Растяпа. Не прошедшие горнило

– Мне кажется, рационализаторская работа более достойна для инженера и коммуниста, – гнул свою линию Монастырников.

– Вам партком поручил меня наставлять уму-разуму? – спросил я, нарочито растягивая слова.

– Не без этого, – ответил Монастырников каким-то деревянным голосом и заерзал седалищем на стуле.

– А вы уверены, что вам по плечу эта работа?

Старший мастер с трудом сглотнул:

– А какие проблемы?

– А такие, что таксу, натасканную за кроликами, пустили на волка.

Монастырников бросил беспомощный взгляд на Николая Ивановича – мол, будь свидетелем: мне угрожают.

– А что вы, собственно… имеете в виду? – пролепетал он.

– То, что сказал.

Монастырников сглотнул и, почувствовав, как подпрыгнул кадык, предпринял безуспешную попытку спрятать свое волнение и страх. Значит, в парткоме не ошиблись, и перед ним настоящий враг партии – из тех, что в былые годы расстреливали без суда и следствия. Монастырников содрогнулся от мысли – этот человек способен на все.

Я заметил его страх.

– Итак….

– Что – итак?

– Как вы думаете со мной работать – следить и докладывать?

– Направлять и подсказывать, – заторопился Монастырников. – К примеру, считаю вам надо бросить работу токаря и заняться рационализаторством.

– У меня есть опыт работы по оформлению рационализаторских предложений – я могу рассчитать экономический эффект от его внедрения. Если есть на заводе ребята-новаторы, я готов войти с ними в долю. Их идеи, мое экономическое обоснование и техническое исполнение в чертежах – навар пополам. Объявите через партком по цехам.

– Вот опять, – встрепенулся ум-честь-и-совесть завода. – Я вам дело, а вы мне про деньги. Есть ли на свете то, что вы любите бескорыстно?

– А как же! – жену и дочь.

Лариса мне поощрительно улыбнулась, а Монастырников поймал мысль налету, как собака кость:

– Вот видите.

– Но… жена у меня красавица, дочь умница – мне их надо кормить и одевать. Где деньги брать?

Лариса выставила большой палец – класс!

– Все любят жен и детей, – заныл Монастырников, – но не теряют при этом облик коммуниста.

– Я плачу партийные взносы, – подсказал ему мысль.

– Я тоже плачу, – подтвердил Монастырников.

– На наши взносы безбедно живет секретарь парткома завода.

– Он получает, сколько положено и не стоит у станка во вторую смену.

– Сам не стоит и мне хочет запретить – как же мы будем строить коммунизм?

Монастырников поскреб шею жестом алкоголика:

– Коммунизм, милый мой, прежде всего строится в душе, в сознании людей.

– Известная песня. А Америку проще догнать с голым задом – ни штаны, ни юбки бежать не мешают.

– Вы не согласны с линией партии?

– Всегда «за», когда эта линия не мешает мне жить.

Монастырникова мой ответ явно задел за живое. Казалось, он готов был броситься на меня с кулаками, но потом выражение его лица изменилось.

– Молодой человек, – сказал он почти задумчиво. – Откуда у вас такие взгляды? Вас воспитали, образовали – и что получили?

– А получили то, что теперь понимаю, что народ и партия это я. Если мне хорошо, то и народу с партией не на что обижаться, а государству вообще зашибись. Это же элементарно – государство сильно своими гражданами.

– А я считаю, что могущество нашей страны в ее ядерном щите и самоотверженном духе народа.

– А к врачу обращались?

Лариса прыснула, Николай Иванович осуждающе покачал головой, а Монастырников побагровел до состояния апоплексического удара.

– Мальчишка! Да как ты смеешь?

Я примирительным жестом поднял вверх руки:

– Ладно, согласен – это был глупый вопрос. Я сказал, не подумав.

– В следующий раз думай!

Помолчав, он добавил неожиданно:

– Я хочу, чтобы ты пересмотрел свои взгляды….

– Так уверенны в своей правоте?

– Иначе откажись от членства в партии.

– Я, право, не знаю…. Газеты почитать, так это вашего брата, ее ветеранов, гонят из партийных органов – ЦК, обкомов, горкомов…. Может, как раз вам, старым партийным кадрам пора на покой, где вы не будете нам мешать перестраивать страну?

Глаза Монастырникова словно покрылись тоненькой коркой льда.