Следователь по особо важным делам

– Да, слушаю. Какое утро? Я уже скоро обедать собираюсь. Это вы там только что встали… Идет нормально. Надо справиться у Ильина. Он даст самый точный процент – до сотых включительно. – Мурзин некоторое время поддакивал в трубку, изредка поглаживая бритую макушку. Про себя я уже назвал его Котовским. – А нельзя без меня? Если вам все равно, пошлю Ильина. Будь здоров.

Он с треском опустил трубку и стал вертеть диск другого аппарата.

– Объясняю… Кто это? – спросил он по телефону. – Николай Гордеевич у вас не объявлялся? Куда уехал?

Директор нажал на рычаг и снова стал набирать номер.

– Выходит, надо заново все поднять. Чтобы люди наконец успокоились. Верно я говорю?

Он махнул рукой: сейчас, мол, продолжим…

– Николай Гордеевич, насилу тебя разыскал. Ты уж не в службу, а в дружбу, надо быть в районе к часу у второго секретаря. Я бы мог, да ты им выложишь все как на тарелочке. Не забудь про транспорт. Рогожин, анафема, опять будет клясться, что выслал двенадцать, а прибыли восемь. Сам проверял сегодня. И один шофер пьян в стельку. Кто его знает, со вчерашнего или уже с утра успел приложиться? Это подчеркни особо. Уже третий случай. Шенкелей этому Рогожину, шенкелей. Я заеду, не беспокойся.

Он закончил телефонный разговор.

– Вы спросите почему? Много я видел. И войну прошел. Как бы худо ни было, а человек стремится прежде всего жить. Невмоготу, кажется, уж лучше сдохнуть, чем такая жизнь, а все-таки помирать не хочется. А тут… Или я чего-то не понимаю, или ненормальность какая-то. Да ведь с виду нормальная, жизнерадостная. Погубил себя выходит, человек, похоронили, а виновных нет, верно я говорю?

– Что я могу вам сказать, Емельян Захарович?.. – Пока директор совхоза разыскивал этого неуловимого Ильина, у меня потерялась нить беседы. – В настоящее время я знаю не больше, чем следователь, который вел расследование до меня. От вас слышу только общие рассуждения, хотя они мне понятны. По-человечески, по-граждански…

– А что? Вы хотите, чтобы я указал виновного? Я его не знаю. Может, я виноват. Обидел чем-то ее. Не создал условия. Может, Иванов, Петров, Сидоров…

– Залесская обращалась к вам с какой-нибудь просьбой?

– С просьбой – нет. А когда ее выбрали в группу народного контроля, пришла. Говорит, не справится, мол. Я ей говорю: справишься, актив поможет. А кто ее знает, может, она кого обидела или ее… Верно я говорю?

– Постойте, она раскрыла какое-нибудь крупное хищение или злоупотребление?

– Что значит – крупное? За это тянут к вам. Так, мелкие недостатки.

– И все-таки подробнее, пожалуйста.

– Я уж и не припомню всего.

– Выходит, у нее были враги?

– Не знаю. В этом как раз и следует разобраться…

В дверях появился заспанный, растрепанный человек.

– Звали, Емельян Захарыч?

– Звал, Еремеев, звал. – Мурзин поморщился. – Причесался бы для порядку. Стыдно…

– Ладно уж, мои вороные-пристяжные не обидются…

– Перед людьми стыдно. Вот что, если опять из Лесковского пруда будешь воду возить, поставлю навоз чистить!

– Так эвон какого кругаля давать…

– Надо будет, так и за двадцать верст ездить будешь!

Это тебе не свиньи, а люди! Верно я говорю?

Мужчина провел рукой по взлохмаченной голове и медленно вышел из кабинета.

– Вот так работаем, – покачал головой директор совхоза. – Пока сам носом не ткнешь, не слушаются… Ну, какие еще у вас вопросы? Давайте уж все выяснять.

Я улыбнулся:

– Ну, сразу так, наверное, не получится.

– Ясное дело.

– Залесская упоминала в предсмертном письме о своей связи с кем-то. Может быть, это был кто-то из работников совхоза. У вас нет никаких предположений?

Мурзин посуровел:

– Хотел я и об этом. Прокурору не писал. Не по назначению, если так можно выразиться. Но вам сказать считаю нужным… Не везет нам с главными агрономами. Один не поладил с районным начальством. Уехал. Другой, Пащенко, покрутился немного, посчитал, условия для него не те. Перспективы, мол, нет. И был таков. О нем я не жалею, рад, что избавился. Ни богу свечка, ни черту кочерга. Наконец, приехал Ильин. Николай Гордеевич. Не жалуюсь, работник хороший. Боюсь, и его выживут. Плюнет на все, уедет, тогда что?

– Почему?

– Болтают, что Залесская имела в виду именно его.

– Предположим, вдруг действительно он?

Мурзин ответил резко и категорически:

– Не верю!

– Тогда что ему бояться?

– Сплетни могут кого угодно довести. Верно я говорю? Зачем человеку ронять авторитет?

– Возможно. Я Ильина не знаю… А он давно у вас работает?

– Сейчас скажу. С марта. С ним посевную провели. Не знаю, что там другие, а я ему верю.

– Если не Ильин, как вы говорите, то значит – другой. У вас подозрений нет?

– Не-не-не. Тут помимо наших приезжие бывают, не уследишь. Летом студенты помогали строить. Из Томска.

Коровник поставили. Не видели? Покажу. Чудо будет. Студенты – народ молодой, горячий. Еще – механизаторы из других мест. Рабочих рук не хватает…

– Значит, местных, своих, вы исключаете?

– Об этом я не говорю. Но если бы наш, пошли бы разговоры. Все знают друг друга…

– Вы же не доверяете сплетням…