Сам сдохнет, сука, – подводит итог техник Левченко.
Особисты, начштаба и наши офицеры идут в сторону кунга НИСа, и тут вылетает наша ротная дворняга и, кривляясь, виляя хвостом, подбегает к особисту, и «без разговора», со всей силы кусает его за ногу. Особист заорал и подпрыгнул как минимум на полметра, второй схватился за кобуру, но тут же получил по руке от Фарады.
– Не тронь собаку, сука, – НИС был явно в бешенстве, – тебе справиться не с кем, гандон?
– Что вы позволяете, подполковник, – визжало существо в погонах, – я возбужу дело…
– Бабу возбуждать свою будешь, – отрезал Фарада, – пошли в кунг, господа, с презрением продолжил НИС.
Тем временем Сильва, виляя хвостом, пряталась за нашими спинами и понимала всем своим собачьим существом, что за строем этих грубых и порой жестоких людей она в полной безопасности.
– Пошли пожрём, что ли, – выдал свежую мысль Фрол, и мы, не сговариваясь, потопали в сторону наших палаток.
Разговаривать не хотелось, ощущение мерзости происходящего и чувство тупика не то чтобы давило, но создавало дискомфорт. Молча глотали чифир, все понимали, что вряд ли стоит ожидать чего-то хорошего после визита особистов.
– Может, к «чехам» податься? – Разряжает тишину Китаец, – варианты есть.
– Запасных яйц нет, – говорю ему, – это херня, Женя, ты не городи, и так тоска.
– Не скажи, Толяныч, всё может быть, а хороший сапёр, он и в Гондурасе сапёр.
– Так-то оно так, а дальше что? – спрашиваю у Женька.
– А ни хуя, Толян, – у Женьки, по-видимому, накипело, – ты думаешь, это всё? Через пару лет нас забудут, и будут другие войны. А народ – быдло, пипл хавает всё, и те, с кем сейчас воюем, будут править, а мы либо под забором сдохнем, либо будем клянчить у ебучего государства копейки и выживать.
– А как жить-то, Женька? – я слегка ошарашен.
– А никак, Толян. Пойми, нужно просто жить, назло всем блядям, надо – так и по головам идти. У нас нет другого варианта, пойми, нет ничего. Ни страны, ни народа, а есть ты, я, Фрол и наши парни, остальное хуйня, поверь, и родина – это товар, дело в цене и всё, брат, все гораздо проще.
– Знаешь, Жень, а ведь ты прав, – я закуриваю и понимаю, что в действительности всё ещё хуже, – я и не заморачиваюсь, брат, значит, просто живём.
– Не бзди, будет хуже, – успокаивает Китаец, – только ты пойми, Толян, друзья-то мы тут, ибо у нас общая цель – выжить и заработать, а на патриотов и на родину мне насрать, вот и всё.
– А я на хую всё видел, вот и всё, – вставляет свою лепту в разговор Фрол.
Возникла пауза, говорить-то было нечего, всё было ясно и понятно, накатывала тихая, до мурашек по коже, злость. И не к кому-то именно, а просто злость, та злость, на которой мы выживали назло и вопреки.
– А знаете, что самое блядское в этой истории, парни? – продолжил вдруг Женька, – что потом будут писать книги, рассказывать детям в школе про героизм, патриотизм и прочую хрень, а в книгах будут восторгаться красотами Кавказа, вести философские разговоры, и это будут хавать. Поймите, парни, будут, и самое пидорастическое то, что авторы будут верить тому, что напиздели. Лис, ты скажи, у нас тут что, всё с филологическим образованием? Нихуя и луку мешок. Ещё песни будут писать, слезу у мокрощелок вышибать, военный шансон, блядь. Знаете, парни, я когда вижу «чеха», я валю его к ебеням, а не веду с ним споры о том, кто куда пришел и почему я его должен ёбнуть. Заебало всё, и эти ещё приехали хуеплёты, вот они и напишут потом правду о Чечне. – Китаец щелчком выбил из пачки «кэмела» сигарету, – всё проще. И будет ещё проще. И мне похуй за кого воевать, я сам по себе, и вы такие же, только врать не надо и всё срастётся. Мы сидели и курили, щурились на вечернее солнце и молчали. Самое гадское то, что Женька прав, стопроцентно прав, и что бы ни было, мы уже были заражены тем вирусом, что отличает нас от остальных людей. Для нас война – это работа, и отношение к ней как к работе. Мы наёмники, самое страшное, что может быть для нас, это прекращение этой работы, а это в наши планы не входит, поэтому сидим и ждём.
