Читер. Рассказы

Читер. Рассказы
Анатолий Арамисов

Шахматы – мистическая игра. Никто из живущих на нашей планете гроссмейстеров не приблизился к безошибочному ведению партий, такому, как демонстрируют сильнейшие компьютерные программы. Но с их появлением немало шахматистов не могут устоять перед соблазном использовать их в турнирах. Таких игроков называют читерами. О самом невероятном способе делать это и пойдет речь в одном из рассказов данной книги.

Читер

Рассказы

Анатолий Арамисов

© Анатолий Арамисов, 2020

ISBN 978-5-0051-3532-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Анатолий Арамисов – автор романов «Французская защита», «Предвестники», «Гости виртуального полнолуния», «Короли умирают последними», повестей «Гроссмейстер», «Вояжеры», сборников рассказов «Любовin», «Парижские тайны миледи», сборника о путешествии «Япония без диоптрий» делится в данной книге своими рассказами, связанными, в основном, с тематикой шахматного искусства. Автор – победитель и призер ряда международных турниров, играл несколько лет в командном чемпионате Франции, тренер высшей квалификации, работал редактором журнала «64-Шахматное обозрение».

Соперница

Она дразнила меня всегда. С самого детского сада, когда мы познакомились так: обоим понравилась одна и та же игрушка, я вцепился в нее двумя руками и тянул к себе. А эта белокурая вредина кроме двух рук еще добавила крепкие зубы. Я заорал от боли в укушенной кисти и отпустил. Девчонка ухнула назад, чуть не перевернулась через голову, задрав голубое платьице под которым не оказалось трусиков.

И я пропал.

Эта картинка долго стояла у меня перед глазами. То, что я увидел, было так неожиданно и красиво, что пронзительный ток резанул по всему моему телу; в нем были оттенки стыдливости, удивления, любопытства и желания снова увидеть ее так.

Но почему-то мне больше было стыдно за нее. Я обходил бестию стороной, но она, как назло, все время задевала меня. Мы едва не подрались, когда она порвала мой рисунок, посвященный Новому году. Моя мать уже хотела переводить меня в другой сад, старшая воспитательница все поняла и отругала задиру. Та поутихла. А тут и садик закончился. Началась школа

Я, наверное, позеленел, когда увидел ее с цветами в шеренге моего первого «А» класса. Она заулыбалась и подмигнула. Когда мы, первоклашки, рассаживались по партам, белокурая вредина подтолкнула меня на стул возле стенки, а сама приземлилась рядом. С победным видом взглянула, радостно засмеялась:

– Теперь мы будем сидеть вместе! Согласен?

Я только промычал что-то неразборчивое в ответ. Она действовала на меня как удав на кролика. В ее глазах было что-то завораживающее, гипнотическое; я сам не понимал, почему повинуюсь ее воле? Среди пацанов я слыл забиякой, нередко ходил с синяками, пользовался авторитетом в классе, особенно после того, как отмутузил сразу двоих наглецов. Но с ней был по-прежнему робок. Когда она как будто невзначай касалась меня, по телу снова пробегал тот незабываемый ток. И та картинка помимо воли вставала перед глазами.

Я учился хорошо. И она тоже. Мы соревновались с ней – кто получит больше пятерок в дневник за неделю. Я проигрывал и злился, она заливисто смеялась. Когда у меня было больше пятаков, она мрачнела и называла меня не по имени, а по фамилии. На переменах я заглядывал в ее тетради, проверяя, всё ли правильно я решил дома. Однажды она застала меня за списыванием ее решения домашнего задания. Мы подрались.

Меня отсадили от нее к другой девчонке. Но уже через несколько дней она пришла мириться. Соскучилась. И нас воссоединили на прежней парте.

Но когда среди оценок за год у меня оказалось на пятерку больше, она не разговаривала со мной три месяца. Проходила мимо с безразличным видом, как будто я был телеграфным столбом. Помирились только тогда, когда в следующем классе она четыре недели подряд обходила меня по количеству пятерок.

Но самое яростное противостояние началось, когда мы стали заниматься спортом. Вот тут было где развернуться уязвленным самолюбиям! Мы меняли виды: от тенниса с бадминтоном до лыжных гонок и легкой атлетики. Играли и соревновались до умопомрачения. До тех пор, пока она не получила серьёзную травму спины, выполняя прыжок в высоту способом фосбюри флоп.

И мы перешли на шахматы.

Поразительно, как способности открылись у нее в этом виде состязания! У нее и так были только пятерки по математике и геометрии, в отличие от меня. Я не любил точные науки, мне там было скучно. Уже через год занятий шахматами она стала перворазрядницей, обскакав меня на турнире в шахматном клубе. Я приналег на изучение теории, но все равно чаще проигрывал ей. И ужасно злился. Она всякий раз радостно смеялась, матуя моего короля. Я сметал фигуры с доски, с грохотом хлопал дверью.

Один раз я попытался ее поцеловать, и снова увидеть ее без трусиков. Но бестия оттолкнула меня, строго произнесла:

– Вот когда обыграешь меня в шахматы, тогда подумаем…

Я обезумел. Стал заниматься шахматами минимум пять часов в день.

А между тем она стала уже мастером спорта. Ездила на соревнования по стране. И мы поняли, что это самое серьезное увлечение в нашей жизни. Немного мешала учеба в МГУ. Она поступила на математический факультет, я на философский. На пятом курсе я тоже стал мастером и объяснился ей в любви. Она выслушала признание с едва заметной улыбкой, не сказала ни «да», ни «нет». Как всегда ускользнув от ответа. Только заметила, что ее условие осталось в силе. Что мужчина должен все таки доказать превосходство над женщиной в умственном плане.

