Философия игры, или Статус скво: Философские эссе

Строго говоря, лишние презирают собратьев своих не за скотоподобие (мы же не презираем кошек и собак, напротив, заботимся о них), а за то, что те считают себя умными и культурными. Лишние презирают хама в человеке, а хам – это ведь тоже дитя культуры.

Со временем, когда культуры в количественном оношении становится много, все невероятно усложняется. Уже обычные, «нормальные» люди, простые парни и девчонки, без заморочек и комплексов, начинают презирать шибко умных, яйцеголовых очкариков, рефлектирующих (мыслящих) интеллигентов, выдумавших для парней демократию и первыми павших ее жертвой. Умный становится сумасшедшим, от ума – горе, если умный – значит бедный, позор семьи. Такими стали правила жизни.

Уже умные начинают стесняться ума и «косить под быдло». Интеллектуальные опарыши активно потребляют вещество жизни, оттесняя умников к периферии кормушки, туда, где пожиже и попостнее.

Вот такая сложилась духовная среда обитания. Девиз сегодняшнего дня: сумей заинтересовать опарыша, объясни на пальцах, чтоб он, не отвлекаясь от пива и чипсов, усек суть. Заставь его раскошелиться. Давай, напрягайся! Развлекай. Не можешь?

Тогда не мешай смотреть и слушать. Если ты мямлишь что-то не в смысле хлеба или зрелищ – просят не беспокоиться. Моцартов и пушкиных – на паперть. А чего ты, собственно?

Сними очки, расслабься. Будь как все. Не хочешь? Твои проблемы. Не можешь? Чудак, слабак, а скорее всего – дурак.

Лишнему становится скучно. Что делать? Логика дураков примитивна, а потому скучна. Футбол скучен не потому, что он плох, а потому что, наряду с религией, становится пищей духовной… Скучно разъяснять, почему лишним становится скучно.

Человеческое предназначение – невостребованная материя, а жить без мысли и не тужить – пройденный этап. Лишний может помочь только сам себе, он сам должен позаботиться о том, чтобы не было скучно. Не стоит радикально истреблять в себе опарыша: они правы уж тем, что жизнеспособны. Иногда самое умное заключается в том, чтобы не думать, а действовать.

Скука – это продукт высокой мысли и нежелания мыслить одновременно. Лишний должен быть выше опарышей – но и выше скуки; ему следует быть довольным жизнью. А это значит всего-то решить вопрос о совмещении натуры и культуры. Высшие культурные ценности – абсолютны, и тут уже опарышей просят не волноваться. Однако приносить жизнь в жертву ценностям – абсолютная глупость, ибо жизнь – одна из абсолютных культурных ценностей. Опарышам этого не понять, а лишним надо не «скучать» и «презирать» (это романтическая, незрелая стадия феномена «горе от ума»), а радоваться жизни. Надо вырабатывать такое мироощущение – с помощью разума, умения мыслить.

Природа лишних – маргинальность, амбивалентность, их сила – в слабости. Хорошо бы смотреть футбол, отложив Пушкина, а за пивом обсуждать проблемы бытия. Надо быть опарышем по форме, чтобы не истребить в себе одухотворяющее начало. Максимализм лишних становится, согласно диалектическим законам культуры, которую они так чтут, банальной глупостью. А глупость как свидетельство недомыслия унижает человека, превращая его в опарыша, питающегося чипсами идеологии.

Новый лишний, презирай и скучай весело. Носи свой крест улыбаясь. Если уж стремиться к высокому, то следует быть выше не только суеты опарышей, но и выше скуки, и даже презрения.

2000

Лишний и нищий: русский культурный проект

1. Конец культуре (апокалипсис нашего времени)

В конце ХХ века становится понятно, чем же было начало конца второго тысячелетия. Это была эпоха начала конца культуры.