А утром началось великое переселение народов. Как цыгане, со всем скарбом, через матюги, мы начали передислокацию под Шали. Невольно в голову лезли сравнения с Ордой, Македонским и прочих героях прошлого. Ничего не меняется, никогда наша армия не бывает готова, и в этом есть какой-то сакральный смысл
Глава 13
По приезде на новое место, в восторге от которого никто не был – чистое поле, вдали виднеется башнеподобное строение, как выяснилось, это одна из построек птицефермы, в паре километров от нас шалинская учебка, ныне разгромленная, причём не нами, а местными жителями. Наша сапёрная рота и тут оказалась впереди планеты всей. Единственное подразделение, у которого в наличии есть кран, экскаватор, две ПЗМ, ну и так, по мелочи. Технари нам уже подготовили все ямы и капониры, так что мы взяли лопаты в руки и за пару часов облагородили всю территорию. Палатки поставили быстро, сверху торчали лишь крыши. Единственное, так это что столовая стояла на ровном месте. Мелочи номинальной величины, типа оружейки, грибков и прочего, решили ставить в процессе. В общем, «велком», пацаны. Вечером, в меру уставшие, мы сидели и курили в столовой
– Массети забрали на ЦБУ, бляди, – выдохнул Фрол, – баню ставить надо, и вообще, место – говно. На курятнике СОБРы вроде.
– Не ной, – говорит Китаец, – дальше будем посмотреть, а так, надо покататься, осмотреться.
Я молчу, усталость дня потихоньку отступает и хочется тишины, но вместо этого, как всегда, приходит раздражение на всех и вся.
Технари уже обустроили «дальняк», Сильвер с Цуканом потопали с бачками к танкистам. В общем, вечер.
– Завтра отдыхаем, – говорит Турыгин, незаметно подходя сзади, – а там видно будет, вон соседи наши, артелы, мать их, заебут теперь снарядами.
– Разберёмся, – лениво отвечаю ему, ибо утилизация снарядов от САУ – самая неблагодарная работа.
Эдик в палатке мучает транзистор, кроме маяка толком ничего нет, иногда встревают радиостанции Грозного, но завгаевская хрень никому не интересна. Олег Карнаухов тянет кабеля от «дырчика».
– Да будет свет! – кричит ему вслед Фрол, но тот лишь отмахивается. Что-то делать лень, поэтому идём спать.
Утром проснулись все – Мишаня заводил бензопилу «Урал» прямо в палатке.
– Иди нахуй, Мишаня, – ору ему из под спальника, – дай поспать, придурок!
– Пристрелю, сука, – вторит Эдик.
Миша скалится, довольный, как кот, и выдаёт:
– Харэ спать, братва, дров хуй, сигарет хуй и вообще, всё хуй. И мы в жопе, выездов нет, надо думать.
Он прав, спи не спи, а решать что-то надо. Встаём – делать-то нечего, кидаю Мишке шашку тротила, тот подхватывает её и молча выходит из палатки. Через минуту завоняло так, что Китаец заорал:
– Миша, блядь, ты не мог подальше чифир ваш ебучий варить, заебали уже!
– Ладно, Женька, хорош, – успокаиваю его, сейчас готово будет.
Довольный Мишка заходит в палатку, ставит котелок с чифиром на печку и молча достает кружки. Так же молча разливает и пускает по кругу сразу три кругаля.
– Где Князь? – спрашиваю у парней после того, как допили чай.
– Шакалит где-то, – Лёха Черных в курсе всегда, – на БМО опять уебал, у меня сигарет всего пачка осталась, а комбриг, сука, выезды запретил. Лис пиздуй к Фараде, ты ж кент его, придумайте что-нибудь.
– Схожу, – отвечаю ему, а сам кручу в голове все варианты его ответов.
Вариантов немного, но решать надо, поэтому просто собираюсь и топаю до кунга.
– Привет, тебе чего? – Фарада встречает сразу вопросом.
– Как жить-то будем? Последний хуй без соли доедаем, – начинаю я, НИС машет рукой и с досадой прерывает:
– Знаю, всё знаю, есть наметки, сейчас прокормят технари, всем же, блядь, копать надо, у меня очередь на ПЗМ и экскаватор, а там обстановка сменится и будем решать.
– Значит, выездов не будет, – подвожу итог.
– Не ссы, всё будет, вы с Китайцем подготовьте всё на всякий случай.
– Лады, – отвечаю ему и отхожу в сторону. А что ещё сказать, всё и так понятно. Разговаривать не о чем, всё, что было, осталось там, где-то там. Мы никогда не лезли друг другу в душу и свою никому не изливали, зачем, от этого не холодно ни жарко. Пока я бродил, ничего особенного не случилось, кроме как Князя с литром водки.