Оценить:
 Рейтинг: 0

Короли умирают последними

Год написания книги
2020
<< 1 2 3 4 5 6 ... 21 >>
На страницу:
2 из 21
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Когда стих рокот двигателя, в лагере воцарилась напряженная тишина. Все ждали, с чего начнет свое правление «новая метла». Бывший комендант Отто Крамер начал с того, что приказал всем лечь на стылую землю в морозное утро и продержал узников в таком положении целый час. На следующее утро больше половины лагеря чихало и кашляло…

Оберштурмбанфюрер СС Франц Нойман медленно обвел взглядом все пространство, заполненное полосатыми робами, и улыбнулся. Эсэсовский мундир сидел на его высокой фигуре как влитой, на ногах блестели начищенные сапоги без единой пылинки. Железный крест, значок за ранение. Светлые волосы, глубоко посаженные голубые глаза. Его облик можно было считать идеальным для образа истинного арийца, «белокурой бестии», но все портил нос. Крючковатый, с горбинкой посередине, он словно клюв орла нависал над тонкой верхней губой и узкой полоской усиков в стиле а-ля фюрер.

– Guten Morgen! – это отрывистое приветствие никогда не звучало в утренние часы перед заключенными. Шеренги от неожиданности всколыхнулись, в воздухе пронесся гул удивления.

– Охренеть! – громким шепотом произнес сосед Яши по строю, стоявший перед ним, в первой шеренге, маленький Лёня Перельман из Одессы. – Как говорила мама, я думаю, что мои уши ошибаются! Верно?

И он слегка толкнул локтем соседа. Высокий, худощавый узник, бывший учитель литературы, поэт Дима Пельцер из Харькова удивленно подтвердил:

– Невиданная галантность. Быть может, потому что фронт приближается к Германии?

– Тихо вы! – зашипел стоящий во второй шеренге бывший власовец Игнат, со странной фамилией Негуляйполе. – Щас доболтаетесь о фронте, шмальнет из «Вальтера» промеж глаз и поминай, как звали!

– Не шмальнет. По роже видно, что не из мясников… – задумчиво произнес номер 9001-й, один из самых «авторитетных» заключенных, по имени Лев Каневич. Между узниками ходили упорные слухи, что он был резидентом советской разведки в Италии. Каневич, словно подтверждая догадки, держался обособленно, высокомерно, и даже позволял себе не выходить на работу в шахте. Другого заключенного эсэсовцы за это убили бы в три секунды, однако Льва не трогали, выполняя, видимо, приказ начальства из абвера. Каневича примерно раз в две недели вызывали на допрос; иногда он возвращался избитый, но на своих ногах и в сознании.

– Вот это-то может быть и не очень хорошо… – с тревогой сказал номер 9009-й, широкоплечий мужчина по фамилии Соколов. – Что-то мне его рожа не нравится. На мясника не похож, конечно. На садиста с фантазией смахивает! – резюмировал он после паузы.

– Тихо ты, сокол! – опять зашипел Негуляйполе. – К нам идет, докаркались!

Франц Нойман медленно шел вдоль строя. Он мило улыбался, словно перед ним стояли не презренные рабы рейха, а старые друзья-однокашники, которых он давно не видел. Заключенные, остававшиеся за его спиной, облегченно вздыхали, провожая эсэсовца взглядом.

Полная тишина.

Лишь изредка коротко взлаивали овчарки, нарушая скрип отполированных сапог нового хозяина Эбензее. Нойман подошел к Лёне Перельману и остановился.

Строй замер.

Комендант протянул палец в кожаной перчатке к носу одессита и негромко сказал:

– Какой выразительный иудей! Ни с кем не спутаешь…

Перельман сжался. Стоявший рядом староста блока номер девять Миша по кличке Цыган, свирепо вращая белками огромных глаз, зашипел:

– Представься господину коменданту, скотина жидовская!

– Номер девять тысяч одиннадцатый! – отрапортовал испуганный Перельман, одновременно сорвав с головы полосатую шапочку.

– Гут! – коротко бросил Нойман, и Лёня понял, что сегодня его жизнь не оборвется. Немец сделал небрежный жест перчаткой:

– Лечь!

