Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус

Некоторые из них, сравнивая П. Н. Дурново с другими выдающимися его современниками, предпочитали его. «По природным дарованиям, – считал С. Д. Сазонов, – Дурново должен быть поставлен выше [И. Г.] Щегловитова». Он же, сопоставляя его с С. Ю. Витте, заключал: «В отношении отсутствия воспитания и культуры они оба стояли на одном приблизительно уровне. Что касается твердости воли и практического смысла, я думаю, что Дурново заслуживает пальму первенства»[42 - Сазонов С. Д. Воспоминания. Берлин, 1927. С. 358.]. К такому же выводу приходил и В. И. Гурко: «Если сравнивать этих лиц (С. Ю. Витте и П. Н. Дурново. – А. Б.) по их умственным силам, по степени их понимания событий и по их политической прозорливости, то преимущество должно быть, вне всякого сомнения, отдано Дурново. <…> Дурново оказался человеком более сильной воли, нежели Витте. <…> Дурново, несомненно, обладал прозорливым государственным умом и стоял в этом отношении неизмеримо выше Витте[43 - Факт, подтверждающий данное утверждение В. И. Гурко, – буквально накануне войны С. Ю. Витте, будучи в русском посольстве в Париже, отрицал возможность войны: «Итак, повторяю еще раз, никакой войны быть не может и не будет» (Татищев Б. А. На рубеже двух миров. Во Франции – в первую мировую войну // Новый журнал. Кн. 138. Нью-Йорк, 1980. С. 137–138).Граф Борис Алексеевич Татищев служил по дипломатическому ведомству; во время войны был во Франции.]. Скажу больше, среди всех государственных деятелей той эпохи он выделялся и разносторонними знаниями, и независимостью суждений, и мужеством высказывать свое мнение»[44 - Гурко В. И. Указ. соч. С. 225, 474, 485.].

Род. Родители. Семья

Русский дворянский род Дурново происходит от Индроса, упоминаемого впервые в родословной росписи Разрядного приказа 1686 г. По родословной легенде, этот Индрос, «муж честна рода», в 1353 г. выехал воеводой в Чернигов «из Немец, из Цесарския земли» с двумя сыновьями и с ними «дружина людей их 3 тысячи мужей»[45 - Высказано предположение, что родоначальник был чех: не «Индрос», а «Индржих» – чешское «Андрей» (Калиткин Н. Н., Калиткина Е. Н. Предок Толстых и Дурново – чех? // Известия АН. Серия литературы и языка. Т. 52. М., 1993. № 4. С. 69–71).]. При крещении отец был назван Леонтием, старший сын Литвинос (Литвонис) – Константином, а младший Зимонтен (Зимантен) – Федором. Были они в Чернигове боярами. Федор умер бездетным.

Внук Константина, Андрей Харитонович, «приехал из Чернигова к Москве, к великому князю Василию Васильевичу всея Руси», и великий князь прозвал его «Толстым»; от него ведут род Толстые.

Василий Юрьевич Толстой, правнук Андрея (IV колено рода Толстых, 2-я половина XV века) «имел характер скверный, нрав необузданный и по любому поводу вспыхивал, аки порох». Отсюда и прозвище – «Дурной». Внук его Николай (Микула) Федорович уже официально значился как Дурново. От его шести сыновей (Тимофей, Петр, Дмитрий, Иван, Остафей/Астафий/Евстафий и Яков) и пошли дворяне Дурново[46 - Руммель В. В., Голубцов В. В. Родословный сборник русских дворянских фамилий. Т. 2. СПб., 1887; Савелов Л. М. Родословные записи. Вып. 3. М., 1909. С. 133–137; РГИА. Ф. 1343 (Третий департамент Сената). Оп. 51. Д. 232. Л. 63 об.–77 об.Кроме Толстых и Дурново, из потомства Индроса выделились дворянские роды Васильчиковых, Молчановых, Тухачевских и Федцовых.].

В начале XX столетия Дурново значились в VI части дворянских родословных книг Вологодской, Калужской, Костромской, Московской, Орловской, Петербургской, Тамбовской и Тверской губерний; были владельцами имений еще и в Вятской, Курской, Минской, Нижегородской, Плоцкой, Полтавской, Тульской, Черниговской и Ярославской; владели домами в Петербурге, Москве, во многих губернских и уездных городах; были в родстве с Акимовыми, Башмаковыми, Беклемишевыми, Бибиковыми, Веселовскими, Волконскими, Голицыными, Грибоедовыми, Гундоровыми, Дашковыми, Демидовыми, Ермоловыми, Жихаревыми, Кавелиными, Капнистами, Карауловыми, Кривцовыми, Левшиными, Львовыми, Милорадовичами, Мышецкими, Одоевскими, Петровскими, Раевскими, Савельевыми, Савеловыми, Савицкими, Симанскими, Скобельцыными, Скоропадскими, Хитрово, Хрипуновыми, Шеиными и многими другими.

Среди представителей рода встречаются стряпчие, воеводы, стольники, полицмейстер, военные моряки, офицеры гвардейских и армейских полков, придворные чины, губернаторы и генерал-губернаторы, министры, сенаторы, статс-секретари, члены Государственного Совета, уездные и губернские предводители дворянства, мировые посредники, деятели земского и городского самоуправлений, мировые судьи, прокуроры, присяжный поверенный, публицист, артист, преподаватели военных училищ, инженеры путей сообщения, члены правления акционерных обществ и банков, ученый, революционерка.

