Черная вдова

– Еще гость, – приветливо произнесла председатель, вглядываясь близорукими глазами в Глеба. И, узнав, обрадовалась: – А, сынок Семена Матвеевича!.. Ну, с праздником! Проходите…

– С праздником, – машинально ответил Глеб и поспешно сказал: – Понимаете, отец… В общем…

– Ну, что отец? – нетерпеливо произнесла хозяйка.

– Утонул, – выдохнул Глеб.

– Как? – вырвалось у женщины. – Где?

– На озере… В машине… Под лед.

– Постой, постой, – властно приказала хозяйка, – зайди-ка. – А в комнату, где загремела музыка, крикнула: – Тише там!

Глеб зашел в сени, сбивчиво рассказал о случившемся.

– По озеру? На машине?! – всплеснула руками председатель исполкома. – Как же так? Ведь там лед вырубают для совхозного холодильника и частных погребов!.. Он же сам место указал… Как же это?!

Из комнаты вышел встревоженный мужчина.

– Ты чего, Егоровна, шумишь? – спросил он.

– Ой, горе, горе! – заплакала Надежда Егоровна. – Семен Матвеевич в прорубь угодил! – Забыв снять фартук, она накинула шубу, вязаный платок и толкнула входную дверь, бросив на ходу: – Не ждите меня, Кузьма…

Здание исполкома находилось через два дома. Там Надежда Егоровна засела за телефон.

А в это время Вербицкий с дочерью нерешительно топтались у входа в ярцевский особняк. Тяжкое бремя выпало на их долю – сообщить Злате Леонидовне о смерти мужа. Какие слова найти, как подготовить?…

Наконец решились, вошли.

Их встретил запах ванили, корицы, жарившегося в духовке мяса с чесноком и специями.

– Ну, молодцы! – бросилась навстречу хозяйка в длинном сверкающем платье с люрексом, с красивой высокой прической. – Я уж боялась, что опоздаете… Думала…

Она осеклась, переведя взгляд с Вики на ее отца, затем на открытую дверь.

Вербицкие молчали.

– Что?… Что случилось? – спросила Злата Леонидовна. – Говорите же! Ну!

Девушка не выдержала. Зарыдав, она чуть ли не упала на руки Злате Леонидовне. Та, не сводя расширенных глаз с Николая Николаевича, прохрипела:

– Где Семен?

– Беда, Злата… – выдавил наконец Вербицкий. – Мужайся… Семен там, на озере… Словом, погиб… Глеб поднимает людей.

У Ярцевой задрожали губы, изо рта вырвался какой-то клекот. Она стала оседать. Николай Николаевич едва успел подхватить ее. Вместе с дочерью он втащил впавшую в беспамятство женщину в комнату и уложил на диван рядом со сказочно убранной елкой и праздничным столом, заставленным всевозможными яствами, бутылками шампанского и белоснежными конусами накрахмаленных салфеток у каждого прибора.

Глеб потерял ощущение времени. В сельисполкоме то и дело хлопали двери, заходили и выходили какие-то люди. Он забился в уголок кабинета и отчужденно наблюдал за этой суетой. И еще жадно пил тепловатую воду из графина, обнаруженного рядом, на тумбочке. Непрестанно звонил телефон. Надежда Егоровна отвечала четко, коротко.

Вдруг она положила ему на плечо руку.

– Поехали, Глебушка, – ласково сказала Надежда Егоровна.

Он покорно вышел за ней на улицу, где их поджидал лейтенант милиции на мотоцикле с коляской.

– У меня машина, – предложил было Ярцев, но председатель вздохнула и уселась в коляску.

– Куда тебе за руль. За версту перегаром несет…

Глеб взобрался на заднее сиденье.

Расступились люди, стоявшие возле исполкома, лейтенант медленно выехал на главную улицу и там уже прибавил газу. Ледяной воздух щипал за щеки, лез за ворот, в рукава тулупа, вышибал из глаз слезы. Глеб чувствовал, как от холода коченеют губы, скулы. Правда, головная боль стала медленно отступать.

Если бы Глеба спросили, за сколько они домчали до места, он не смог бы ответить. Показалось – в считаные минуты. Когда мотоцикл подъехал к озеру, Глеб удивился количеству машин и людей, сгрудившихся на берегу. Но что поразило больше всего – вертолет на небольшой полянке, по краям которой догорало три костра.

Они слезли с мотоцикла, Глеб отметил про себя: машина скорой помощи, небольшой старенький автобус, рафик с надписью «Милиция», милицейский уазик и черная «Волга».

«Когда они все успели?» – подумал он, замедляя шаг по мере приближения к чернеющей во льду рваной дыре, через которую уже было положено несколько толстых досок.

Человек шесть-семь стояли ближе всего к полынье, четверо из них – с погонами.

– Участковый инспектор лейтенант Зубарев! – откозырял привезший Глеба и Надежду Егоровну милиционер плотному мужчине в папахе.

Тот кивнул и… шагнул к Ярцеву. Глеб даже не успел удивиться, как генерал Копылов – а это был он – положил ему руку на запястье, сжал и скорбно произнес:

– Глеб… как же так?…

Голос генерала дрогнул.

– Дайте побольше света! – скомандовал высокий мужчина в каракулевой шапке-пирожке. – Паша, подгони машину, – попросил он кого-то.

Тут только Глеб обратил внимание, что фары почти всех автомобилей направлены на полынью. Этот самый Паша бросился к «Волге», включил фары, завел двигатель и направил свет на дыру во льду.

Вдруг из воды показалась голова, обтянутая сверкающим капюшоном, с маской для ныряния. Глеб понял, что это аквалангист. Тот помахал рукой и снова исчез. Люди двинулись ближе к полынье. Скоро из нее показались уже два аквалангиста. Молниями засверкала вспышка фотоблица.

У Глеба перехватило дыхание. Аквалангисты вытащили на доски его отца.

Слипшиеся мокрые волосы закрывали лицо Семена Матвеевича. На голове обнажилась круглая, неестественно белая плешь, которую он так тщательно маскировал при жизни.

Ноги у Глеба стали ватными, лоб покрылся испариной.

«Что это у него в руках?» – удивился он и, приглядевшись получше, увидел ружье – любимый отцовский «Джеймс Пэрдэй».

Семен Матвеевич намертво вцепился обеими руками в ствол.

У Глеба все поплыло перед глазами. Чьи-то руки поддержали его, повели прочь. Как сквозь вату, слышал он отдельные фразы:

– Ремень зацепился за ручку дверцы уазика…