Прелести Лиры (сборник)

13

Титов сел за руль своего «Мерседеса» (со звездной эмблемой на капоте, как полагается: лучики, пойманные в пучок стальным кружком) и поехал куда глаза глядят. Ему надо было ощутить скорость, которая придавала ему уверенности. Скорость пожирала пространство, время замирало; манипулировать пространством и временем было его слабостью.

У Титова была и еще одна слабость: он терпеть не мог безвыходных ситуаций. Они унижали его достоинство. Безвыходность – это всего лишь отговорка коричневых, источенных сплином молей, сорящих вокруг себя перламутровой пылью. Ах, нам плохо, все вокруг хмуро и коричнево. Он сам мог бы научить Симу тому, что можно назвать философией безвыходности и безнадежности. В таких случаях он рядом с молью представлял себе дикую и почему-то тщедушную, растрепанную лису, которая ничтоже сумняшеся отгрызает себе лапу, ускользая из пасти стального капкана, надежно прихватившего добычу. Хищная челюсть капкана – это безвыходность, и эта стальная штуковина остается с мохнатой окровавленной лапкой, а хромая неказистая лиса – на свободе. Титову всегда хотелось пожать оставшиеся три лапы свободолюбивой огненно-рыжей лисе.

Когда он попадал в «безвыходную ситуацию», ему становилось стыдно перед воображаемой прихрамывающей лисой за свою ладную стать. Свободные существа всегда хромают, но зато они не боятся безвыходных ситуаций.

И Титов произнес, обращаясь к лисе:

– Вселенная не место для печали. Да-с. Вселенная вообще не место…

Тут Титов запнулся, ибо уперся взглядом в нечто ужасное для нормального человека. Он стал свидетелем обычной катастрофы, заурядность которой и является самым впечатляющим переживанием. На его глазах шедшая впереди машина (серебристый «Опель Астра»), которую он уже почти настиг, неестественно вильнула в сторону, затем резко опрокинулась, перевернулась – и на лету впечаталась в бетонный столб, одиноко торчавший на обочине. Титов резко сбросил скорость и дал задний ход, остановившись, однако, метрах в десяти от покореженного «Опеля».

Первое, что он увидел, – это детская ладошка, которая быстро-быстро махала ему из щели приспущенного стекла задней двери. Дверь открылась на удивление легко, без проблем, и оттуда, на удивление, вывалилась девочка лет тринадцати – совершенно целая и невредимая. Более того: она казалась совершенно не перепуганной.

– Вот, блин, – сказала она, отряхивая платьице, после чего принялась собирать волосы в пучок. Все в этой аварии было нелепо. Титов сунулся в открытую дверь за очередными чудесами – и обнаружил там вполне ожидаемое кровавое месиво. Запах теплой крови ударил в нос. Трое мужчин не подавали признаков жизни.

– Ты цела?

Девочка кивнула.

– Там твой папа? – спросил Титов тоном, из которого выпирало неуклюже спрятанное великое сочувствие к предстоящему горю маленькой девочки.

– Нет, – сказала она. – Это бандиты. Они называют себя бизнесмены.

– А ты кто?

– Я проститутка. Они меня целую неделю держали в плену, в своем коттедже. Сексуальное рабство – знаете, что это такое?

– Нет, – сказал Титов.

– Что, никогда об этом не слышали? Да все только об этом и говорят. Это кошмар. Они меня насиловали, в извращенной форме, а их жены, сучки, любовались. За это их Бог наказал. Они все подохли?

– Кажется, три трупа. Я сейчас проверю.

Титов схватил первую попавшуюся руку, чтобы пощупать пульс, но она оказалась вывернута и почти отделена от тела. К болтающейся кисти наручником был прикован дипломат.

– Возьми кусок разбитого зеркала, вот этого, левого, и поднеси ко рту этим скотам, – сказала девочка, как бывалый криминальный эксперт.

Титов торопливо схватил крупный осколок, вывернул его со скрежетом из крошева, порезался и поднес перечеркнутое струйкой крови зеркальце поочередно ко рту всем трем мужчинам.

– Готово, – сказала девочка. – Допрыгались.

– А откуда ты знаешь про зеркало? – спросил Титов.

