Наплыв

Сразу у входа в хозяйственный двор – длинное приземистое здание с несколькими широкими, хоть машиной въезжай, дверями. Около одной из них настежь распахнутой и в которой действительно виднелся кузов грузовика, показался высокий старик в белом халате, прямо как волшебник образовался из пустоты. Увидев председателя, местный хоттабыч широко улыбнулся, дёрнул головкой, кивая, и мгновенно скрылся внутрь помещения, как языком его слизнули. Ни «Чего изволите?!», ни «Здрасьте-пожалуйста!». Этому джинну своих пожеланий скорее всего можно и не высказывать, он и так их все просекает. Главное самому бы не забыть про них. И всё тебе будет.

– Знает, бес, дело, зна-ает, – одобрительно засмеялся Лукич, подтверждая мою догадку. – Глянет вот только на человека и сразу понимает, что ему хочется. Сильно умный попался, вроде Вольфа Мессинга, на расстоянии мысли ловит. Давай-давай, заходи, не стесняйся. Вот сюда.

Это он мне. Ленька-то нисколько не стеснялся. Здесь, по всей видимости, располагался какой-то склад. В сумрачной глубине его штабелями громоздились ящики, похожие на снарядные, для гаубиц, скажем, очень большого калибра. На длинных стеллажах вдоль стен тускло поблёскивали металлические части каких-то конструкций, как бы не гвардейских миномётов. Всё правильно. У кого в арсенале-то мы?! У Генералова. Какие тут ещё могут быть вопросы?!

По крутой лестнице мы спустились в подвал, уставленный попроще, двумя рядами тёмных деревянных бочек. В нос ударил славный и совсем не милитаристский дух! Сдайся враг – замри и ляг! Настоящий райский подвал.

– Хоть стой, хоть сразу падай! – Оригинально отметил и Лёнька. Игогокнул и уверенно, конечно же далеко не впервой, прошёл в глубину подвала к большому, сколоченному из горбылей столу. На нём у самой стенки один на другом стояли два картонных ящика известной виноторговой фирмы. Не мешкая, Куделин уселся на табуретку. – Двигай сюда, Витёк, порыбачим между делом.

Лукич, восседая на бочке, как король на именинах, рвал руками янтарную от жира вяленую рыбину.

– Синец! – Урчал он довольно. – Насквозь светится, собака. Под такую, братцы-кролики, закусь, если хотите, можно и царскую водку пить. И подите же, лет десять назад мы об этом синце и знать ничего не знали. Где ты там копаешься, Трифон? Уморить хочешь?!

– Несу, Лукич, несу! –  Показался на лестнице давешний смышлёный дедушка-волшебник. – Армянского, шустовского или нашего сначала?

– Армянского и в ресторане можно выпить, а вот нашенского нигде не найдёшь, разве что за валюту. А я сегодня добрый.

– Мы это заметили. Но по маленькой! – Затребовал Лёнька, видать и впрямь большой знаток ещё и огненной воды.

Лукич между тем совсем расхвастался. Впрочем, это вполне шло к его габаритам.

– А вообще у меня тут есть всё, что человеческой душе угодно. Только скажи – и мой пресвятой угодник тебе мигом всё организует.

Он буквально тянул меня за рукав, показывая глазами на этого угодника, на Трифона, властелина заветного подвала желаний.

– Посмотри на него внимательнее. И запомни. Этот, – он особо подчеркнул, – Этот исполнит любое желание. Не у каждого хозяина такой есть. Головой ручаюсь. Любое! Лю-бо-е!

– Но чаще одно, – подхватил, смеясь, Лёнька, – да десять раз подряд!

– Только не мне! – Я отказался сразу. С такими желаниями только начать.

Дедушка-исполнитель-желаний кинул в мою сторону очень и очень строгий взгляд. Я бы сказал тяжёлый. А вот Лёнька глянул хитренько – мол, неужели наконец-то пробил я тебя?! И даже хмыкнул под нос, мол, попался-таки стажёр. Небось, зашитый. Надо же, в первой же командировке отказаться выпить с председателем. Это ж кому рассказать?! Даже в райкоме не поймут.

Лукич же изрядно нахмурился, – как же, кто-то и вдруг поперёк ему встал. Моя реакция ему точно не понравилась. Как и Трифону.

– Так не хочешь или не будешь? Ты это брось, парень! Умничать и строить из себя эту самую дома будешь, а тут я хозяин, понял? Бери, за знакомство, а то огорчусь! И вся карьера твоя накроется. Вот увидишь! Между прочим, у Трифона глаз на это дело строгий. Не так глянет на тебя, словно пошепчет – и всё, не заладилось у человека. На всю жизнь. Так-то вот. Гарантирую. Давай, бери! Не то авторучку в руках не удержишь!

