Сила Берендея с нами навек

– А почему ты сейчас один? Где отец? – не унимался воевода.

Малушка молчал, горло сдавил комок, и он с трудом выговорил:

– Померли они все в зиму. Как снег упал братейка с сестрой померли. В самый мороз матушка упокоилась. А ближе к весне и батюшку лихоманка свела.

Воевода вздохнул сочувственно и крикнул в сторону ворот:

– Эй, Баламошка, подь ко мне.

Из крепости выбежал небольшого роста мужичок, обутый в неряшливо сплетённые лапти – одна онуча расплелась и тянулась за ним змейкой. Худые голые руки смешно выглядывали из одетого мехом наружу кожуха с оторванными рукавами. Голову венчала островерхая шапка.

– Звал, батюшка воевода? – почтительно склонившись, спросил Баламошка.

– Поручаю тебе сего отрока, – указал на Малушку воевода. – Своди его в баню, накорми, одень, как подобает, да ко мне в светлицу для разговора приведи.

Воевода еще раз окинул взглядом стоящего пред ним Малушку, повернулся и вошел в крепость.

Баламошка улыбнулся:

– Айда, милёна моя, в крепость. Банька у воеводы знатная. Попаришься с дороги.

Малушка с неохотой пошел за мужичком. Он не заметил как Баламошка переглянулся с дородным мужиком, прятавшимся в тени ворот.

Вместо бани Баламошка привел мальчика к каким-то развалинам у восточной стены крепости. Пол уже зарос травой и кустами, а пустые проёмы в стенах свидетельствовали о том, что когда-то в них были окна.

Поведение дурачка озадачило.

– Здесь ты и посидишь, – сказал Баламошка, подталкивая его вперёд и доставая из кармана верёвку. – Ничего с тобой не случится. А время придет, выпущу.

Малушка попятился.

– Ты что удумал?

Дурак заскрежетал остатками зубов и сильным толчком сбил его с ног. От удара о камень у Малушки закружилась голова. Однако он нашёл в себе силы вскочить на ноги и попытаться достать нож из котомки. Баламошка оказался проворнее. Заломив ему руки за спину, он связал запястья верёвкой, край котомки сунул кляпом в рот и затянул тесёмку узлом на затылке. Подтащил брыкавшегося мальчишку к яме среди развалин и столкнул вниз.

Удар от падения смягчили росшие в ней заросли малины и кипрея.

Когда Малушка взглянул вверх, увидел в глазах Баламошки страх и гнев.

– Я не хочу тебя убивать, – будто оправдываясь, сказал дурак. Теперь в его взгляде странным образом смешались злость и обида. – Но ты не вовремя здесь появился. Так что звиняй….

С этими словами Баламошка прочь пошел, а Малушка сел, упираясь в стену голбца.

Что это было? Чему (кому?) он помешал, появившись в крепости? Что затеял хитрый дурак? И почему он не выполнил приказ воеводы?

Десяток вопросов и все без ответа. Голова раскалывается, руки связаны, во рту собственная котомка. Мальчик помотал головой, в попытке избавится от нее. Тщетно. Хоть вой от тоски безысходной….

Дарёна, умытая и причёсанная с лентой, в косу вплетённой, в сарафане новом, подвязала косынку на голову и побежала во двор.

– Куда ты, Дарёнушка? – всполошилась нянька.

На её крик из горницы вышла Всеслава и с улыбкою посмотрела дочери вслед.

– Должно быть, к спасителю своему побежала. Вот егоза!

Добряна показала ей узелок:

– Так прихватила бы пареньку обнову – не в ремках же воеводе ему являться.

– И то верно, – спохватилась Всеслава и велела девке. – Беги, Хорина, догони, верни – пусть портки возьмёт новые для спасителя своего и рубаху. А уж кожушок расшитый я сама ему подарю.

Дородная сенница пустилась в погоню за юркой девчушкой. Махнула рукой мужику, случившемуся в воротах усадьбы:

– Держи её!

Бородатый присел, расшаперев руки – ну, чисто ловец козлят на лугу.

Дарёна со смехом кинулась в сторону, понеслась вдоль забора – всё равно ушмыгну! Челядь дворовая, забыв все дела, кинулась её ловить.

Мать и нянька Добряна с улыбками и любовью в глазах смотрели на весёлую чехарду погони. Гоготали гуси, собаки лаяли, взбалмошно носились куры; опрокидывались пустые кадки, деревянные вёдра с водой – кутерьма кутерьмой!

– Три дня в доме тихо было, – сказала бабка Добряна, шмыгнула и утерла слезу уголком платка.

– Да будет тебе, – ласково шлёпнула её по руке Всеслава, не стесняясь счастливых слез. – Пусть гомонятся: все ведь скучали.

Наконец, Дарёну поймали и за руки подвели к крыльцу.

– Ну, скажи мне на милость – в кого ты скаженная такая? В лесу потерялась. Из леса пришла в штанах вместо платья. Дело ли это девичье? – Всеслава со строгим лицом отчитывала дочь. – Вот спасителю своему возьми портки да рубаху – пусть после бани оденется в чистое. Как воевода с ним отглоголит, домой приводи – покормим его.

– Думаешь, он опять в лес пойдёт? – тревогой подернулся чистый взгляд Дарёны.

– А ты поуговаривай, – хмыкнула нянька Добряна. – Докажи, что ты нашего бабьего племени.

Не успела Всеслава к самовару сесть, как у крыльца появилась плачущая Дарёна. Мать всполошилась – кто посмел обидеть дитя!? Девочка присела на ступеньку и, всхлипывая, сказала матери и нянюшке, ждущих её слов:

– Нету Малушки в бане. Она и нетопленая стоит.

– Как это нетопленая? Кто посмел приказ воеводы не справить? – возмутилась Всеслава.

Дарёна вздохнула, смахнула со щек слезинки:

– Я пришла, а там возле заплота банщик дрова колет. Он и сказал, что никто ему не велел баню немедленно топить.

– Не плачь, доченька, ты иди с нянюшкой в светелку, повышивай, а я к отцу пойду, все узнаю, – Всеслава погладила дочь по голове, поправила кичку и, накинув сверху платок, величаво вошла в дом, направляясь на мужскую половину.

– Ты, Важин, странные слова баешь, – воевода с недоверием смотрел на волхва. – Почему я должен верить тебе?

– Былята, ты не зря поставлен князем над крепостью, – волхв, опираясь на посох, дошел до лавки и сел. – Своим умом и сильным сердцем заслужил ты княжее благословение. Дружина тебя уважает, в посаде народ тебя любит. Но от предательства даже ты не защищён. Карна и Желя скоро в крепость придут, ведомые Мораной, ежели ты меня не послушаешь.