Дурново участвовали во всех войнах, какие вела Россия, прошли через Гражданскую, многие эмигрировали; немало погибло их в коммунистических лагерях; живут и в современной России.

Некоторые из Дурново стали достаточно известными. Так, двоюродный прадед П. Н. Дурново, Николай Дмитриевич (12.04.1733–3.11.1815), начал службу солдатом в л. – гв. Семеновском полку (1742), закончил ее генерал-аншефом (1770); занимал должности обер-штер-кригс-комиссара (с 1770), генерал-провиантмейстера (с 1771), генерал-кригс-комиссара (с 1775), сенатора (с 1783), управляющего Провиантским департаментом (1791–1797); Екатерина II уважала его за бескорыстие и честность, пожаловала ему 1828 душ в Плоцкой и Минской губерниях; имел награды до ордена св. Владимира I ст. вкл. (1794).

Его сын Дмитрий Николаевич (14.02.1768–11.12.1834) – участник войны со Швецией (1789), гофмаршал и командор Мальтийского ордена (1799), обер-гофмаршал и президент Гоф-интендантской конторы, петербургский губернский предводитель дворянства (1830).

Другой сын Николая Дмитриевича – Иван (20.01.1782–1.07.1850) – героический участник сражений с французами (1807, 1812–1814) и турками (1810), контуженный и дважды раненый, кавалер орденов св. Владимира IV ст. с бантом и св. Георгия IV ст., награжденный за храбрость золотой шпагой, генерал-майор (1814, за отличие под Лейпцигом)[47 - Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812–1815 гг. // Российский архив. Т. VII. М., 1996. С. 387–388.].

Василий Акимович (5.04.1777–30.01.1834) – восьмиюродный дядя П. Н. Дурново – капитан-лейтенант, «оставил после своей смерти большой капитал (свыше 300 тыс. рублей), который завещал использовать на воспитание бедных дворян в Морском корпусе, а также в Первом Московском кадетском сухопутном корпусе. На проценты с этого капитала, увеличившегося еще от продажи его четырех доходных домов в Москве и имения в Богородском уезде Московской губернии, были учреждены стипендии для платы за обучение шести воспитанников Морского кадетского корпуса и шести воспитанников Первого Московского кадетского корпуса ежегодно»[48 - Алексеев А. И. Геннадий Иванович Невельской. 1813–1876. М., 1984. С. 21.].

Николай Дмитриевич (1792–1828) – четвероюродный дядя – «храбрый офицер» (Александр I), поручик свиты (1811), член тайного общества «Рыцарство» (1811), участник военных кампаний 1812–1814 гг., флигель-адъютант Александра I, был 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади вместе с Николаем I, когда тот вел Преображенский 1-й батальон к углу Адмиралтейского бульвара; участвовал в неудачной попытке уговорить декабристов; произвел арест К. Ф. Рылеева; в январе 1826 г. проводил в Киеве расследование восстания Черниговского полка; управлял канцелярией начальника Главного штаба И. И. Дибича. Участник русско-турецкой войны 1828–1829 гг., убит при штурме Шумлы. Автор Дневника (РГБ), частично опубликованного (Вестник общества ревнителей истории. Вып. 1. 1914; Декабристы. Записки отдела рукописей Всесоюзной библиотеки им. В. И. Ленина. Вып. 3. М., 1939)[49 - О нем: Записки графа Е. Ф. Комаровского. М., 1990. С. 143.].

Елизавета Петровна (1855–1910) – десятиюродная сестра – дочь отставного ротмистра Петра Аполлоновича и Елизаветы Никаноровны, урожденной Посылиной (из купеческой семьи); окончила высшие курсы В. И. Герье; член – последовательно – «Земли и Воли», «Черного передела», партии эсеров, группы максималистов; дважды арестовывалась, заключалась в Петропавловскую крепость (1880) и тюрьму (1906); оба раза освобождалась под залог и вскоре скрывалась за границу; мать С. Я. Эфрона; повесилась после самоубийства младшего сына Константина.

Петр Павлович (6.12.1835–31.12.1918, Пг.; убит в очереди женщинами) – пятиюродный брат – окончил Пажеский корпус корнетом (1853), Николаевскую военную академию (1855). Службу начал в Кавалергардском полку (с 1853). Участник обороны крепости Свеаборг (1853–1856), боевых действий против горцев Кавказа (1859–1860). Харьковский (1866–1870) и московский (1872–1878) губернатор. Управлял департаментом уделов (1882–1884). Генерал-губернатор Москвы (1905). Генерал-адъютант (1905). Председатель Петербургской городской думы (с 1904). Крупнейший земле- и домовладелец. Предприниматель. Коллекционер произведений искусства и редких растений. Жена его, Мария Васильевна, урожденная княжна Кочубей, владела несколькими имениями в Полтавской губ. Их дочь Александра замужем за П. П. Скоропадским.

Их сын Павел (23.06.1874–22.01.1909, Пирей, Греция) – герой русско-японской войны. Окончив Морской корпус (1893), служил на судах Тихоокеанской эскадры. Командуя эсминцем «Бравый», участвовал в Цусимском сражении и прорвался во Владивосток (один из трех). Капитан 2-го ранга (20.05.1905, за отличие). Кавалер ордена св. Георгия IV ст. (18.09.1905).

