Рассказы Виктора Агаркова

Бычок возил овчарёнка в собачий питомник, где его натаскивали служебным премудростям настоящие инструкторы.

Жучок был евреем по наружности и по крови. У него там, в семье что-то не заладилось, и в какой-то момент урождённый Сергей Фрицлер стал Серёнькой Жуковым. Учился он хорошо, как и положено потомку Моисея. Был худощав, сутул и так бледен лицом, что преподаватели нередко волновались:

– Жуков, с тобой всё в порядке? А то иди домой – уверен (а) то, что мы сейчас будем проходить, ты уже знаешь.

Раньше, до меня, они совсем никак не пересекались – появился я, и создалось наше трио. Они тянулись ко мне и ревновали друг к другу. Бычок сказал – конечно, по секрету – они даже подраться хотели, чтобы выяснить, кто будет со мной дружить. В первые недели знакомства не вылазили из нашей квартиры, провожали меня во дворец спорта и терпеливо ждали конца тренировки.

Потом Бычок увлёкся своим щенком, а когда он подрос, заявил:

– Я теперь никого не боюсь.

И гулял ночами в парке Гагарина, осматривая тёмные кусты и закоулки, бросаясь на любой подозрительный шорох.

В последнее время Жучок тоже нашёл себе какое-то занятие – стал где-то пропадать. На уроках был рассеянный. Случалось, мог запеть вдруг или заговорить с кем-то не присутствующим. Учителя тихонечко отправляли его домой с провожатым, и качали в спину головой.

– Мужики, мне нужна работа, – объявил я. – Думайте.

Расспрашивать, уточнять они не стали – были в курсе моих последних злоключений. Посыпались предложения и их критика.

– Можно машины мыть на стоянке и у светофора.

– Это для мелюзги.

– Тогда машины разгружать, вагоны на базе какой-нибудь.

– Напарник нужен.

Оба съёжились под моим вопрошающим взглядом – ни физических возможностей, ни духовных желаний пойти в грузчики они не имели.

– Можно розничной торговлей заняться, – предложил Жучок. – Я знаю одну шарашку, там можно получить товар утром в кредит по оптовой цене, а вечером рассчитаться и сдать нереализованное. Очень даже удобно. Я с этого начинал свой бизнес.

– А ты у нас бизнесмен? – удивился Бычок.

– А то.

– Вот не знал, не замечал. Впрочем, вру – в буфете ты всегда за всех платишь, и на аттракционах тоже. Я тебя как-то спрашивал: «Откуда деньги достаешь?» А ты: «Из кармана». Я и подумал – дома дают. Оказывается, ты у нас самостоятельный.

– Подожди, – вмешался я. – И много эта суета даёт?

– Ну, какой день, а то и «пятихатку» можно выморщить.

– Нормально. А где торговать?

– В подземных переходах, в парке, на игровых площадках. Товар-то детский – «Марсы», «Сникерсы», жвачка, зажигалки, сигареты.

– И это разрешено?

– Гоняют. Менты, шпана.

– На шпану плевать, с ментами не поспоришь.

– Чего с ними спорить, собрал товар и в другое место – город большой.

– Слушай, а мне-то можно в эту шарашку засуетится?

– Слово скажу, и можно будет.

– Ну, так скажи.

– Скажу. Ты как насчёт завтра?

– Свободен весь день.

– Тогда я позвоню и скажу, где встретимся.

Дома перерыл весь гардероб, подбирая прикид для работы.

Утром, лишь только Жучок позвонил, натянул затасканные джинсы «Милтонс», майку с голой красоткой – её мне тётя Женя подарила (майку, конечно), а мама не выкинула лишь потому, что подарок. Долго она лежала нетронутая и вот пригодилась. Ещё куртку рокерскую, шляпу ковбойскую и тёмные очки.

Увидев меня в таком наряде, Жучок удивлённо хмыкнул. Под мышкой он держал картонную коробку, на плече болталась туго набитая спортивная сумка.

– Пошли.

Мы спустились в подземный переход у Никитинского рынка.

– Вообщем, товар взял под свою ответственность – тебе там незачем светиться. Торгуй, я на стрёме постою. Если вдруг менты – свистну.

– Поторгую, – я высыпал содержимое ящика на газетку, а потом аккуратно разложил всё на нём же.

Налетай, торопись, покупай, не скупись.

– Ты на сумку не садись – там тоже товар, – предупредил Жучок, достал из неё жвачку и ушёл за угол.

Я присел на корточки и оглядел свою витрину – какие-то флаконы, булавки, брошки, «сникерсы», «марсы», несколько номеров «Спид-инфо», ещё какая-то порнушка. Полистал и убедился, что на свете достаточно красивых женщин – на Ленке Григорьевой свет клином не сошёлся.

Прохожие сучили ногами, но никто не останавливался – прицениться, посмотреть.

Становилось скучно и хотелось крикнуть: «Люди, где же моя „пятихатка“?»

У противоположной стены сидела таджичка-нищенка с младенцем на руках, девочка лет пяти ходила вокруг неё, протягивая грязную ручонку прохожим. Когда обозначился разрыв в людском потоке, я поманил её пальцем. Она робко приблизилась, уставилась на меня прекрасными персидскими глазами. Чудо как хороша!

Я вручил ей батончик «сникерса». Девочка грязной лапкой цапнула его, и бегом к маме. Мой подарок бесследно исчез в многочисленных складках цветастого платья, а малышка обернулась ко мне, застенчиво и благодарно улыбаясь.

Что мне оставалось делать? Моё измученное сердце требовало любви и ласки, хотя бы такого беззащитного существа, как эта маленькая беженка. Я снова подманил её пальцем, но пустился на хитрость. Развернул батончик, отломил кусочек и сунул ей в рот. Девочка стремглав кинулась к матери, но вот беда – сладкий «марс» моментально растаял у неё во рту. Моя персиянка остановилась и обернулась ко мне – её прекрасные глаза были полны слёз.

Я позвал её жестом и, не выпуская батончик из рук, предложил откусить.

Мои опыты по приручению дикой персиянки прервал Жучок. Он достал из своей сумки жвачку, сунул в карман и усмехнулся: