Рахит. Сборник рассказов и повестей

– Верно говорят – на вору шапка горит.

Была мода на воздушных змеев. И опять Витька Чесян отличился – его бумажный летун, размалёванный под нахальную рожу, забирался под облака и там торчал даже при самом слабом ветре. С ним вообще никаких проблем не было. Лежит Витёк на травке и пальчиком бечевку подёргивает, чтобы хвостатая бестия совсем не уснул в заоблачных высях. Мне такого не сделать. Отец – на все руки мастер – пытался помочь. Но и его детище поднималось в воздух, если только я бежал, натягивая бечеву, во всю прыть навстречу ветру. А то вдруг вильнёт хвостом и носом в землю – тоже мне, пикирующий бомбардировщик. Короче, когда я у Чесяна выменял чемпиона всех воздушных змеев на какую-то ерунду, их полёты были уж не в моде – ни зрителей, ни помощников на поляне. Да и лето кончилось.

А в новом – другие увлечения.

У Калмыкова Борис Борисыча была будка рыбачья для подлёдного лова. Лето она коротала на берегу водохранилища, а с ледоставом использовалась по назначению. Однажды привёзли её и поставили в саду, а Толька с Борькой перебрались на лето туда жить. Ну, жить, не жить – ночевали там. И каждый считал за счастье составить им компанию. Тогда и случилось новое поветрие – в садах ли, в огородах все ринулись строить будки и оборудовать их для ночлега. Не в почёте стала ночёвка под крышей дома в кроватях на белых простынях. Куда как лучше – на и под старым трепьём, в цикадном гомоне с комариным припевом. Зато свобода – ни тебе родительского надзора: «Сына, домой!», ни сестриных наездов: «Ноги мыл?».

Я будку не строил – перебирался летом на чердак сарая. А вот друг мой Мишка сколотил в саду – с дверью, печкою, окном. Я там частенько ночевал, потому что вдвоём вдвое веселее. И совсем не скучно стало в наших самодельных домиках, когда провели огородами проводную связь.

Объясню, как это делалось. Наушник обыкновенной телефонной трубки – на одну клемму провод с гвоздём в землю, от другой тянем к абоненту (ох, и завернул!) в соседний огород. Всё, связь готова. Не верите? Вот и физик наш не верил. А когда предложили спор на интерес – пасовал. Плечами пожал:

– Ну, может быть. Разность потенциалов и всё такое. Земля это ведь огромный конденсатор – столько молний в себя принимает и ничуть не краснеет.

Звук, правда, в наушниках от такой связи еле слышный. Но потом Витька Ческидов догадался подключить их к радио, которое от 220 вольт. Музыку ночами слушаем, голоса всякие вражьи, и током нас не било, и наушники низковольтовые не горели. А вот тёте Стюре Грицай досталось – так крепко шандарахнуло, что не сразу и очухалась. А могло убить.

Через наши соседствующие огороды была натянута проволока для сушки белья. Мама постирает – развешает. Соседка Стюра Грицай тоже пользовалась после стирки. А мы с её Вовкой приспособили этот провод для телефонной связи, подключив к общей сети. И вот однажды накидывает тётя Стюра мокрыми руками сырое бельё на проволоку, а босыми ступнями землю попирает. Ну и дербалызнуло её. Да так, что….

Что говорить. Не рады были, что в живых осталась – всем досталось на орехи. Впрочем, пережили. Только провода надёжней прятать стали. А отец злосчастный снял и натянул нормальную бельевую верёвку.

2

Голубями увлеклись пацаны бугорские не без моего участия.

До того, как все буквально заразились к ним любовью, обитала стая на подворье у Жвакиных. Именно, обитала. Потому что голуби были таксебешные – сизари. Потому что хозяева их совсем не кормили. Летали эти бедолаги по полям, дорогам, перебивались воровством у кур на чужих дворах. И более того, Жваки ели этих вестников мира. «Оторвал башку и в лапшу». – Кокино выражение.

Друг у меня был, одноклассник Сашка Дьяконов – матершинник ужасный. За часто повторяемое: «Соси банан через диван» имел кличку «Банан». Но не суть в этом. Вот он держал голубей – дорогих, породистых. Жил возле общественной бани в конце Октябрьской улицы. Ходить к нему запросто было не просто – мимо Октябрьской не пройдёшь, а там шпана, того и гляди накостыляет. Потому и общались чаще в школе, а на лето расставались. Но в этот раз он меня сам нашёл. Понадобился ему фонарик. Похвастал я ещё в школе, что имею такую штуку. Отец с умыслом приобрёл: и подарок к моему дню рождения – не у всякого, даже взрослого парня, такой – и вещь на охоте крайне необходимая. Он так и напутствовал, вручая:

– Береги, сын, из рук не выпускай.

И говорю Сашке:

– Дать я тебе его не дам, но посветить могу. Чего ты хотел?

Оказывается к стае сизарей, что на чердаке бани обитали, прибился настоящий почтовый голубь. Дьякон мне его показал. Он чуть крупнее собратьев своих, и главное – на клюве во-от такие наросты. Короче, настоящий почтарь. Саня решил им завладеть, но днём ведь его не поймаешь, а в темноте голуби беспомощны. Вот и забрались мы с приятелем на чердак общественной бани. Испачкались, конечно, оцарапались, но нашли-таки приблуду. Бананчик его в клетку посадил вместе с голубкой. Через недельку, сказал, будут целоваться – а куда им деваться? Небось, Америку не открыл, что голуби целуются?

