Черная вдова

Скворцов-Шанявский долго рассматривал кольцо, вертел его так и этак.

– Изумительно! – наконец выговорил он. – Изумительно! Старинную работу сразу видно. Леночка, у меня в Москве есть ювелир. Мастер высочайшего класса! Художник! Скопирует любую вещь! Вы смогли бы подробно нарисовать пропавшие вещи?

– Конечно! – загорелась Ярцева. – Я вообще неплохо рисую. Но зачем рисовать? – Лена достала альбом с фотографиями и нашла снимок, где она снялась в бабушкиных драгоценностях. – Вот…

– Прекрасно! – обрадовался профессор. – Можно, я заберу фото? Приезжайте ко мне в гости, я сведу вас с тем ювелиром.

– Фотографию можете взять, – кивнула она и вдруг спохватилась: – А где я возьму золото, камни?

– Это уж моя забота, – сказал Скворцов-Шанявский, беря ее руку и прижимая к груди.

Из комнаты доносилась музыка. Еще более страстная, чем предыдущая.

– Я не могу принять ваше предложение, – не отнимая руки, сказала Лена.

– Почему же?

– Не могу… Неудобно…

– Это будет счастьем для меня. – Валерий Платонович стал целовать ее руку, поднимаясь все выше, выше, к локтю, плечу, потом надолго приник губами к ее родинке возле уха, где пульсировала, билась жилка.

Как в тумане слушала Лена его слова, нежные, страстные… В ней бушевал страх вперемешку с желанием, отчего было так жутко и сладостно, что кружилась голова и мир стал терять реальные границы и очертания.

Руки Валерия Платоновича гладили ее грудь, шею. Она почти не помнила, как был снят халат, рубашка. Профессор целовал обнаженное тело и тоже, казалось, терял рассудок…

Собирались безалаберно и суматошно. Вике почему-то все казалось смешным. Она смеялась всему – тому, как Николай Николаевич с охапкой ружей ухнул в снег и долго барахтался, пока не встал с помощью Ярцева-старшего на ноги, хохотала над тем, как Семен Матвеевич перепутал тулупы и все никак не мог влезть в маленький, ее, Викин. Состояние смешливости передалось и мужчинам.

– Наверное, со стороны мы похожи на толпу идиотов, – заметил Глеб.

Заднее сиденье уазика занимал лось. Семен Матвеевич взял еще с собой в машину «Джеймс Пэрдэй», с которым почему-то не хотел расставаться. Остальные вещи сложили в «Ладу». Рядом с Глебом села Вика, а Вербицкий устроился на заднем сиденье с Диком. Николай Николаевич снова захмелел. Он все норовил обнять пса, которому это явно не нравилось.

Семен Матвеевич махнул сыну рукой: поехали, мол. Уазик тронулся с места, Глеб двинулся следом.

– Папа, оставь в покое Дика, – сказала девушка, услышав недовольное ворчание собаки.

– Замолчи! Вы, женщины, ни черта не понимаете! – с трудом ворочая языком, произнес Вербицкий. – Мы сами разберемся… Да, Дикуша?

– Ты же знаешь, он не выносит пьяных. Забыл, что ли, как Дик набросился на Колокольцева?

– А меня Дик любит!

– О господи! – вздохнула Вика и, перегнувшись через сиденье, отстранила отца от собаки.

Вербицкий не сопротивлялся. Он улыбнулся и вдруг запел, безбожно фальшивя:

– Когда я на почте служил ямщиком, был молод, имел я силенку-у…

Последний звук перешел в странное завывание, отчего Глеб и Вика невольно обернулись. И расхохотались. Задрав голову вверх, Дик «подпевал» своему хозяину.

– Молодец! Давай, давай! – подбодрил пса Ярцев.

А тот выдал такую руладу, что Вербицкий замолчал, пораженный.

– Глеб! – вдруг закричала девушка.

Ярцев мгновенно нажал на тормоза. «Лада» проскочила несколько метров по снежной колее, едва не врезавшись в остановившийся уазик, замерев от него буквально в сантиметре.

Но это обстоятельство, как ни странно, не испугало – тоже вызвало смех.

Семен Матвеевич подошел к машине сына, открыл дверцу.

– Вот что, – сказал он, – махнем-ка через озеро. Сэкономим километров восемь.

– У меня же клиренс, – возразил было Глеб.

– Ерунда! Пробьемся!

– А, давай! – решился Ярцев-младший.

Ему не хотелось пасовать перед девушкой. И вообще, состояние – море по колено.

Семен Матвеевич вернулся в уазик. Из выхлопной трубы вырвался белый дым. Уазик резко свернул с дороги и двинулся к озеру. Глеб ехал по его следам.

Вербицкий снова запел. Дик, казалось, только и ждал этого, чтобы опять продемонстрировать свои вокальные способности, что, неизвестно почему, разозлило Николая Николаевича.

– Передразниваешь?! – погрозил он псу. – Уволю!

Вика даже постанывала от смеха. Глеб вытер рукой выступившие слезы.

Берег был крут, и «Лада» сползала вниз под собственной тяжестью.

– Как на санках, – прокомментировала Вика.

Они выкатили на лед. Он был чуть припорошен: ветры сдули снежный наст.

Семен Матвеевич прибавил ходу. Глеб тоже нажал на акселератор. Он включил приемник. Передавали эстрадный концерт.

– Как настроение? – Глеб посмотрел на девушку.

– Чудесное! – весело откликнулась Вика. – Нет, ты посмотри, как здорово! – показала она рукой вокруг. – Белая-белая плоскость и убегающие вперед красные огни! Потрясающий сюжет!

Семен Матвеевич здорово оторвался от них. У Глеба взыграло самолюбие. Он резко прибавил скорость. Расстояние между уазиком и «Ладой» быстро сокращалось. Темный силуэт леса на противоположном берегу озера ширился, надвигался, за ним уже было видно слабое зарево электрических огней поселка.

– Минут через пятнадцать-двадцать будем дома! – победно произнес Глеб.

– Это хорошо, – кивнула Вика. – Успеем проводить старый и встретить новый год. Примета… Как встретишь новый год, так весь его и проживешь.

Машина Ярцева-старшего была метрах в тридцати. Видимо, Семен Матвеевич решил не уступать.