Весь ХХ век прошел под знаменами тех, кто сплачивался в борьбе против высокой культуры. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – это ведь, как выясняется сегодня, не только классово-социальный призыв объединиться в борьбе за социальную справедливость; это полемический вызов простых парней от станка эксплуатирующей их «верхушке» общества, это вызов бицепсов – голове (в русском варианте: сила есть – ума не надо), натуры – культуре. Это призыв сменить культурную парадигму и ориентацию на простые, всем понятные, и совсем не культурные вещи. Без культуры, догадался пролетариат, вполне можно прожить. Психологическое содержание социалистического призыва куда важнее идейно-политического: хватит жировать аристократии, в сравнении с которой постоянно чувствуешь себя вторым сортом, быдлом, – будя, дайте дохнуть народу, высвободите его не только от политической, но и от культурной диктатуры «высоколобых», от тисков культуры. Пусть кухарка управляет государством, простой народ берет власть в свои руки.

А ведь у простого народа все просто. Тех, кто «занимается культурой», назвали интеллигенцией, отделили от себя как от станового хребта общества и создали для дармоедов (или, по другой версии, для работников умственного, то есть что ни говори, неполноценного труда) систему резерваций. Стали размножаться «союзы»: «Союз писателей», «Союз композиторов», «Союз художников»… Не забыли и про журналистов, кинематографистов – словом, сплотили людей в союзы, занимающиеся высокими образцами художественной культуры. Их подкармливали, разумеется, поскольку заработать на жизнь своим «искусством» они просто не могли, а пролетариат демонстрировал волю к гуманизму и великодушие, пролетариат еще не забыл своего голодного детства.

Разумеется, имел место надлежащий идеологический контроль: они ели хлеб пролетариата, и последний вправе был потребовать служить себе верой и правдой. Кто платит, тот и заказывает… Нормально. Культура стала ручной, что и было формой вырождения культуры. Так или иначе даже культура, обслуживающая простые потребности простого народа, стала существовать в заповедниках, в специально отведенных местах. Фактически культуре приказали стать массовой, хотя союзы небездарных людей этому слегка сопротивлялись.

Позднее союз союзов – Советский Союз – назвали «империей зла», имея в виду несвободный характер процветающей в нем массовой культуры. Что же происходило в империи добра и свободы? Может быть, там процветала высокая культура?

Отнюдь. Доля высокой культуры в империи зла, как ни странно, была более высокой, нежели там, где можно было творить любую культуру (к этому тезису мы еще вернемся). Свободное общество избрало иной лозунг и девиз: «Потребители всех стран! Объединяйтесь вокруг «Макдональдса», худпопсы и футбола!» Когда-то, еще в докультурные времена, выражались более лаконично и доходчиво: хлеба и зрелищ. Вряд ли потребители догадывались, что не они первые открыли извечный человеческий закон: чем меньше думаешь, тем приятнее жить. Они вообще не поощряли эту слабость умников: думать. Они были опьянены свободой. В свободном обществе не могло быть резерваций и привилегированных культурный территорий (за исключением поселений индейцев или негритянских гетто), поэтому служителей высокого отпустили на вольные хлеба. И это стало другим социальным ноу-хау, другой формой вырождения культуры, ибо зависимость от хлеба (то есть независимость) быстро обернулась зависимостью от кошелька простых парней с простыми вкусами и потребностями. Свободные союзы творческих людей элитарно посопротивлялись, как бы презирая вкусы толпы, но по здравом размышлении, развитом еще той культурой старой доброй Европы, примкнули к демократической волне эгалитарности.

У культуры появился выбор: гнусная гибель по-коммунистически или доблестное угасание из прагматических соображений, добровольно, за ненадобностью?

Все было сделано по-европейски. Культурная эвтаназия осуществилась при надлежащей опеке гуманистического общества, в кратчайшие сроки и без мучений. Культура радостно сканала, словно последний могиканин, вдали от людских глаз, никого не беспокоя. Почила в бозе. Это ведь не то что быть идеологически изнасилованной большевиками. Свободное общество в очередной раз потрясло мир своим человеколюбием и здравым смыслом. Просто такова жизнь, культура оказалась не нужна, бесполезна, невостребована. И никто в этом не виноват. Свободное общество в здравом уме и трезвой памяти отвергло высокую культуру как нечто несовместимое с демократическими ценностями.

