Хождение в пятую власть

В промышленном отделе его заведующая Зина Попова пожелала мне творческих свершений; сотрудница Тома – успехов в любви.

Корректорши Юля и Люба мне улыбнулись.

Вот и вся редколлегия газеты «Ленинское знамя» – органа Увельского райкома партии и Южноуральского горкома КПСС – куда я своим желанием и волею Деминой поступил на работу.

Совесть, чего ты от меня хочешь?

Разве не сказал один мудрец: «Ничего лишнего», и другой: «Все мое несу с собой»?

Я должен оставить за собой право быть в одиночестве и сохранить свободу.

Молодой, здоровый, образованный, умный, свободный…. Да ведь это счастье!

Меня никто не любит – это плохо. Но ведь и я никого не люблю – а это хорошо!

Когда нет любви, думаешь только о себе и отвечаешь только за себя.

В нашем мире нет ни счастья, ни несчастья – то и другое постигается в сравнении.

Зло притягивает зло и не исчезает без следа.

Надо прикоснуться к смерти, чтобы понять, как хороша жизнь.

У каждого свои изъяны, но лучше существовать с ними, чем лежать в могиле.

Вся человеческая мудрость заключена в двух словах – жди и надейся.

Такие мысли занимали голову….

А меж тем, на дворе буйствовала весна, размягчая сердца, пробуждая мечты.

– Эх, вот теперь бы с ружьишком куда-нибудь на болото! Как, Анатолий Егорыч, а? В шалашике на заре посидеть у чучелов… хорошо, да?

У меня прямо слюнки потекли, а Акулич не унимается:

– А потом у костерка чайку с дымком да хорошую чарочку, чтобы каждому мускулу стало тепло. После праведных трудов-то не грех, а?

И начались охотничьи воспоминания. Потом разговор сворачивал на газетные дела. И надо было звонить в хозяйства – добывать свежие информашки для колонки новостей….

В четырех стенах отдела сельского хозяйства светло и тихо – шуршит перо шариковой ручки о лист бумаги. Где-то за пределами этих стен идет борьба за урожай, вершатся большие и малые события, бурлят страсти, и каждый день накладывает какой-то новый штришок на душу человека и район – частицу страны, строящей коммунизм.

Я приходил в редакцию одним из первых, а уходил последним – уборщица выгоняла. Лена в золотистых пятнышках веснушек, осыпавших ее энергичное лицо, входя в кабинет, всякий раз подмигивала – дескать, как она, жизнь-то, ничего? И вместе с ней с веселым шумом ее плаща врывался свежий и влажный воздух увельской весны. Потом она спускалась в типографию и приносила свежий номер (газета выходила четыре раза в неделю). Торопливо искала свои материалы и читала вслух. Читать она умела как-то по-своему – так сказать, активно: то поднимала указательный палец, подчеркивая важность мысли, то осуждающе качала головой на негативность.

Самым радостным часом в отделе сельского хозяйства было, когда в дверях с таинственным видом, держа за спиной руки, появлялась секретарь Галкина и, оглядев нас сияющими глазами, произносила:

– А ну, кто сегодня плясать будет?

Это значило – прибыли письма с периферии. Те, что приходили из города или поселка, попадали на стол Нине Михайловне. Сельские письма звали в дорогу, и выпадали на нашу долю. Писали старые и молодые, грамотные и не очень; писали жены, требуя «приструнить» разболтавшихся мужей; писали немощные старики, прося помощи или житейского совета; писали пионеры, свидетели хищений или нерачительного отношения к природе. Все эти письма требовали тщательной проверки, каких-то действий по подтвердившемуся факту, и уж потом публикации.

Лена читала их с великой радостью, а потом делила в духе Попандопуло:

– Это мне, это тебе, это опять тебе, это снова тебе….

Если я оставался без писем и обижался, то говорил:

– Будешь в селе, попроси народное средство, которым старушки выводят веснушки.

Она пальцем грозила:

– Женю на себе! А пока не скучай, готовь передачу, читай Аграновского.

Подарила сборник его статей.

Вот журналюга! – очерк напишет и точно в цель: за негативный героя снимают, за позитивный – звезду на грудь!

– Читай, читай, – настаивала Селезнева, – книга тебя журналистом сделает.

И я прочел от корки до корки.

– Уже? – хитровато спросила Лена, когда попытался вернуть подарок. – Ну, что скажешь?

– Он работал в Москве, в центральной газете – у нас таких возможностей нет.

– Но ты же окончил космический факультет!

– У него три высших образования.

– Но ты же окончил космический факультет! – настаивала Селезнева.

– У него вся семья – писатели и журналисты; он, так сказать, потомственный….

– Но ты же окончил космический факультет!

– Клянусь грудями святой Магдалины! а ты будешь щеголять в конопушках до Второго Пришествия!

И на ее угрозу:

– Смотри, пожалеешь, дорогой шеф: в личных делах я невезуч безобразно.

Счастье бывает эгоистично. Мучая Лену профессиональными вопросами, сам не задавался никогда – а как она ко мне относится в половом плане? Впрочем, о чем я? – обычно женщины уже знают то, о чем мы, мужики, даже не догадываемся. А вот отец мне дельно советовал – уходя на работу, вытаскивай мозги из штанов.

Май наступил.

У окон пресс-клуба, выходящих на запад, на ветках тополя распустились клейкие листочки; из-под них выбились мохнатые красные сережки, похожие на жирных гусениц, из которых скоро полетит пух. Они терпко пахли солоноватым запахом, и аромат их, врываясь в открытые окна, кружил голову. Словно в гостеприимно раскрытые двери порой влетали сюда воробьи и скакали по подшивкам газет, разложенных на столах. И оставляли следы. Ругалась уборщица, закрывая окна.

А мы собрались тут под праздник на «междусобойчик» – без начальства и «стариков».

Акулич за старшего: