Путь к познанию

Спрятавшись от дочери в тропических зарослях, мы предавались с Электрой любовным утехам.

– Ты не боишься забеременеть, – спрашивал её.

– Я этого хочу.

– А вдруг эмбрион получится с моими наследственными признаками и станет причиной твоей гибели?

– Ты не позволишь хищникам растерзать меня.

– Ваши мужчины не спасли остальных женщин.

– Наши мужчины утратили основные мужские качества – зачинать и защищать. Они не умеют проливать кровь. Ты не такой. Ты можешь убить за любимого человека.

– Да, могу.

Жена, дочь – они любят меня, они верят мне, готовы за мной на край земли, но как невольницы послушны своему вожаку. Как разорвать эту родовую связь?

Билли подсказал идею и пособил своими связями – мне дали в управление толику Всемирного Разума.

– Собери народ, – попросил Электру. – Будет представление.

Впрочем, масштабы затеваемого не требовали зрительного зала – ареной служила лагуна, а она видна практически с любой возвышенности острова, ну и с берега, конечно.

– О-пля! – как заправский факир взмахнул руками.

В то же мгновение раскололись небеса, и на водную гладь упал торнадо. Нет, не страшный, всё ломающий смерч, а его ласковый брат – изящный вращающийся столб, который засасывал в воронку воду, поднимал её метров на тридцать и низвергал фонтаном. На его брызгах вспыхнула радуга.

– Как здорово! – Диана сорвалась с места, едва касаясь ступнями песка, устремилась к береговой черте. А потом прыгнула и легко взмыла к вершине фонтана. Она невесомо парила на его бутоне, ныряла в струи, пыталась поймать радугу – её звонкий смех далеко разносился над окрестностями.

Будто мановением волшебной палочки водная гладь вокруг фонтана вспучилась американскими горками, прохладными гейзерами. Белогривыми конями вспенились волны, понеслись по лагуне, как арене цирка – в карете моя ликующая дочь….

Водная феерия продолжалась до заката. Потом была ночь. Я лежал на берегу лагуны в объятиях Электры, Билли вырвал меня из других объятий – Морфея.

– Очнись, Создатель, Любовь Александровна хочет говорить.

– Что, дорогая? – моя мысль пронеслась через моря и океаны, горы и степи, на другой конец Земли.

– С Костей беда. – Люба всхлипнула. – Обозначь координаты, я пришлю за тобой летательный аппарат.

2

– Как это произошло?

Мы сидим с Любой в её кабинете Центра Космических Исследований. Она не спешит с ответом, всматривается в моё лицо. Глаза строгие и грустные, по щекам бегут слёзы. Сколько лет мы не виделись? Наверное, со времён Всемирного потопа. Да нет, чуть позднее – со дня похорон Даши. Эх, Гладышев, Гладышев, вечный скиталец. Такая женщина красу проплакала, тебя ожидаючи….

Нет, это я для красного словца загнул – Любовь Александровна не утратила былой красоты, изящества фигуры, утончённости манер премьер-леди, только добавился некий скорбный налёт. И, быть может, это впечатление остановило мой порыв к нежным объятиям….

Мы встретились в компьютерном зале ЦКИ. Сотни глаз, забыв о мониторах, устремились на нас. Космические тела и просторы в эти минуты были предоставлены самим себе – их исследователям невтерпёж было узнать, как, спустя годы разлуки, встретит своего Одиссея Пенелопа. Общественное любопытство сковывало, гвоздило к паркету, не давало воли чувствам.

– Здравствуй, Гладышев.

– Здравствуй, дорогая.

Люба шагнула ко мне, уткнулась в грудь. Осторожно взял в ладони её плечи. Мы не целовались к огорчению присутствующих. Постояли с минутку, привыкая, а потом прошли в её кабинет.

– Как это произошло?

Она не спешит с ответом.

– Ты…. возмужал. Волосы седые…. Глаза…. Глаза твои в морщинах. Нагулялся?

– Погулял, причины были – о них потом. Что с Костиком?

– Авария на околоземной орбите. Космический мусор пробил корпус спускаемого аппарата. Он потерял управление и упал в океан.

– Место падения зафиксировано?

– Да, но аппарат не сканируется. По всей вероятности опустился не на дно океана, а угодил прямиком в глубоководную впадину.

– Там она есть?

– Там она есть, – как эхо повторила Люба.

– Что предпринимается?

– К месту падения идёт поисково-спасательное судно.

– Сколько времени прошло?

– Вторые сутки как.

– Есть надежда?

– Разгерметизация аппарата произошла на орбите, и в кабину проник жуткий космический холод. Потом падение – аппарат превратился в раскалённую сковородку в плотных воздушных слоях. В довершение – океанская впадина, на дне которой невообразимое давление. Ни одно живое существо не в состоянии пережить подобные кошмары. Если только оптимизатор….. Понимаешь, оптимизатор Константина подаёт сигнал: «Я жив». Он говорит от имени человека: «Я жив».

– Хочешь сказать – это не возможно?

– Допускаю, что с экстремальными температурами оптимизатор может справиться и уберечь носителя. Но давление…. Это невозможно.

– Но сигналы идут? Значит, есть смысл у хлопот. Сможем опуститься на дно впадины?

– Будем пытаться. На борту спасателя батискаф последнего поколения, ещё не прошедший «полевые» испытания. Заодно….

– Когда смогу вылететь к месту погружения?

– Мы полетим вместе, – сказала Люба, сказала другим, ну, просто воркующим голоском. А взгляд…. нежный, влекущий. Я придвинулся.

– Лёш, не надо…. Не здесь…. Идём домой…. Господи, спасите от насильника.