А теперь спросим себя: чего мы лишились, лишившись культуры?

Что такое культура и высшие культурные ценности?

Если от культуры можно отказаться – от нее нужно отказаться. А если нельзя, ибо отказ приведет к гибели неразумного человечества, следовательно, культуру необходимо пестовать и лелеять.

Давайте подумаем.

Не станем лукавить: требование правильного мышления, равно как и установка «не мудрствовать лукаво», не лицемерить – императивы высокой культуры. Только культурой можно познать культуру. Точка отсчета в культуре – начало регуляции от ума, более-менее сознательное управление процессом жизнедеятельности на социальном и индивидуальном уровнях, желание подумать, если угодно. Именно с этого духовного момента начинается человеческая история – собственно, комедия и вперемешку с трагедией. Само понятие такой истории соотносится с понятием перспективы. Какая перспектива у теленка, бессмысленно жующего траву, а потом становящегося кормом для травы?

Природный цикл есть – а истории нет. История появляется при наличии духовно – не скажем ответственного, скажем: определенного – субъекта. Так вот при наличии определенной ответственности возникает проблема проблем: можно ли отмахнуться от уровня понимания, от уровня мышления, которые реально достигнуты поколениями «непростых» людей, но мешают «просто жить», быть теленком?

Если подумать, то альтернатива очевидна: или вечно оставаться теленком – или стремиться стать личностью. Не теленком. Будущее как категория, полученная в результате мышления, – за личностью, за мыслящими людьми. Будущее духовно уже промеряно, обозначено, однако движения в сторону будущего – нет; есть условный прогресс (чего? кого? куда? зачем?): приспособление под нежелание понимать.

Демократия сжирает сама себя, и трудно поставить ей это в вину, ибо происходит все спонтанно и бессознательно, по-телячьи. Или, если продолжить параллель с матерью-природой: так свиньи пожирают свой приплод. Демократия, не ведая что творит, лопает свою перспективу – личность. Значит, необходима какая-то такая республика, где бы ценности демократии распространялись и на ценности культуры. Необходима, если прямо сказать, забегая при этом вперед, аристократическая республика (не в смысле отсылки к историческому прецеденту, а в смысле метафоры, соединения ключевых значений), где будут защищены интересы познания, а не брюхо, – следовательно, интересы личности, ориентированной на высшие культурные ценности. Формой правления в аристократической республике станет диктатура культуры, естественная правопреемница подмявшей под себя весь цивилизованный мир диктатуры натуры.

Нужна экология личности и культуры, ибо только тогда появится экология природы. Дышать нечем: с одной стороны – трубы и грязный воздух, с другой – духовный вакуум. Духовный климат и ландшафт сегодня резко поменялись: культура (альтернатива натуре) если не исчезла, то интенсивно исчезает. Что это, шаг назад, к природе, в утробу, а может, в золотой век человечества?

Не будем лицемерить: это гибельное соскальзывание в бездну – по той простой причине, что без культурной регуляции сегодня уже не выжить. Слишком далеко зашло дело в культурном отношении. Вместе с водой, как говорят в народе, можно выплеснуть и ребенка, культурного младенца.

Я прекрасно понимаю, вполне отдаю себе отчет, что зуд подведения итогов может быть спровоцирован ожидаемым концом света, важностью и «круглостью» дат – то есть самым что ни на есть массовым психозом, бессознательным, антикультурным импульсом. Конец ХХ столетия, конец второго тысячелетия… Почему бы и не объявить конец культуре?