– В кино видела. Вместе с ними вчера в коттедже смотрела. Классный фильм.

– А почему ты решила стать проституткой?

– Мне деньги нужны. Хочу жить красиво. Как они. Ясно? Чтобы не зависеть от таких уродов. Тьфу на них. Еще вопросы есть?

– Что будем делать?

– Не знаю. Ты мне зубы не заговаривай. Делай что хочешь, а мне пора.

Она резко отпрыгнула в сторону и побежала легкой лисьей трусцой, то и дело оглядываясь, не собирается ли Титов преследовать ее. Потом перешла на шаг. Титов стоял, прижимая носовым платком порез на окровавленном пальце.

– Там у них деньги должны быть. Возьми, если хочешь, – крикнула девочка.

– Как тебя зовут?

Она сделала неприличный жест и припустила бегом в сторону от дороги, туда, где начинался кустарник, переходящий в лесок.

Титов порадовался, что девочка действительно цела, и в третий раз полез в кабину. Из-под капота уже валил дым, что-то зловеще потрескивало во всем покореженном корпусе. Каждой клеточкой своего существа ощущая опасность, он схватил дипломат. Болтающаяся кисть не отпускала тяжелый дипломат, приковывала его к безжизненному телу.

– Извини, старина, – сказал Титов и потянул к себе, но кисть еще была частью руки и прочно держала деньги, если они, конечно, были в дипломате. Раздался легкий хлопок, затем второй. Титов резко рванул дипломат и с хрустом оторвал кисть. Так он и вылетел из машины, держа перед собой дипломат, к которому была прикована окровавленная кисть. Едва он успел отбежать от машины, как она загорелась, потом раздался взрыв, громкий и грубый, и машина мгновенно превратилась в пылающий и чадящий копотью факел.

На горизонте по встречной полосе показалась машина. Кисть от дипломата оторвать было невозможно, пришлось бросить в багажник своей машины дипломат, наручник и кисть как одно целое, в связке.

– Что случилось? – спросил ошеломленный водитель, который даже не заглушил двигатель, у Титова, как свидетель второй категории у свидетеля главного.

– Не знаю, – сказал Титов. – Вижу – горит, а что произошло – не знаю.

– Там люди были?

– Говорю же – не знаю.

– Понятно. А это что? – спросил водитель, указывая на палец, обернутый платком.

– А это я о зеркальце порезался. Дай, думаю, проверю, дышат трупы или нет. Взял зеркало – а оно поломалось. Разбилось.

– Какие трупы?

– Я подумал: а вдруг в машине трупы. Дай, думаю, возьму зеркальце. А оно разбилось.

– Понятно. Это не к добру, – сказал водитель. – Поехали. Или ты хочешь быть свидетелем?

– Не хочу, – сказал Титов. – Кроме зеркальца, мне не о чем рассказать честным милиционерам.

Они разъехались в разные стороны. Только после этого Титов понял, что его по-настоящему мучило: он вспомнил свой сон и до него дошло, что машина была точь-в-точь из сна. Такая же маленькая и юркая, неприспособленная к большой скорости. Теперь он знал, чем должна была оборваться звенящая тишина.

14

Герман ощущал себя не просто преступником, а счастливым преступником. В дипломате оказалось семьдесят три тысячи долларов. Он вынул их, тщательно пересчитал и аккуратно переложил в свою сумку, обычную, не привлекающую внимания, с ремнем через плечо. Пустой дипломат он нагрузил камнями и вместе с наручником и кистью утопил в речке с древнескандинавским названием Усса, специально сделав ради этого добрый крюк. Сколько тайн хранит в себе Усса!

Звонка от Евы не было. Ее телефон был заблокирован. «Кроме того, у моей дочери уже есть жених»: Титов очень хорошо запомнил эту фразу. Терять время было нельзя.

На следующий день, еще не придя в себя от собственной хладнокровности и решительности, он направился к Брониславу Леопольдовичу. На плече у него висела сумка, в одном отделении которой находились деньги, а в другом – только что распечатанная… работа не работа, статья не статья, в общем, материалы, озаглавленные скупо и бесстрастно: «Пространство и время». Вот их содержание, если угодно.