И я доказал. В самый неподходящий момент. Мы решили пожениться в последний день апреля. И надо же так случится, что накануне этого дня жребий свел нас в последней партии международного турнира. В непростой партии, где в случае ничьей она становилась гроссмейстером.

Но она сама виновата. Разозлила меня перед партией, сказав, что выйдет за меня, когда мы сравняемся в шахматных званиях. Я играл эту партию, как Бог. Когда она поняла, что проигрывает, подняла на меня глаза, полные слез и тихо прошептала:

– Ты не дашь мне стать гроссмейстером?

– Не дам! – жестко ответил я. – Мы же должны быть равны в званиях. Так ты сказала. Иначе не поженимся…

И я улыбнулся мерзко, надменно. Она уронила своего короля на доску, вскочила и выбежала из зала. Я принимал поздравления, победа над ней принесла мне неплохой денежный приз.

Насвистывая веселые мелодии, я приехал домой. В мою квартиру буквально вчера она перебралась со своими вещами. Попытку сблизиться снова решительно пресекла: «После свадьбы!»

Я открыл дверь и остолбенел. Ее трех чемоданов не было. На столе короткая записка: «Не ищи меня больше…»

Я искал. Но ее нигде не было. Родители пожимали плечами и отмалчивались. Подруги тоже ничего не знали. Она пропала, растворилась в этом жестоком мире. Я ночами лежал с открытыми глазами, молил Провидение, чтобы оно снова послало ее, эту чертовку. Внезапно ко мне домой пришли люди в форме и отвезли на сборочный пункт. Выяснилось, что меня уже отчислили из МГУ, и поэтому призвали в армию. Это было как в страшном сне.

Но он кончился, когда меня в коме привезли с поля боя горячей точки.

И я услышал ее голос! Такой знакомый и родной. Голос срывался от напряжения, когда она пытала доктора:

– Он будет жить?? Отвечайте!!

Доктор молчал. Из разговоров врачей я понял, что не жилец. А она целыми ночами сидела рядом и плакала. Я не мог пошевелить даже кончиками пальцев. Я умирал. И не видел, как умерла она. Только взлетев в Космос, я внезапно оказался в похожей комнатке детского сада, в которой мы не поделили игрушку. Но теперь нам не нужна была одежда; мы растворились друг в друге, обливаясь слезами радости. И уже не надо было соперничать ни в чем. Здесь был другой Мир.

Читер

Главный судья матча на первенство мира с тревогой вглядывался в лицо неистового сербского гроссмейстера, за три неполных года сокрушившего всех и вся на своем пути к высшему шахматному титулу. Темные очки, которые комиссия по борьбе с читерством проверяла и перепроверяла десятки раз, скрывала глаза будущего чемпиона. Тело серба просвечивали на разных турнирах так, что он в своих интервью шутил, что скоро заболеет раком от этих рентгеновских лучей. Ничего не находили. Чистое тело, без единого намека на металл. Заглядывали в уши, светили, нет ли там миниатюрных наушников. Нет. Трансляцию партий делали с задержкой в полчаса, сцену от зрителей отделяла стеклянная стена, непроницаемая ни для каких – либо лучей и сигналов. Туалеты соперников тщательно проверяли каждые 15 минут, хотя пронести туда телефон было физически невозможно.

Специалисты в недоумении разводили руками: в это было трудно поверить, но молодой сербский гроссмейстер играл безошибочно. Всего лишь три года назад он был никому не известным мастером из провинциального городка, раскинувшимся на берегах Дуная, недалеко от Белграда. А теперь, сегодня, без пяти минут новым чемпионом мира, доминировавшим над старым с перевесом в четыре очка. Если сегодня ничья, то серб становился шахматным королем.

Он сделал свой очередной ход и застыл в ожидании реакции соперника. Старый чемпион покачал головой, провел рукой по волосам на голове и, посмотрев в темные очки серба, произнес:

– Сдаюсь…

Одновременно с этими словами он протянул сопернику руку для поздравления. Зал вспыхнул аплодисментами, зрители вскочили со своих мест, поднялся невообразимый шум. Ведь все присутствовали на историческом событии! Однако спустя некоторое время в зале повисла гнетущая тишина. Сербский гроссмейстер никак не реагировал на протянутую руку бывшего чемпиона, по-прежнему сидел неподвижно, вглядываясь в позицию на доске.

Чемпион с недоумением смотрел на соперника. Его тонкие пальцы задрожали, рука стала опускаться вниз. Тут к столику подскочил главный судья, тронул серба за плечо.

– Мистер Ожич! Ваш соперник сдает партию! Почему вы не реагируете? Это очень неэтично!

Ответом ему было молчание и неподвижный взгляд серба из-за стекол очков. Судья побагровел, растерянно затоптался возле столика. Никто в зале не знал, что нужно делать…

Драган Ожич с детства был необычным ребенком. Первой его странности заметила мать: мальчик с трех лет примерно раз в неделю замирал остановившимся взглядом в какой-нибудь точке их маленького дома. Словно застывал изваянием на пару минут, и в эти сто двадцать секунд не реагировал ни на какие слова. Первый раз случился, когда мать позвала его к обеденному столу, а Драган пропустил ее слова мимо ушей, уставившись в окно, за которым пели соловьи. Отец, услышав напрасные призывы матери, подскочил к мальчику, с силой дернул его за руку и загремел своим басом:

– К тебе обращаются, паршивец! Пошел быстро в столовую!