Тайный гость

Тайный гость
Анатолий Леонов

Отец Феона. Монах-сыщик #5
Среди бела дня прохожие достают из Неглинки диковинного утопленника – небольшого роста… мавра. Сыщик отец Феона считает, что этот необычный попутчик прибыл в Москву вместе с таинственными гостями английского посла. Они же, вероятно, и убили его, прежде чем утопить в реке. Возможно, покойник слишком много знал о том, что зреет за стенами иностранного посольства? Не случайно же английские «врачи» и «алхимики» так упорно добиваются встречи с русским царем. Феона пытается проникнуть в замысел врага. Но когда разгадка уже близка, над ним самим внезапно нависает смертельная опасность…

Огонь и разящее слово, темные коридоры и загадочные преступления – точные детали жестокой эпохи Смутного времени. Исторический детектив на фактическом материале, мастерски написанный известным культурологом.

Анатолий Леонов

Тайный гость

© Леонов А., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Глава 1

После проигранной битвы у Белого города польско-литовская армия покидала тушинский лагерь. Необходимость этого была тем более обусловленной, что русские дотла выжгли все соседние с Тушино деревни, лишив противника возможности быстрого пополнения провиантом, фуражом и дровами, а близкая зима уже давала о себе знать, и уснувший на сырой земле жолнер рисковал утром уже и вовсе не проснуться. Бедственное положение войск Владислава было столь очевидно, что отход от Москвы мог превратиться в позорное бегство, не получи они в последний момент из Варшавы небольшое денежное довольствие. Денег было совсем мало, но их хватило на то, чтобы интервенты решили еще ненадолго задержаться в чужой, разоренной ими стране.

Построившись в походные порядки, польская армия с поднятыми знаменами прошла под самыми стенами русской столицы, откуда за ней наблюдали молчаливые защитники города. Никто не стрелял. Все понимали, война еще не окончена и торжествовать рано. Тем более что шли поляки не домой – на запад, а на северо-восток – в сторону Переславля-Залесского.

Понимая очевидное желание иноземных захватчиков поживиться за счет богатых Замосковских областей, правительство незамедлительно выслало гонца к польским комиссарам с требованием возвратиться на старое место для начала переговоров о мире. А чтобы супостаты повелись на посулы, уверили оных в возможности благополучного для них исхода сих прелиминарий[1 - Предварительные переговоры; временные решения, соглашения (в отношениях между государствами).]. Но Владислав к тому времени был уже далеко от русской столицы и возвращаться в Тушино отнюдь не собирался. Вместо этого поляки в который уже раз осадили Троице-Сергиеву лавру, а в Москву выслали вельможных панов Сапегу, Карсинского и Ридзица в качестве парламентеров с целью склонить царя к польским условиям, больше, правда, похожим на условия капитуляции. В воздухе вместо перемирия опять запахло большой войной!

6 октября, в День апостола Фомы, узнав, что враги штурмуют Троицкую обитель, засобирались домой и отец Феона с отцом Афанасием. Раны, полученные последним у Арбатских ворот, оказались недостаточно серьезными для бычьего здоровья могучего монаха. Даже тяжелые бревна острога, разрушенного взрывом петарды, завалившие его с головой, не смогли причинить ему какого-то ощутимого ущерба! Он опять был деятелен и до невозможности несносен, в то время как Феона, напротив, как всегда, невозмутим, внимателен и спокоен. Вероятно, этим двоим стоило прожить полжизни, чтобы, встретившись, понять, что вместе они прекрасно дополняли друг друга даже в самых безнадежных делах.

С утра выпал первый снег. Пушистыми хлопьями падал он на голые ветви деревьев, крыши домов и успевшую остыть за ночь землю. Снега было много. Казалось, кучевые облака, в тот день покидавшие столицу до весны, в одно мгновение ока превратились вдруг в пуховые перины и, изодравшись о кресты высоких московских колоколен, засыпали весь город невесомым лебяжьим пухом.