– Всё равно не возьму. Мне есть за что ещё подержаться. – Повторил я с холодной насмешкой.

– Это правда, Лукич, – печально подтвердил Лёнька, – У вас такого точно нет, что ему надо! Вот всё есть, а этого – нет! Правда. Редактор в курсе.

Лукич медленно закрыл рот.

– Так что, надеюсь, не обидишь его, Лукич, когда сам приезжать будет?! Наливать только кефир! Ничего возбуждающего. В крайнем случае, безалкогольный самогон. А то ж горя потом с ним не оберётесь! Всё вам тут разнесёт!

– С добрым делом всегда рады. – Генералов недоверчиво посмотрел почему-то на мой живот, а потом всё же вернулся к теме. – Ладно. Кефир мы не наливаем. У нас и вправду как-то всё больше традиционное. Хоть рыбу-то пожуй, бедолага.

Хоть рыбу-то я пожевал, конечно. Трифон смотрел и смотрел на меня с немым укором, словно брошенная женщина. Ясное дело – всё равно не один раз ещё попытается мне что-то нашептать, головную боль какую-нибудь. Просто самой кожей почувствовалось присутствие нечистой силы. Неспроста же этот Хоттабыч под личиной Трифона появился на моём пути. Вон и Лукич вскоре с ухмылкой пообещал именно это. Словно мысли прочитал.

– …Этот тебя всё равно ублаготворит. Вот увидишь. Ещё никто от него не уходил. Не сейчас, так позже. Когда-нибудь обязательно достанет. Человек же ты в конце концов?! Значит поймаешься! Рано или поздно.

У дьявольски чуткого, но столь всё же однопрофильного исполнителя желаний Трифона, притащившего напоследок ещё и несколько бутылок холодного чешского пива, на дорожку, мы всё-таки долго не задержались. Выбрались из подвала желаний на свежий воздух, к живой и куда более многопрофильной природе. У склада стояла, терпеливо поджидая нас, белая председательская «волга». Лукич уселся, естественно, впереди, писарчуки, сзади. Поехали не спеша.

День выдался знойный, безветренный. Линия горизонта разбухла, расслоилась на бело-зелёные волны, по которым, призрачно колеблясь, словно плыли далёкие курганы с тёмными шапками терновника, а также и в самом деле похожие на морские танкеры – фермы с красными черепичными крышами. Все как один неуловимо смахивающие на своего хозяина, человека-парохода, Генералова. Чудились приветственные гудки и лязги поднимаемых якорей.

Широкий просёлок, покрытый ровным слоем податливой и вязкой, хлопающей под колёсами пыли, под прямым углом свернул от тенистой лесополосы и пошёл затем землемерным циркулем отбивать новые и новые поля. В открытое окошко, как из компрессора, хлестал воздух – горячий и плотный, настоянный на полевой ромашке, чабреце, полыни и ещё много на чём. Справа и слева под самое небо разлилось море хлебов. Пшеница и ячмень в самом деле только начинали буреть, а вот рожь, вымахав чуть ли не в рост человека и выбросив прямые, как свечи, колосья, совсем поблекла, подёрнулась тусклой серостью. На западе пенной громадой поднималась белая, с редкими тёмными провалами туча. Увидев её, Лукич тяжело засопел.

– Во! Опять на Глушкова целится, мать её за ногу. Будто магнит там у него какой установили. Притяжитель гроз какой-то, а не человек. Откуда бы ни появилась хмарь, с востока ли, с запада – прямым ходом на его поля чешет. Как тянет её туда! Над нами проскочит, капли не уронит, а над Солёной Балкой, как, скажи, конь у яслей, с  разбегу остановится и полощет, пока вся не изойдёт. Не знаешь ещё Василия Глушкова? – Лукич по-кабаньи, всем корпусом, повернулся ко мне с переднего сиденья. – От змий! Таким простачком-мужичком прикинется, хоть картину с него пиши, маслом –  «Всегда с народом». Даром, что ещё молодой. Но на «волжанке» на своей только в край ездиет. А так, по колхозу или даже в район –  ни боже упаси! Всё на задрипанном газике мотается, демократ чёртов. А попробуй что выпросить у него – удавится скорей.

– Зато фермы какие у Глушкова?! – Добавил Лёнька, подмигнув мне и невинно щурясь. – Полная механизация, не то, что у некоторых. А консервный завод?! Он один чего стоит! Молодой-молодой, а вас обставил!