Однако факты – упрямая вещь. Конец культуры – это факт. Конец культуры не означает, конечно, что ее уже нет и никогда больше не будет. Будет, конечно, будет, если человечество изволит жить дальше. Конец культуры означает конец культурной среды, нарушение связей и функций, связывающих отдельных культурных героев и персонажей в некое информационное, духовно оформленное пространство. Проще сказать, вам некуда придти сегодня с качественным духовным продуктом и заинтересовать потребителя. Подобного потребителя в сколько-нибудь массовом масштабе просто не стало. Культурная среда рассыпалась на отдельные сегменты, клочки и обрывочки. Носителями культуры стали лишние, невостребованные обществом люди. Теоретически появляется всемирная паутина, практически она связывает кого угодно с кем угодно, но только не творцов культуры и благодарную публику. Культурные запросы публики, граждан республик, опустились ниже допустимого культурой уровня.

И главное: конец культуре означает, что культура не влияет на ход общественного развития. Мы развиваемся как и раньше, при царе Горохе, когда еще не было никакой всемирной паутины: куда кривая вывезет, как бог на душу положит, по хотению, но не по уму.

Паутина есть – а ума не прибавляется. Информация стала заменять ум, а ум, строго говоря, ничто заменить не может.

2. Лишний и нищий

Учить культуре сегодня – значит учить тому, чего в жизни не бывает, а вовсе не тому, что составляет самую суть жизни. Культуры не стало.

Как может культура прореагировать на весть о своей кончине?

Как и всякий живой организм, культуру может порадовать только одно: слух о кончине оказался преждевременным. Но для этого надо быть, присутствовать в жизни. Сопротивляться же для культуры означает следующее: выдвигать все новые и новые культурные проекты, в которых обосновывается старое как мир: жизни без культуры не обойтись. Для умного достаточно, а дурак всегда был убежден, что культура – это некое излишество, без которого превосходно можно обойтись умным людям.

Итак, очередной взгляд культуры на самое себя.

Начнем с подведения итогов.

1. Демократия суть проекция натуры на культурные формы социума.

2. Идеалы, регламент, порядок, иерархия, верх и низ, идущие от «идеи порядка», – проекция культуры (в том числе и на демократию – в той мере, в какой названная проекция там присутствует и поощряется).

Демократия, отвергнув или «победив» культуру, оказалась один на один со странной проблемой: она считает себя венцом истории, и даже концом истории. Позвольте, что же это получается: венец истории – вот он, торжествует, а субъекта истории, носителя развитого сознания по-прежнему не обнаруживается?

История – ведь это, напомню, траектория культуры. Выходит, что демократия вовсе не чужда аристократических амбиций – быть коронованной культурой?

Если это так, то зачем же было спешно объявлять отсутствие культуры – благом вселенским, ибо культура, в отличие от некультурной демократии, репрессивна, склонна ранжировать все ценности?

Демократия – это какая-то бессознательная история и в качестве таковой de facto провозгласила себя альтернативой культуре; последняя же изжила себя в эпоху демократии. Это бы понятно. Но!

Эти всякие de facto – в теории, продукте презренной культуры, между прочим. На деле, на самом деле демократия мнит себя формой культуры, высокой, самой высокой культуры. Демократия может существовать только в рамках и формах массовой культуры, для которой зияет только одна историческая перспектива: высокая культура. Однако высокая культура означает хоть и конструктивное – но все же отрицание демократии как формы малосовместимой с культурными интенциями. С точки зрения культуры, форма должна коррелировать с содержанием, одного без другого не бывает. Получается тупик или замкнутый круг (по демократическим понятиям). Как вырваться из него?

Демократия не терпит тупиков, она рвется на свободу. Дайте, дайте ей свободу. Пожалуйста. Но прежде не лишним будет деликатный нюанс: свободу (речь идет о гуманистической категории) может дать репрессивная культура, это, опять же, ее епархии продукт. Натуре свобода не нужна, там свобода не имеет цены: начинается тогда, когда ты приступаешь к еде, и заканчивается там, где начинают есть тебя.