Когда их Саня на волю выпустил, почтарь только крыльями махнул – бросил суженную и на банной крыше снова воркует сизонькой голубке.

Снова Банан ко мне бежит. Снова шаримся по ночному чердаку. Нашли, схватили.

– Опять улетит, – пророчу я.

– Ну и хорошо, – ликует Банан. – Я его в Троицк свезу и продам. Бизнес буду делать.

Год прошёл, я и забыл об этом случае. А тут как-то Борис Борисыч Калмыков вручил сыновьям тридцать рублей и отправил в Троицк, снасти какие-то прикупить. Чтобы деньги хулиганы городские не отняли, собрали Калмычата толпу пацанов – проезд бесплатный пообещали и мороженое на десерт.

В электричке встретил Сашку Дьяконова – вёз на продажу известного почтаря.

– В который раз? – спрашиваю.

– Шестой, – гордо отвечает. – Он меня скоро богачом сделает.

Ну, богачом не богачом, а фонарик Банан себе приобрёл. К нам прибился. С нами по магазинам шлялся, а потом на базар всех затянул. Мужик-голубятник сходу десятку за почтаря предлагает. Банан торгуется, тридцатку просит. Мужик и не спорит:

– Согласен – стоит. Да денег сейчас нет. До пенсии ещё пару недель. Пойдём ко мне. Дам десятку и ещё пар пять хороших голубей.

Пошли всей толпой смотреть. Голуби, как на подбор – красивые, породистые, мохноногие, вислокрылые, с малюсенькими клювиками. Мужик объясняет:

– Это мартыны. Эти – жуки. Вон – бабочные. Выбирай – клетка в подарок.

Дьякон качает головой. А Борька Калмыков вдруг загорелся голубями.

– Бери, Банашка, я тебе, сколь денег есть, сейчас отдам за них, а остальные потом, со временем.

Сашка согласился – сделка состоялась. А Барыга, хитрец, на нас сэкономил – мороженое зажилил, да ещё пришлось от контролёров по вагонам бегать на обратном пути.

Став голубятником, Борька Калмыков шумную рекламную компанию повёл. Хвастал, как окупятся вложения, если каждая пара ему за лето три-четыре выводка принесёт. Да ещё играть он будет – на верность дому. Есть такая забава у настоящих голубятников – выпускают питомцев за много километров и пари на деньги заключают, чей раньше прилетит. Да и прилетит ли вообще? Ещё Борька грозился чужих голубей загонять.

Ну, и тронулся лёд. Все сразу захотели стать голубятниками. И раскрасилось небо над нашей улицей разноцветными стаями. А какие пируэты выделывали иные экземпляры – любо-дорого посмотреть. Нет, братцы, голуби это красиво. Это даже лучше воздушных змеев. Ну и заканючил я дома – хочу, мол, купите или дайте денег. Отец заколебался – вот-вот сдастся. А мама встала насмерть – только через её труп. И объяснение её упорству очень убедительное привела. Стиралась она исключительно дождевой водой, которую собирала крыша в бочки по углам дома. Без всяких солей и примесей водичка – щепотку порошка стирального бросила, и от пены нет спасения, не прополоскать.

– И чтобы в эту воду какие-то голуби…. От воробьёв спасу нет. Лучше бы рогатку смастерил да отучил их пакостить на крыше. Вообщем – нет, нет и нет.

Что делать? Пошёл к Мишке со своим горем. У него тоже нет голубей, но по другой причине – финансовой. Только что гроза закончилась – обходя лужи, пересёк улицу. Мишка доски строгает на верстаке.

– Что творишь? – спрашиваю.

Друг кивает:

– Домик гостю.

Проследил его взгляд. Под стрехой крыши притулился голубок – мокрый взъерошенный комочек.

– Грозой прибило, – поясняет Мишка.

– Дак ты бы его сначала поймал, – советую и предлагаю – Хочешь, к Рыбаку за сачком слетаю?

Друг мой:

– Куда он денется?

Мишка ещё голубятню не закончил, солнце обсушило приблуду – он сначала на конёк вспорхнул, а потом и вовсе отлетел в ему лишь ведомом направлении.

Мамайчик вздохнул вслед и предложил голубятню мне:

– Хочешь, подарю?

У Вовки Грицай та же беда – денег нет, а моде следовать хочется. Что он придумал – пошёл к леснику и нанялся сосёнки пропалывать. Маленькие, конечно, те, что от роду год-два. Через месяц у него в кармане лежал целый червонец (десять рублей). Поехал Вовка тайком от народа и приобрёл пару жёлтых трубачей.

Это, я Вам скажу, птицы! У них хвост как у павлинов – огромный, веером. Их даже слабый ветерок с ног опрокидывал – ещё бы, походи с таким опахалом. А цвет – жёлтый, удивительный. Вся улица и с дальних краёв ребята побывали у Вовки во дворе – всем любопытно взглянуть на диковинных птиц. Летать они, конечно, не летали. Я имею ввиду основные голубиные достоинства – заходить в точку, кувыркаться в воздухе, на хвост падать. Так себе – порхали над крышей, а чаще ворковали и целовались. Вскоре кладку сделали и сели на гнездо.