Николай Николаевич (23.10.1876–27.10.1937) – четвероюродный племянник[50 - А. Н. Дурново, по словам С. М. Голицына, считал П. Н. Дурново двоюродным братом своего деда; в этом случае Н. Н. Дурново – двоюродный племянник П. Н. Дурново (Голицын С. М. Записки уцелевшего. М., 1990. С. 304)] – исследователь древнерусской письменности и диалектов русского языка, автор первого русского словаря лингвистических терминов (1924), член-корреспондент РАН (1924), затем АН СССР, действительный член АН Белорусской ССР (1928–1929), арестован по делу т. н. Российской народной партии (1933), осужден коллегией ОГПУ на 10 лет лагерей (1934). На Соловках, где отбывал заключение, особой тройкой УНКВД ЛО приговорен к высшей мере наказания и расстрелян. Реабилитирован (1964). Оба его сына – Андрей (1910–1938) и Евгений (?–1938) – арестованы и расстреляны.

Среди прямых предков П. Н. Дурново (дед, прадед, прапрадед и т. д.) никто особо не выделился; один лишь Константин Евстафьевич – третье колено от основателя рода Микулы Федоровича – участвовал в Земском соборе 1613 г. и подписал грамоту об избрании на царство Михаила Романова.

Здесь уместно заметить, что утверждение С. Ю. Дудакова о еврейских корнях П. Н. Дурново («тоже из рода Веселовских»), основанное на том, что Павел Веселовский выдал одну из своих дочерей «за Дурново»[51 - Дудаков С. Ю. Петр Шафиров. Иерусалим, 1989. С. 99.], не находит подтверждения в поколенных росписях: Иван Иванович Дурново, женившийся на Пелагее Павловне Веселовской, приходится П. Н. Дурново пятиюродным прадедом[52 - См.: La Noblesse de Russie. Publes par Nicolas Ikonnikov. Paris, 1957. Vol. C. 2. Р. 579–580. № 86 (Копия, хранящаяся в Отделе генеалогии Государственного музея А. С. Пушкина. Автор весьма признателен сотрудникам Отдела за любезно предоставленную возможность познакомиться с нею).].

* * *

Петр Николаевич Дурново (XI колено рода) родился в понедельник 23 ноября 1842 г.[53 - См. обоснование: Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. 1802–1917. Биобиблиографический справочник. Изд. 2-е. СПб., 2002. С. 263.В Полном послужном списке лейтенанта П. Н. Дурново (РГАВМФ. Ф. 406. Оп. 3. Д. 717. Л. 381) датой рождения указано 24 ноября 1842 г.] в Твери в доме бабушки Веры Петровны Львовой.

Петр – имя деда (Львова), обоих прадедов (Львова и Лазарева) и прапрадеда (Львова) по материнской линии. По наблюдениям П. А. Флоренского, «горячее имя, с темпераментом и некоторою элементарностью»[54 - Флоренский П. Тайна имени. М., 2007. С. 372.].

1842 год – по китайскому гороскопу – год водяного тигра[55 - «Тигр рожден под знаком мужества. Он – фигура властная, придерживается твердых убеждений и взглядов. У Тигра сильная воля, он человек решительный и делает все с огромной энергией и энтузиазмом; очень подвижен, обладает быстрым умом, чрезвычайно активен. Он привык к оригинальному мышлению, полон новых идей и всегда готов взяться за осуществление какого-либо нового проекта.Тигр обожает, когда ему бросают вызов, любит участвовать в мероприятиях с интересным будущим. Он готов пойти на риск и очень не любит, когда его связывают условности или диктат со стороны других людей. Тигр стремится к свободе действий и по крайней мере раз в жизни способен отбросить осторожность и делать то, что хочет. У тигра беспокойный характер. Он способен полностью отдаться какому-либо проекту, но может случится, что его энтузиазм погаснет, если появится что-либо более увлекательное.Он может быть очень импульсивным, но может пожалеть о совершенных поступках.Тигр, как правило, удачлив в делах, но в результате провала способен впадать в довольно длительную депрессию. Жизнь Тигра всегда состоит из взлетов и падений.Однако Тигр легко приспосабливается к обстоятельствам. Он предприимчив и редко остается подолгу на одном месте. На ранних этапах жизни может сменить несколько профессий и часто переезжает с места на место.Тигр честен и открыт в деловых отношениях с партнерами, ненавидит лицемерие и ложь, склонен откровенно и четко выражать свое мнение. Он способен возмутиться, если на него оказать авторитарное давление, это может создать конфликтную ситуацию, но Тигр никогда не отступает и твердо отстаивает свои убеждения.Тигр всегда выступает в роли лидера, достигает самой верхней ступеньки на профессиональной лестнице. Однако не любит бюрократии и неохотно подчиняется приказам. Тигр упрям, имеет независимый нрав, не желает ни перед кем отчитываться. Он склонен считать, что никому не обязан своими успехами, кроме самого себя, и редко обращается за помощью к другим людям. Как ни странно, несмотря на свою самоуверенность и качества лидера, Тигр может быть нерешительным и откладывать принятие важного решения до последнего момента. Он также болезненно воспринимает критику.Несмотря на то, что Тигр зарабатывает немало денег, он может быть расточительным и не всегда выгодно вкладывает деньги. Однако он бывает очень щедрым, осыпая дарами своих друзей и родственников. Тигр очень заботится о своей репутации и о том, какое впечатление производит на окружающих, ведет себя с достоинством, ему нравится быть в центре внимания. Он любит, когда говорят о нем или о деле, которое он возглавляет.У водяного Тигра чрезвычайно широкий круг интересов, он всегда готов экспериментировать с новыми идеями и исследовать далекие земли. Он широко образован, умен и добр. Он остается спокойным в кризисной ситуации, однако временами проявляет досадную нерешительность. У него складываются хорошие взаимоотношения с окружающими, он умеет убеждать людей и, как правило, достигает своих целей в жизни. У него живое воображение, и он легко может стать талантливым оратором или писателем» (Нейл Сомервилл. Ваш китайский гороскоп. М., 2004).].