Одессит мгновенно бухнулся на землю. Короткая радость сменилась ужасом. «Все, сейчас меня убьют» … – Лёня закрыл глаза, приготовившись к смерти. Он лежал в пыли, не видя, что комендант совершенно потерял к нему интерес. И эсэсовец в упор смотрит на Якова Штеймана, по-прежнему улыбаясь.

Охранники придвинулись поближе, думая, что комендант выбрал первую жертву. Ариец вонзил остекленевшие глаза в переносицу Якова, словно кобра перед броском на добычу. Сердце заключенного билось с немыслимой силой, кончики пальцев онемели, но Штейман упорно не опускал голову, его взгляд был тверд и ясен.

– Повернись! – приказал эсэсовец.

– Налево кругом! – дублировал команду староста.

Яков, стукнув каблуками, выполнил поворот. И тут случилось неожиданное. Франц Нойман засмеялся, радостно и счастливо.

– Ком! Иди! – поманил заключенного пальцем. – Я тебя знаю. Но забыл… Как твое имя?

– Шаг вперед, представься! – зашипел Миша-цыган.

– Заключенный номер девять тысяч десятый! – произнес узник.

– Найн! Нет! – чуть поморщился Франц. – Дайне наме? Твое имя?

– Николай Ветров… – прошептал Яков.

– Гут! Зер гут! – радостно оскалился эсэсовец. – Ты есть шахшпилер? Шахматист? Да? Громче!

– Да… – произнес Яков, и холодок недоброго предчувствия кольнул где-то рядом с бешено бьющимся сердцем.

– О! О! Какая встреча! – не переставал улыбаться комендант. – Я видел тебя на турнире в Баден-Бадене! За два года до войны. Зер гут! Какой неожиданный сюрприз, маэстро!

Эсэсовец наклонился к самому уху шахматиста и тихо прошептал:

– Но там, помнится, ты играл совсем под другой фамилией! Я её хорошо помню. Пусть здесь это будет нашей маленькой тайной, хорошо?

Штейман молчал, ошеломленный, чувствуя на себе сотни взглядов со всех сторон.

Новый комендант дружески похлопал его по плечу:

– Ты не есть бояться! – на ломаном русском произнес Нойман. – Ты есть радоваться! Я люблю и ценю таких людей!

Немец повернул голову к своей свите и, смеясь, объяснил:

– Этот номер девять тысяч десятый очень хорошо играет в шахматы! В игру, которой я увлекаюсь с детства. Я знаю его по состязанию 37-года. Там, в главном турнире больше половины игроков были евреями. Почему они испытывают такую тягу к шахматам? Я часто задавал себе этот вопрос.

– Потому что не хотят работать физически, это болезнь всей их нации, господин оберштурмбанфюрер! – отрапортовал один из приближенных Ноймана, Курт Вебер, гауптштурмфюрер СС, и презрительно посмотрел на Штеймана.

– Нет, тут не всё так просто… – чуть задумчиво произнес Франц. – Меня давно интересует этот феномен. Ведь именно жиды Стейниц и Ласкер были первыми чемпионами мира. Впрочем, мы об этом поговорим позже. Гауптштурмфюрер!

– Слушаю, господин оберштурмбанфюрер! – вытянулся в струнку Вебер.

– Проследите, чтобы этот девять тысяч десятый не сдох на работе! Поставьте его на другую, более легкую. Он мне еще пригодится… – таким туманным предложением закончил приказ Нойман.

– Яволь, герр комендант! Так точно! – щелкнул каблуками гауптштурмфюрер.

– Всё! Разводите лагерь на завтрак, потом на работу! – бросил на ходу эсэсовец, направляясь в сторону административного здания. Затем остановился, словно о чем-то раздумав. Повернулся к Веберу и произнес:

– Капо девятого барака остаться здесь с этими двумя… – эсэсовец показал перчаткой на Штеймана и Каневича. – Вебер, идемте со мной!

Две черные фигуры, провожаемые тысячами взглядом, удалялись.

Строй облегченно выдохнул. Смерть, жадным коршуном витавшая над фигурами в полосатых робах, в это утро осталась ни с чем.
<< 1 2 3 4 5 6 ... 21 >>
На страницу:
2 из 21