Снег кружился и падал, но был он столь легок, что, упав, тотчас сдувался резкими порывами ветра куда-нибудь, где его могла остановить преграда, будь то забор, стена или простая поленница дров. Старики выходили во двор, собирали его руками, мяли, пробовали на вкус и удовлетворенно качали головами. Первый снег на апостола Фому[2 - День памяти святого апостола Фомы отмечается 19 октября (6-го по старому стилю).] обещал еще сорок относительно теплых дней до настоящей зимы, а то, что снег был сухим, являлось для них залогом благодатного и теплого лета!

В монастырской трапезной в тот день, как и во всех московских домах, на столах лежали свежеиспеченные караваи хлеба. Кусок хлеба был первым, что обязан был съесть тем утром каждый обыватель, чтобы принести в дом изобилие и сытость на предстоящую зиму. На Фомин день едва ли не законодательно запрещалось иметь пустые столы. Они должны были ломиться от яств. Чем пышнее застолье, тем сытнее зима!

Еще этот день был весьма хорош для составления планов на будущее, а сон был легкий, простой и хорошо запоминался. Ежели это было не так, то стоило поразмыслить почему. Ведь внутри сновидения скрывается тайный смысл, который может открыть глаза на важные вещи. Единственные люди, кому праздник не сулил никакой прибыли, были московские брадобреи, ибо считался он не самым лучшим днем для стрижки и наведения красоты.

Отстояв утреню и отведав в трапезной тушеные овощи и свежую выпечку с куриным мясом, Феона и Афанасий распрощались с Крестовоздвиженской обителью, что на Острове подле Смоленской, и отправились в обратный путь до Троицкой лавры. Их лохматый желто-пегий битюг, давно уже застоявшийся в монастырском стойле, тем не менее оказался не сильно рад, когда на него вновь надели жесткую сбрую и запрягли в повозку. Взбрыкнув пару раз и получив от могучего Афанасия увесистый шлепок по крупу, от которого невольно присел на задние ноги, меринок тут же смирился со своей участью и, покорно прядя ушами, выкатил телегу за ворота монастыря.

Миновав Аптекарский двор, телега выехала на набережную Неглинки у кремлевской стены и покатила вдоль государевых кузниц. За Моисеевским монастырем потянулись бесконечные торговые ряды: охотный, мучной, хлебный. Несмотря на ранний час и выпавший снег, все ряды кишели народом и шла бойкая торговля. Московичи активно торговались, хотя и старались делать это степенно, не повышая голоса до базарного ора. В Фомин день, по обыкновению, запрещалось вести себя дерзко, громко разговаривать и даже смеяться. Нельзя было быть неоправданно щедрым и расточительным, но и чрезмерная жадность порицалась. Москвичи не то чтобы во все это верили, но традиции старались соблюдать.

Всю дорогу отец Феона выглядел хмурым и задумчивым, точно его беспокоило нечто, о чем он предпочитал не говорить своему приятелю. Афанасий какое-то время терпел, молча поглядывая на Феону, наконец, не выдержав, осторожно спросил:

– Ты чего, брат, такой скучный? Все думаешь об отце Дионисии?

Феона ничего не ответил. Афанасий подождал и продолжил:

– Слышал я от братии, что архимандрита в Новоспасский монастырь «на смирение отправили». Значит, его хотя бы уже не бьют! А еще говорят, что в Москву засобирался Иерусалимский патриарх Феофан, который к отцу Дионисию всегда благоволил, да бывший патриарх Филарет из польского плена ему письма с поддержкой шлет! Так что, может, еще обойдется? Дело, глядишь, пересмотрят, а настоятеля и справщиков на волю отпустят!

– Все так, брат, – согласно кивнул отец Феона, – только я о другом думаю. Дело у меня тут незавершенное осталось. Сам же взялся помочь, а теперь бросаю, не выполнив собственного обещания?

– Да ладно тебе, не переживай! – беспечно отмахнулся Афанасий. – Мы же ненадолго. Только поможем нашим в Лавре поляков побить и обратно!

Феона невольно улыбнулся той легкости и беззаботности, с какой Афанасий решал сложные вопросы.

– Вот смотрю я на тебя, Афоня, и понимаю, что значит выражение: когда здравый смысл преодолевает любые препятствия, простота их в упор не замечает!

Афанасий задумался и удивленно посмотрел на Феону.