Восприемниками при крещении были неслужащий статский советник и кавалер В. М. Фиглев и статская советница вдова Вера Петровна Львова, бабушка.

Петр был третьим ребенком, после Веры (1839–?) и Елизаветы (1841–?). До поступления его в Морской корпус родились еще три сестры – Мария (1843–?), Любовь (1845–?) и Варвара (1849–?) и два брата – Николай (1847–?) и Александр (1851–16.07.1857).

* * *

Отец Петра, Николай Сергеевич[56 - Дурново Николай Сергеевич (10.03.1817, Москва – не ранее 1869) – из дворян Московской губ. Православный. Окончив частный пансион в Москве, поступил унтер-офицером в Гусарский е. в. короля Вюртембергского полк (1835). Юнкер (1835). Корнет (1838). Уволен по домашним обстоятельствам для определения к статским делам (1838). Определен прапорщиком в С.-Петербургский жандармский дивизион (1839). Прикомандирован к штабу Корпуса жандармов (1840), затем – к III отделению с. е. и. в. канцелярии для исправления должности цензора (1840). Перемещен в Дербент в той же должности (1840). Произведен в поручики (1841, за отличие). Перемещен в С.-Петербургскую губернию (1841). Уволен от службы штабс-капитаном по болезни (1842). Определен (по прошению) в III департамент министерства государственных имуществ и переименован Сенатом в губернские секретари (1842). Уволен по прошению (1843). И. д. городничего в г. Вилькомир Виленской губ. (1844). Благодарность министра внутренних дел (1844). Уволен по прошению (1845). Определен штатным смотрителем Слонимского уездного для дворян училища (1845). Председатель Слонимской Еврейской комиссии (1845). Произведен в коллежские асессоры (1845). Уволен по прошению (1851). Определен (по прошению) кандидатом для занятия должности (в губернии) по МВД (1851). Командирован в Могилевскую губ. для сбора сведений по народному продовольствию (1852). Произведен в надворные советники (1852, по выслуге лет). Командирован в Саратовскую губ. «для произведения исследования о пропавших в Саратове двух мальчиков, которые впоследствии найдены умерщвленными» (1853). «Окончив поручение с отличным усердием, возвратился в С.-Петербург» (1853). И. о. саратовского вице-губернатора (1854). Отозван в С.-Петербург (1855). И. д. виленского вице-губернатора (1855, не отбывал). И. о. олонецкого вице-губернатора (1856). Уволен (1857) (РГАВМФ. Ф. 432. Оп. 5. Д. 4880. Л. 4–6; РГИА. Ф. 1282. Оп. 3. Д. 735. Л. 74–74 об.)], был не без способностей, однако крайне легкомысленный, не развивший в себе привычки к повседневной систематической деятельности и совершенно, по-видимому, лишенный чувства долга. В самом деле, 22-летним корнетом, не став крепко на ноги (ни у него, ни у его родителей не значилось ни родового, ни благоприобретенного имения), он женится. Семья быстро растет (в начале 13-го года семейной жизни он – отец восьмерых детей), однако он никак не может найти себе дело по душе и закрепиться на каком-либо месте. За 22 года службы он сменил 10 мест, испробовав себя гусаром, жандармом, цензором, министерским чиновником, городничим, смотрителем училища, вице-губернатором. За это время он 5 раз был в отставке, что составило около 4-х лет (18 % всего времени службы).