Тут Генералов опять запал на мякину. Его лицо заново вспыхнуло, да просто пунцовым сделалось, а затем ещё и пятнами пошло, как наверное у какой-нибудь тропической сколопендры.

– Липа это всё! Что толку с той механизации, если доярок у него не меньше, чем у меня?! А консервный – где он со всем своим экспериментальным оборудованием? Хитрил парень, хитрил и дохитрился: влип, как воробей в дерьмо. Удивить мир решил, ха! Предлагал же ему, по-хорошему – давай вместе строить, без всяких там выкрутасов, на равных паях. Куда там!

– Так ты бы у него через годик оттягал бы этот заводик со всеми экспериментальными потрохами. Тебе пальчика в рот не суй. – Флегматично зевнул Лёнька, ему видно не очень хотелось и дальше подзуживать Лукича, делал это лишь по несносной своей природе.

Лукич рассмеялся – уверенно и снисходительно, в то же время чем-то польщённо:

– Аргументирую. Чего бы это я оттягивал?! Не оттягивал бы я. Просто для пользы дела было бы лучше его на нашей земле построить – садов-то у меня раза в два больше.

– Вот тут бы его денежки и плакали, на твоей земле. Глушков, товарищ стреляный, знает, чем пахнет такое содружество, каково в твоих объятиях!

– А бис с ним, с этим Глушковым! – Генералов немножко рассердился. – Попомни, он ещё не раз придёт ко мне на поклон. Так, говоришь, комбайны тебя интересуют? Я тебе покажу одну штуковину, пальчики оближешь. Вовку Калинкина знаешь?

– Это рыжий, здоровый такой? – Во-во. Натуральная громила. Но чугунок у него всё равно, что надо. Вот увидишь, что он сочинил.

Машина нырнула в балку, попетляла вдоль узкого, заросшего чаканом ручья с высокими кочками по болотистым берегам, на полном газу проскочила широкий, наверно недавно отремонтированный мосток. Лихо. Генераловский водитель уж очень крепко крутил баранку. Уверенность, конечно, повсюду великое дело. Даже на внезапном просёлочном мостике. По такому мосту, тут же гордо объяснил председатель, без труда могут пройти и широкозахватные агрегаты, значит, нам и сам бог велел. Поэтому мы в прежнем, резвом темпе поднялись на противоположный скат балки и помчались вдоль старой, сильно изреженной лесополосы к двум белым домикам у подножия невысокого кургана, полевому стану, вероятнее всего.

Да. Так и есть. Рядом с этими домиками, между которыми на долговязой мачте с растяжками лениво взмахивал скошенным крылом вылинявший флаг, двумя ровными рядами выстроилась техника. Внушительное подразделение, слов нет. С десяток разнокалиберных тракторов, среди которых выделялись и маленькие, похожие по сравнению с мощными «кировцами» на муравьёв – ДТ-20, немного грузовиков, несколько комбайнов с навешенными жатками.

– Держать к комбайнам! – Приказал Лукич своему молчаливому, исполнительному водителю. – Вон они, косари, в тенёчке прохлаждаются, мерзавцы!

Мерзавцев было четверо. Разостлав под акацией широкие новые полотнища от жаток, трое из них возились с какими-то железками, покрытыми заводской краской. Среди них особенно был заметен парень, голый по пояс, устрашающе могучий в плечах и с круглой, по-солдатски стриженой головой. На руках его, а особенно на груди под широко распластавшим крылья татуированным синим орлом с подписью «Вова» небрежно перекатывались крутые связки мышц. Да… такому можно раздеваться, спору нет. Но чтобы что-то там ещё изобретать, наверно всё-таки нужны другие доказательства.

– Здорово, ребята! – Приветствовал отец-командир механизаторов. – А это кто там дрыхнет? – Кивнул он в сторону, под дерево.

Там на замасленной стёганке дремал сном льва в знойной саванне четвёртый мерзавец.

– Никак Иван? Неужто опять, чёртов сын, набрался?! Сегодня-то в честь чего?

Комбайнеры засмеялись. Здоровый парень с татуировкой – это и был Владимир Калинкин, во всяком случае, что Владимир – точно. Он с интересом, будто впервые посмотрел на спящего товарища и с открытой, честной улыбкой ответствовал:

– Сегодня, похоже, в вашу честь, Дмитрий Лукич. Трёшку за вчерашний день сшиб.

– Где это?

– А на культивации. Полторы нормы дал за пол-литра.