдал Максиму салфетку с телефонным номером. Максим прошел немного дальше и зашёл в другой бар, но там повторилась та же история. Затем он наведался ещё в один бар, но и там результат был тот же. Тогда он решил позвонить сестре в Штаты и дал её телефон очередному бармену. Его соединили через пару минут. В Вашингтоне уже был поздний вечер, к тому же Максим боялся потратиться, поэтому постарался сказать только самое главное; что долетел нормально, устроился, а также попросил сестру позвонить родителям в Питер.

Глава II

На следующий день Максим проснулся очень рано, на душе было какое-то возбуждение, ожидание новых впечатлений и одновременно некое волнение перед новым, неизведанным миром. Он тихонько отодвинул тюлевую занавеску (Аркадий еще вовсю похрапывал) и выглянул в окно. Ему открылся вид на умытую ранним светом улочку с аккуратно покрашенными домами. Прямо напротив уютным светом зазывал редких, в такой час, прохожих уже открывшийся магазинчик. В витрине видны были развешенные внутри колбасы, разложенные в высоких застекленных прилавках сыры. Женщина в белом фартуке, вероятно хозяйка, обслуживала покупателя.

К Максиму опять вернулось чувство нереальности происходящего. Он ещё долго стоял возле окна впитывая в себя этот простой сюжет, и испытывая истинное удовольствие от постепенно доходящего до его сознания ощущения свободы, возможности увидеть мир, радости освобождения. Максим так долго карабкался на ненавистную ему стену, отделявшую его от остального мира, и вот, наконец, он достиг цели, преодолел преграду и спрыгнув на другую сторону, сбросил свои оковы и стал свободным.

Чувства переполняли его душу, Максим вспомнил про Катю, да он собственно, никогда и не забывал о ней, она всегда была с ним. Слёзы навернулись у него на глаза, и то были не столько слёзы горести, сколько слёзы радости за себя и за Катю, которая теперь видела все вокруг его глазами.

В этот день у Максима было интервью в Сохнуте. Молодая блондинка задавала ему вопросы по-русски, а записывала его ответы на иврите с невероятной, как показалось Максиму, скоростью.

– Почему вы не едете в Израиль? – был её первый вопрос.

Максим ответил, что едет к сестре в Америку.

– Кого из отказников знали в России? – Максим назвал несколько имен, и она поинтересовалась как поживают эти люди. Дальнейшие вопросы заставили Максима поразиться её осведомлённости, девица знала столько деталей их жизни, что ей легко могло бы позавидовать КГБ.

После Сохнута Максима направили в ХИАС. Там было много народу, и Максиму пришлось долго ждать пока его вызовут. В маленькой приемной сидели очень чернобровые и смуглые люди, которых Максим поначалу принял за азербайджанцев. В принципе он почти угадал, это оказались иранские евреи. Они сидели в полном молчании и мрачновато посматривали на Максима, вероятно пытаясь определить его происхождение. Максиму стало не по себе, и он пошел покурить на лестницу, откуда его тут же прогнал какой-то служащий, заорав на него по-немецки, что вызвало у Максима не вполне приятные ассоциации и он решил, что будет лучше вернуться к иранцам.

В конце концов, Максима вызвали на интервью и первым делом спросили, какие он знает еврейские праздники, вероятно, таким образом они пытались удостовериться, что он еврей. В душе Максим посмеялся, представив, как будут ломать себе голову многие выезжающие из Союза советские евреи, не имеющие ни малейшего понятия о своих праздниках. Даже если бы ХИАС стал спускать мужикам штаны, доказать их еврейство было бы чрезвычайно трудно.

Максим назвал все известные ему еврейские праздники, и, успешно пройдя интервью, был направлен в кассу для получения пособия. Это было приятной неожиданностью, так как Максим даже и не помышлял о каких-то пособиях, наивно полагая, что протянет до Америки на свои 125 долларов.

Он вернулся в пансион и застал там Аркадия.

– Слушай, Максим! – сказал Аркадий. – Не хочешь пойти со мной купить кассетник, мне родители деньги на него подарили?

– Хорошо, пойдем, посмотрим их радиотовары, – ответил Максим.

– Ну отлично, заодно и перекусим что-нибудь по дороге.

Вена успокаивала нервы. Приятно цокали копыта лошадей, везущих экскурсионные экипажи по булыжным мостовым. Возле кафешек люди сидели за столиками, расставленными прямо на улицах и неторопливо попивали свое кофе. Погода была что надо, не жарко и не холодно. На пути им попалась пиццерия и они зашли туда поесть. Максим сразу вспомнил свой неудачный поход в пиццерию в Питере и подумал: «Ну, посмотрим, как с этим обстоит дело в Вене?»

В кафе было полно свободных столиков, и они с Аркадием сели за столик у открытого окна. К ним сразу подошла официантка и дала меню, в котором легко можно было потеряться. Непривыкшему к большому выбору Максиму трудно было решить какую именно пиццу заказать. Чем больше он пытался разобраться в меню, тем труднее ему было принять какое-то решение. Все казалось таким заманчивым, таким вкусным, одна пицца казалась лучше другой. Да и Аркадий, похоже, тоже пыхтел пытаясь сделать свой выбор. В конце концов, порешили взять одну большую пиццу без особых выкрутасов, просто с солями, на двоих. Подкрепившись пиццей, они продолжили свой путь и вскоре подошли к магазину радио аппаратуры. Возле его витрины стояли две женщины и Максим с Аркадием ещё издалека услышали, что те говорят по-русски.

– А где наш Фискалов-то? – спросила одна женщина, опасливо озираясь по сторонам. Другая женщина тоже посмотрела направо и налево.

– Вроде, не видно его, – сказала она.

– Да он уже давно сбежал, наверное, и попросил политического убежища! – неожиданно вступил в их разговор Аркадий.

Обе женщины обалдело переглянулись и уставились на него.

– Не разговаривай с ним, пошли отсюда! – воскликнула одна из них и потянула другую за руку. Они быстро пошли прочь, опасливо озираясь по сторонам.

– Ну, ты их здорово напугал, Аркаша! – сказал Максим.

– Так ведь точно, их Фискалов уже давно тю-тю. Что он, дурак что ли?