В 1854 г. он сделал резкий карьерный рывок: был назначен и. о. саратовского вице-губернатора. Произошло это вследствие чрезвычайных обстоятельств. В марте 1853 г. 36-летний Н. С. Дурново был командирован в Саратов для производства следствия о двух пропавших мальчиках. Здесь судьба свела его с Н. И. Костомаровым[57 - Костомаров Николай Иванович (1817–1885) – внебрачный сын помещика и крепостной. Окончил историко-филологический факультет Харьковского университета. Магистр (1844). Адъюнкт-профессор Киевского университета (1846). Сблизившись с украинскими учеными и литераторами, стал одним из организаторов Кирилло-Мефодиевского общества, автором его программы. Арестован (1847) и заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Сосланный в Саратов, познакомился и сблизился с Н. Г. Чернышевским, А. Н. Пыпиным, поляками, сосланными за участие в восстании 1830–1831 гг.; изучал национально-освободительную борьбу под руководством Б. Хмельницкого и восстание С. Разина. Освобожденный от полицейского надзора (1856), служил секретарем саратовского губернского комитета по улучшению быта помещичьих крестьян. С 1859 г. – экстраординарный профессор Петербургского университета. На его «вторниках» бывали Чернышевский, Т. Г. Шевченко, Н. А. Добролюбов, Н. А. Некрасов, В. В. Стасов и многие другие представители «передовой интеллигенции». После выхода в отставку (1862) занимался исследованиями по широкому спектру проблем русской и украинской истории, беллетристикой и публицистикой. Похоронен на Волковском кладбище (музей-некрополь «Литераторские мостки»).]. Сосланный летом 1848 г. в Саратов, он был определен переводчиком при губернском правлении с жалованием 350 рублей в год. «Переводить было нечего, – вспоминал он, – и я только числился на службе».

Что произошло в Саратове в 1853 г. и каковы были последствия? Послушаем сначала Н. И. Костомарова: «С 1853 года начались для меня некоторые неприятности. В Саратове произошло замечательное событие: пропало один за другим двое мальчиков, оба найдены мертвыми с видимыми признаками истязания: один в марте на льду, другой – в апреле на острове. Всеобщее подозрение падало на евреев, вследствие старинных слухов о пролитии евреями христианской детской крови. Присланный из Петербурга по этому делу чиновник Дурново потребовал от губернатора чиновника, знающего иностранные языки и, кроме того, знакомого с историей. Губернатор откомандировал к нему меня. Прежде всего мне дали для перевода странную книгу: это были переплетенные вместе печатные и писанные отрывки неизвестно откуда на разных языках, заключавшие в себе официальные документы о необвинении иудеев в возводимом на них подозрении в пролитии христианской крови. Тут были и папские буллы, и декреты разных королей, и постановления сенатов, и циркуляры министров. Книгу эту нашли у одного еврея. После перевода этой книги меня просили составить ученую записку – опыт решения вопроса: есть ли какое-нибудь основание подозревать евреев в пролитии христианской детской крови. Так как для этого нужны были пособия, то при посредстве Дурново я и получил их от саратовского преосвященного Афанасия. Рассмотрев предложенный мне вопрос, я пришел к такому результату, что обвинение евреев хотя и поддерживалось отчасти фанатизмом против них, но не лишено исторического основания, так как еще до христианской веры уже существовало у греков и римлян подобное подозрение, как это показывают свидетельства Анпиона, говорившего, что Антиох Етифон, сирийский царь, нашел в иерусалимском храме греческого мальчика, приготовляемого иудеями к жертвоприношению, состоявшему в источении крови из жертвы, и Диона Кассия, по известию которого в городе Кирене, в Африке, греки перебили евреев за то, что последние крали греческих мальчиков, приносили их в жертву, ели их тело, пили их кровь. Я указал сверх того на то обстоятельство, что евреи еще в библейской древности часто отпадали от религии Моисея и принимали финикийское идолопоклонство, которое отличалось священным детоубийством. Наконец, я привел множество примеров, случавшихся в средние века и в новой истории в разных европейских странах, когда находимы были истерзанные дети и всеобщее подозрение падало на евреев, и в некоторых случаях происходили народные возмущения и избиения евреев. Множество папских булл и королевских декретов, которые евреи собирали и хранили так усердно, показывает, что было нечто такое, что вынуждало явление этих документов, тем более что значительная часть этих официальных памятников, которыми евреи себя оправдывали, давались тогда, когда дававшие их явно нуждались в деньгах и т. д.

Но когда губернатор узнал о том что я написал, то призвал меня к себе и начал грозить, что он меня засадит в острог и напишет куда следует о моей неблагонадежности, чтобы меня послали куда-нибудь подальше и в худшее место. Дело в том, что губернатор допустил противозаконно проживать евреям в великорусской губернии, где им не дозволялось жительствовать, опасался со стороны присланного чиновника под себя подкопа и не хотел, чтобы правительство признало подозрение на евреев сколько-нибудь основательным. В то же время он написал к Дурново отношение, в котором очернил меня и поставил ему в непристойность доверие ко мне как к лицу, дурно себя заявившему и находящемуся под надзором полиции. Я принужден был оставить еврейский вопрос.

