Жизнь российская. Том первый

Высоко в небе парил коршун, зорко высматривая вероятную жертву…

Он ждал момента, когда можно спикировать… когда можно схватить зеваку…

Будни и праздники Василия Кулькова

Жизнь, как она есть на самом деле

На берегу пустынных волн

Стоял он, дум великих полн,

И вдаль глядел. Пред ним широко

Река неслася; бедный чёлн

По ней стремился одиноко.

А. С. Пушкин

«Медный всадник»

Жизненные катаклизмы

Долгая дорога домой

Эх, путь-дорожка…

Где начало того конца,

которым оканчивается начало?

Козьма Прутков

Зима уродилась ранней и теперь была в полном разгаре.

Студёные дни не спешили отступать, не торопились они, да и не желали этого делать. Наоборот, стужа только усиливалась и ужесточалась, набирала силу и готовила новое наступление, более жуткое, новый натиск со свежим невероятным нажимом.

Мороз как с цепи сорвался. Рычал на людей и кусался. Люто и отчаянно.

По-зверски вёл себя. Он хотел показать, кто тут главный, кто тут хозяин.

Но порой всё же успокаивался, милостив был. Чего напраслину городить.

Правда, не долго такое спокойствие продолжалось. Нет-нет… да вдарит.

В общем, по-разному происходило. День так… день эдак.

Иной раз казалось, что холода надёжно упрятались под толстый слой рыхлого снега и притаились, выжидая удобного момента, который, впрочем, не заставлял себя долго ждать. В такие времена вылезал он из своего логова и… цап-царап!

Это точно. Нет-нет, да и случится так, что удалой морозец задумает нечто худое, выползет нахально наружу из своей уютной берлоги, пытаясь цапнуть за уши, нос, щёки и другие неприкрытые одеждой места снующих туда-сюда прохожих, стараясь пролезть под их тёплый убор сквозь любую щёлочку, через всякую прореху и укусить зазевашегося бедолагу своими острыми длинными зубами.

Люди нервно ёжились, тёрли лица, смахивали снежинки с ресничек, пониже натягивали шапки, поднимали воротники, кутались в шали, укрывались капюшонами, обматывались пушистыми шарфами, надевали тёплые перчатки и варежки.

Им было холодно и неприятно от невидимых прикасаний вездесущего Деда Мороза, а уж от укусов этого властелина мира орали благим матом, некоторые бедняги плакали навзрыд, уливаясь горючими слезами.

Да, и так тоже было.

Каждый по-разному воспринимал вмешательство в его личную жизнь.

Василий Никанорович сызмальства привык к лютым холодам и свирепым морозам, к любым невзгодам и неудобствам, был закалённым, многое мог стерпеть и выдержать, а уж этими хлипкими московскими хладами, по его разумению, невозможно было пронять настоящего сибирского мужика. Тем более забайкальца! Да и какие это для него морозы?.. Так… – шелуха одна… Вот у них там… в Сибири… морозы – всем морозам морозы.

Ого-го! Стужа зверская. Стужа страшная. Стужа непредсказуемая.

Врагу не пожелаешь. На лету стынет.

Плюнул – ледком упало.

Что ни говори, а он-то знает! Пробовал! На себе все эти «прелести» испытал.

И не единожды, а многократно.

А эти европейские хилые стыни для него… – так себе… – семечки.

Вася находился в своей стихии. Шёл как лось по лесу. Быстро. Уверенно. Ходко.

И в то же время осторожно, осмотрительно и даже с некой опаской.

Неровности, ямки и бугры под ногами непременно пытались сбить темп ходоку, то и дело нагло лезли под подошвы башмаков, задирались, вставали дыбом на пути.

Но… – не на того они напали. Ой, не на того…

Русский народ победить невозможно! Историей это доказано. И не раз.

Иногда он всё же оступался, залезал в рукотворное болото, обойти которое порой было просто невозможно.

Жижа из смеси снега, льда, воды и специальных химических реагентов тянула его к себе. Влекла. Он от неё. Она к себе. Он от неё. Она к себе. Кошмар…

И так по нескольку раз подряд.

Караул…

Да… нелегка дорожка… Тернист путь… Опасен…

А бывало, что и в ямы предательские проваливался, доверху заполненные этой серой, мутной, противной, гадкой, вонючей и пенистой мыльной жижей.

Фу! Фу-фу-фу… Лучше в неё не попадать.

Лёд коварный, неуёмный и снег неукротимый, которого тоже весьма много было навалено на тротуарах в огромном-преогромном количестве, неохота было дворникам и дорожникам убирать.