– Это чего, брат? Ты сейчас меня дурнем назвал?

Ответить монах не успел. На Введенском мосту напротив Кузнецкой слободы образовался большой затор из телег и повозок. Вездесущие зеваки гудящим пчелиным роем облепили непрочные поручни моста с риском самим свалиться в реку и с интересом разглядывали что-то, находившееся в студеной воде Неглинки. Феона легко спрыгнул с облучка телеги и направился посмотреть, в чем причина задержки.

– Ты куда? – воскликнул Афанасий, хлестнув свободным концом вожжей по морде упряжной лошади, чей хозяин попытался провести свою повозку в и без того узкий проход между двумя телегами. В результате непонятно кому адресованный вопрос прозвучал весьма двусмысленно.

– Осмотрюсь! – не оборачиваясь, произнес Феона, пробираясь сквозь гомонящую толпу ротозеев, основу которых составляли крестьяне из близлежащих деревень и простолюдины из московских черносошных слобод.

– Жмура… жмура нашли! – восторженно вопили мальчишки, для которых любое происшествие, случавшееся в городе, было увлекательным приключением, пропустить которое являлось бы для них непростительным легкомыслием, равным разве что глупости.

– Смотри-ка, опять потопленник! – покачал головой круглолицый мужик со всклоченной, как старое мочало, бородой.

– Где? Где потопленник, Митька? – плаксиво вопрошал другой мужик, как две капли воды похожий на первого.

– Экий ты олух, братуха. Вон, за опору зацепился! Видишь? Кажись, малец перекинулся?

Бесцеремонно отодвинув плечом спорящих между собой братьев, отец Феона посмотрел вниз через перила. На пологом берегу Неглинки со стороны Пушечного двора божедомы Варсонофьевской скудельницы[3 - Скудельня – божий дом, убогий дом.] и пришедшие к ним на подмогу решеточные сторожа крючьями пытались ухватить тело человека, застрявшее между мостовыми опорами. Мертвец, видимо, крепко зацепился одеждой за железный костыль и никак не поддавался, а лезть в холодную воду желающих среди скудельников и сторожей не нашлось. Оттого и возились столь долго, что успели собрать вокруг себя большую толпу. Наконец после долгих и тщетных усилий удача улыбнулась им, и запорошенное снегом тело получилось отделить от бревен опоры и подтащить к берегу.

Увидев для себя достаточно, отец Феона решительным шагом направился вниз, в сторону копошащихся на берегу людей. Он успел как раз в тот момент, когда тело вытянули на грязный берег и волоком оттащили под настил моста.

– Ни шагу дальше! – голосом, не терпящим возражений, рыкнул он на собравшихся под мостом. – Ничего тут не трогать!

Сторожа и божедомы с удивлением вытаращили глаза на дерзновенного монаха, разговаривающего так, будто всю жизнь только и делал, что отдавал приказы. Однако никто из них ни возразить, ни просто задать вопросы почему-то не решился. Отец Феона между тем, больше не обращая внимания на окружающих, присел на корточки перед утопленником. Ему сразу бросилось в глаза, что тело было слишком маленьким для обычного взрослого мужчины, но при этом слишком развитым для женщины или ребенка. Кроме того, одежда на нем была не совсем привычная. Так чаще одевались иностранцы, жившие в России. Взяв за сочащийся водой и пахнущий тиной рукав раскисшего в реке ярмяка, Феона перевернул тело на спину. Все лицо, руки и одежда мертвеца оказались изрядно выпачканными грязной жижей из прибрежной глины.

– Воды! – потребовал монах.

Один из сторожей без лишних вопросов схватил ведро и, наполнив его в реке, бегом вернулся обратно.

– Лей.

Феона рукой указал на труп. Сторож широко размахнулся и окатил тело с ног до головы.

Сразу после этого послышались испуганные возгласы за спиной монаха.

– Матерь Божья! Рожа черная!

– Никак анчутка? Сила бесовская!

В это время на берег тяжелой поступью спустился Афанасий и удивленно уставился на лежащего перед его ногами мертвеца.

– Узнаешь? – бросил быстрый взгляд на приятеля отец Феона.

– Мавр?