На следующий год в саратовской администрации произошла большая перемена: губернатор был отставлен; за ним то же последовало со многими другими чиновниками; приехал новый губернатор Игнатьев и новый вице-губернатор; последним назначен тот же самый Дурново, который в предшествовавшем году производил следствие; к достижении этой должности ему, как я слышал, помогло мое сочинение, которое в министерстве признали за его собственное и сочли его ученым человеком. Но в должности вице-губернатора ему пришлось быть недолго: не более как через год он был замещен другим»[58 - Костомаров Н. И. Автобиография // Костомаров Н. И. Русские нравы. М., 1995. С. 495, 499–501.Анпион – Аппиан – грек, римский историк, автор «Римской истории».Антиох IV Эпифан – царь Сирии из династии Селевкидов (175–163 гг. до н. э.) – в 171 г., возвращаясь из похода в Египет, подавил восстание в Иудее и подверг разгрому Иерусалим; с целью окончательного покорения Иудеи предпринял новый поход (168 г.): храм Яхве и город были разграблены, более 10 тысяч жителей обращены в рабов, иудейская религия была запрещена, введен культ греческих богов.Дион Кассий – древнегреческий историк начала III в., автор труда по римской истории.Кирена – греческая колония на средиземноморском побережье Африки.Губернатором был Матвей Львович Кожевников, брат декабриста, члена Северного общества А. Л. Кожевникова (1802–1867). Участник Хивинского похода В. А. Перовского (1839), бывший в 1839–1845 гг. наказным атаманом Уральского казачьего войска, кавалер ордена св. Георгия IV ст. (1844), генерал-майор, перешел на гражданскую службу действительным статским советником и с 1846 г. управлял Саратовской губ. Холостяк, отличался «любовью к веселой компании, шумному застолью, соленым шуткам и к лошадям». В своем кабинете «имел обыкновение заниматься за конторкой, сидя верхом на серебряном, усыпанном кораллами и бирюзой, казачьем седле на высокой подставке». Положение его как губернатора было непростым: в 1847–1848 гг. вспышки холеры и более 10 тысяч умерших; сильная засуха и пожары; усилившиеся грабежи; лично честный (уволенный в 1854 г., доживал в небольшом имении сестры очень стесненный в средствах), он не имел ни «вкуса», ни достаточной подготовки к административным и судебным делам, оказался слишком доверчив к подчиненным, что повело к процветанию взяточничества (особенно страдали преследуемые старообрядцы); губерния дворянская, а губернатор испортил отношения с дворянами, потребовав остричь длинные бороды и волосы; не заладилось с губернским предводителем дворянства Н. И. Бахметевым, да так, что обоих вызвали в 1850 г. в Петербург; губернатор получил три выговора от Сената, а министр внутренних дел уволил, по жалобе предводителя, начальника канцелярии губернатора и старшего советника губернского правления; серьезные недоразумения возникли у губернатора с архиепископом Афанасием; ко всему, губернатор еще и либеральничал: на обедах у него бывали вернувшийся после сибирской ссылки декабрист А. П. Беляев, студент Н. Г. Чернышевский (Семенов В., Семенов Н. Саратов дворянский // Волга. 1998. № 11–12. С. 41; Записки и дневник Н. И. Бахметева // Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.: Альманах. Т. XII. М., 2003. С. 286–289; Шомпулев В. А. Провинциальные типы сороковых годов. URL: http://old-saratov.ru/foto.php?id=108 (дата обращения: 16.10.2011).].

Н. С. Дурново и в самом деле все приписал себе. Ни словом не обмолвившись о записке Н. И. Костомарова, он так описал все перипетии своей командировки в Саратов: «В 1853 г., состоя на службе при Министерстве Внутренних Дел, я был командирован в г. Саратов для производства следствия о пропавших двух малышках, которые впоследствии были найдены убиенными с необыкновенными знаками и с обрезанием по Еврейскому обряду. Несмотря на всевозможные интриги, препятствия, притеснения и противодействия, отвергнув все личные выгоды, после 9-месячного самоотверженного тяжкого труда, я открыл это важное преступление: дети были украдены и замучены Евреями для источения крови, которую они рассылали в разные места.

В 1823 г. для исследования подобного рода дел в г. Велиже наряжена была комиссия из нескольких членов под председательством флигель-адъютанта Шкурина; в Саратов же я был послан один, в то время Коллежский Асессор.

Совет Министерства Внутренних Дел и Комитет Гг. Министров, рассматривая произведенное мною следствие, признали мой труд усердным, добросовестным и дельным. За сим я был назначен Вице-Губернатором в Саратов»[59 - Всеподданнейшее прошение Н. С. Дурново // РГИА. Ф. 1282. Оп. 3. Д. 735. Л. 63–63 об. Прошение, датированное 20 июля 1857 г., было доложено царю, и он повелел препроводить прошение министру внутренних дел для личного ему, царю, доклада.].

Существенно иначе объяснял это назначение министр внутренних дел С. С. Ланской: «Поручение сие он исполнил успешно, открыв не только следы тщательно сокрытого преступления, но и главных виновников онаго. Хотя впоследствии было дознано, что Дурново дозволял себе разные, превышающие его обязанность действия, нарушал следственные нормы, допускал пристрастие и натяжки, но как М[инистерст]во убеждено было из результатов произведенного следствия, что допускаемые отступления были направлены не к сокрытию преступления и не к затемнению дела, а, напротив, из усердного стремления к обнаружению зла, то и погрешность Дурново противу следственного порядка не была поставлена ему в вину. Министерство простерло свою снисходительность далее: желая вознаградить его за успешные действия по делу столь важному, навлекшему на него много вражды и мщения, бывший Министр Бибиков испросил Высочайшее соизволение на назначение его Вице-Губернатором в Саратове, имея еще и то в виду, что пребывание его там послужит с пользою к дальнейшему раскрытию обстоятельств совершенного преступления. Сообразно с сим Дурново было дано от Министра предложение содействовать в мере влияния его как Вице-Губернатора нарочно посланной и составленной из лиц разных ведомств Судебной Комиссии»[60 - Записка о Надворном Советнике Дурново. Копия // Там же. Л. 67–68 об. Записка эта составлена в МВД в связи со следующим. В. П. Дурново как «племянница покойного Адмирала Лазарева и сестра убитого в Севастополе Лейтенанта Львова» обратилась к вел. князю Константину Николаевичу с жалобой на «неправильное» увольнение от службы ее мужа. Вел. князь 30 июля 1857 г. просил министра С. С. Ланского доставить ему «о службе и увольнении от оной Г-на Дурново те сведения», которые могли бы дать «правильное и ясное понятие об этом деле» (Там же. Л. 61). 15 августа 1857 г. С. С. Ланской представил указанную записку вел. князю и довел до его сведения, что подробности этой записки он будет докладывать царю «при первом [ему] докладе» (Там же. Л. 66). 16 августа 1857 г. доклад царю был сделан (копия его на Л. 69–71 об.)].

Что касается его смещения с должности саратовского вице-губернатора, то Н. С. Дурново объяснял это царю так: «Во время следствия, предвидя важность и последствия этого дела, я неоднократно просил об отозвании меня из Саратова, присовокупляя при том, что, кроме злобы Евреев по столкновению и прикосновенности многих лиц, это сложное и важное дело оставит мне повсюду сильных врагов, погубит целое семейство и я один паду жертвою моей добросовестности. На это Начальство, постоянно уверяя меня в защите и покровительстве, приказывало непременно открыть виновных в преступлении.

Между тем противная партия, действуя в защиту Евреев, успела возбудить на меня доносы, жалобы и проч., так что люди самые добросовестные увлеклись этою партиею, дали веру голословным доносам и тем невольно и бессознательно обратились в защитников Евреев. Вследствие чего я был вызван из Саратова в Петербург и перемещен в Вильно»[61 - Всеподданнейшее прошение Н. С. Дурново. Л. 63 об. – 64.].

С. С. Ланской докладывал царю об этом иначе: «Начиная с сего времени (т. е. со времени назначения саратовским вице-губернатором. – А. Б.), Дурново действовал уже не только не благоразумно и с пользою, но желал присвоить себе власть и влияние на дело более, нежели ему приличествовало, – во многом препятствовал Судебной Комиссии своим напряженным и даже ложным направлением, подговаривая в иных случаях, призванных по делу свидетелей, делать ложные показания, от которых они потом отрекались, и поселяя из личных видов в других лицах, особенно купеческого звания, страх, что они будут привлечены к следственному делу.

Все это доходило до М-ва; получены были даже сведения, что Дурново не чужд лихоимства и ведет нетрезвую жизнь, – но и тут не было еще дано полной веры этим сведениям, и распространение их относилось к недоброжелательству и мстительности, возбужденных против него за открытие преступления. Министерство терпело и щадило сего чиновника сколько из сострадания к нему самому, столько же и из желания не подорвать значения самих фактов, им открытых. Так прошли год и два месяца.

В сентябре 1855 г. получено из III Отделения С. Е. И. В. канцелярии сообщение, в котором было указано, что во время бывшего в июле того года пожара в Саратове, Вице-Губернатор Дурново дозволил себе разных бесчинств, будучи совершенно пьяным. В это время я уже вступил в управление Министерством и признал нужным отозвать сего чиновника из Саратова»[62 - Записка о Надворном Советнике Дурново. Л. 67 об. – 68.Доносы писал и губернатор А. Д. Игнатьев (см. копии секретного письма его министру от 2 июля и «Особенной записки» от 4 августа 1855 г. // Там же. Л. 1–2, 4–5 об.), желая избавиться от Н. С. Дурново: сам злоупотреблял властью, покрывал насильников, «имел» с откупщиков виноторговли; позднее прославился жестокими преследованиями рабочих-строителей Волго-Донской железной дороги, кровавой расправой с крестьянами помещика Кочубея – все эти безобразия были раскрыты специально командированными в Саратов флигель-адъютантом Рылеевым и чиновником особых поручений МВД Арсеньевым. Комитет министров настаивал на увольнении Игнатьева, но его «прикрыл» родственник, военный министр Н. О. Сухозанет, и только после публикаций в «Колоколе» Герцена он был уволен (Герцен А. И. Собр. соч. в 30 т. Т. 15. М., 1958. С. 268, 271).].

Отозванный из Саратова, Н. С. Дурново был назначен виленским вице-губернатором. Почему он туда не поехал – об этом пишет он глухо, делая вид, что не понимает: «Не получив однако ж в продолжении 9 месяцев отправления к месту нового назначения, я снова был перемещен в Петрозаводск»[63 - Всеподданнейшее прошение Н. С. Дурново. Л. 64.]. Ланской докладывал вел. князю: «Не желая лишить его службы вовсе, я испросил соизволения Государя императора перевести его тем же званием в Виленскую губернию, но узнав вскоре, что Дурново оставил там по себе дурную память по состоянию в 1844 году в должности городничего в Вилькомире, от которой был вслед за тем уволен, я испросил Высочайшее разрешение переместить его в Олонецкую губернию»[64 - Записка о Надворном Советнике Дурново. Л. 68.].

31.01.1857 г. Дурново был уволен со службы. По его словам, это – акт высшей несправедливости: «Совершенно неожиданно, без дознания, без следствия и без суда, во время управления губерниею, <…> по прошению, которого я никогда не подавал; тогда, как в 8? месяцев моей службы в Петрозаводске я управлял 4 месяца Губерниею и во все время на меня не было ни жалобы, ни просьбы, ни даже не получал ни одного замечания от Начальства»[65 - Всеподданнейшее прошение Н. С. Дурново. Л. 64.].

Министр опровергает Дурново и в этом: «Не долго и здесь оставался Дурново без нарекания: из Петрозаводска, так же как и из Саратова, стали доходить о нем невыгодные слухи. Оба губернатора: Саратовский Игнатьев, приезжавший сюда летом 1856 г., и бывший Олонецкий Муравьев, находясь здесь зимою, – оба самым неприятным образом отзывались лично мне о службе и действиях Дурново; главнейшим же против него обвинением служит произведенное, по моему поручению, особым чиновником негласное дознание о его правилах, образе жизни и служебных действиях в Саратове. Из дознания оказывается, что он в самом деле нетрезвого поведения, сомнительных правил и корыстолюбивый человек. К этому дознанию приложена даже ныне находящаяся у меня приходорасходная книжка одного торговца, где на имя Дурново выписаны в расход значительные денежные суммы. После столь убедительных фактов против Дурново я счел нужным испросить Высочайшее разрешение на увольнение его от службы»[66 - Записка о Надворном Советнике Дурново. Л. 68–68 об.].

Не приходится сомневаться, что у начальства – губернского и министерского – были основания быть недовольным Н. С. Дурново: и элементарная лень, и пристрастия, и беспечность, и пьяные бесчинства, и выход за пределы своих обязанностей, и неправомерное вмешательство в дела судебной комиссии – все это, по-видимому, было. Однако надо согласиться и с Дурново, когда он пишет царю о «сильных врагах», их злобе, мстительности, интригах, ложных обвинениях, клеветнических жалобах и доносах, справедливо при этом замечая: «каким же иным способом эти лица могли бы поколебать доверие к человеку, обличавшему их действия? – как не доносами». Не за обвинение же евреев в убийстве саратовских мальчиков его уволили. Охваченный административным восторгом, склонный к горячности, прямолинейный и легкомысленный Дурново разворошил саратовское гнездо, и многие поплатились теплыми местечками.

В самом серьезном обвинении Дурново – лихоимстве – приходится усомниться. И не только потому, что «приходорасходная книжка» саратовского торговца весьма сомнительна: там много исправлений, разные чернила, и в чьих руках она побывала, пока, оставив своего владельца, дошла до министра? Туда вписать мог кто угодно и что угодно. Главное – в другом, и на это обращал Дурново внимание царя: «Настоящее мое положение еще более опровергает все возводимые на меня клеветы и обвинения: задолжав в Саратове д[енег] 5 т[ысяч] р[ублей] с[еребром], <…> я ныне, прослуживши почти 20 лет и около трех лет Вице-Губернатором, живу в двух комнатах, в подвальном этаже с 7-ю больными детьми, не имея даже средств на медицинское пособие для них (8-й дитя 16 числа сего месяца уже умер от нужды)»[67 - Всеподданнейшее прошение Н. С. Дурново. Л. 64 об. Царь приказал оставить прошение без последствий (Л. 69).].

И. д. статс-секретаря по принятию прошений Решет, сообщая С. С. Ланскому о всеподданнейшем прошении Дурново, писал: «Из собранных сведений оказалось, что проситель действительно претерпевает крайнюю бедность и с семейством помещается в двух небольших комнатах, сам он в недавнем времени пользовался в Максимилиановской лечебнице для приходящих»[68 - РГИА. Ф. 1282. Оп. 3. Д. 735. Л. 62–62 об.].

В этом полуподвальном помещении на втором дворе дома Серапина (№ 38) на Царскосельском проспекте Петербурга он продолжал жить с семьей и весной 1858 г., когда обратился со слезной просьбой к министру принять его «снова на службу»: «Резолюция Вашего Высокопревосходительства по сему будет окончательным приговором для огромной семьи, которая буквально умирает с голоду»[69 - Там же. Л. 73–73 об.].

Что сталось с ним и с семьею?

К сожалению, мы располагаем разрозненными сведениями. В мае 1861 г. помещик Холмского уезда Псковской губ. А. И. Болотников запродал свое имение и выдал жене надворного советника Вере Петровне Дурново запродажную запись; до совершения купчей крепости имение поступало в полное ее распоряжение, и доходы с него она могла употреблять в свою пользу – помещик выдал ей на это доверенность. В июле 1862 г. она выступила доверительницей Болотникова при выкупе крестьянского надела в имении[70 - РГИА. Ф. 577 (Главное выкупное учреждение М-ва финансов). Оп. 6. Псковская губ. Д. 2337 (Ду[р]ново В. П. Селение Большие Жиряны).].

Н. С. Дурново остро, по-видимому, нуждался в деньгах и, занимая, не торопился отдавать: в 1865 г. за ним значился неплатеж 809 рублей и процентов по дате иска петербургскому 2-й гильдии купцу Амандусу Ф. Меллину по векселю от 28 декабря 1861 г., а в 1874 г. – неплатеж 2475 рублей витебскому купцу Фогельсону по условию, заключенному 3 июня 1868 г.[71 - РГИА. Ф. 577. Оп. 6. Д. 1494. Л. 3–3 об.].