Пистоль и шпага

Санитары закончили бинтовать, и сейчас грузят «раненых» на повозки. Не за руки-ноги, а на носилках. Специально сделали по моему указанию. Ничего хитрого: две жерди и кусок палаточного брезента между ними. При перевозке много места не занимают, а на поле боя как найдешь. Раненых на них класть просто – достаточно перетащить на разложенные рядом, поднять и погрузить. Нести удобно. Так, погрузили. Возчики шлепнули вожжами по крупам коней…

– Стой! – кричу. Повозки замирают. – Все ко мне!

Солдаты собираются и под моим строгим взглядом выстраиваются в шеренгу. В санитары мы со Спешневым определили вчерашних рекрутов из пополнения, толком не обученных стрелять и колоть. Выбирали тех, кто покрепче и ловчее. Для того чтобы носить раненых, нужна сила, повязку наложить – ловкость. Испытания, устроенные мной, прошли не все, но отобранные стараются. Служить санитарами им нравится – это не с ружьем в атаку ходить. Жалованье, как у нестроевых, то есть меньше, но зато нет муштры и не придется идти под пули. Ну, это им так кажется.

– Медленно, – говорю командующему отрядом унтер-офицеру. – Не забывайте, что действуете на поле боя. Заметит неприятель повозки – бахнет из пушек. Их вообще следует ставить где-нибудь в лощинке или за кустами. Нести раненых дальше, но зато безопасней. Уяснили?

– Так точно, ваше благородие! – рявкают нестройно. Новобранцы, что с них взять?

– Повторим. С перевязанных снять бинты, скатать в рулоны и сложить в сумки. Не забудьте после учений прокипятить и высушить. На исходную!

Отхожу к кустам. Пахом, тот самый фурлейт, что некогда подобрал меня голым на дороге, а ныне мой официальный денщик, протягивает заряженный пистолет. Беру и взвожу курок. Так, вроде готовы. Будущие «раненые» замерли посреди поляны, санитары выглядывают из-за кустов. Поднимаю вверх заряженную «шкатулку»[15 - ГГ использует трофейный, так называемый «шкатулочный» пистолет французского производства.]. Бах! Поехали…

Это еще что? В разгар действа на поляну влетают трое всадников. Коричневые мундиры, ментики за плечами, расшитые доломаны, кивера с султанами. Гусары… Рысят ко мне. Кого это принесло? Подскакали, передний всадник ловко спрыгивает на траву и идет навстречу. Невысокий, с круглым лицом. Пышные бакенбарды и небольшие усики делают его похожим на кота. Золотой горжет на груди.

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – бросаю ладонь к киверу.

– Здравствуйте, подпоручик! – улыбается. – Вы Руцкий?

– Так точно!

– Командир батальона ахтырских гусар подполковник Давыдов Денис Васильевич.

– Тот самый? – выпаливаю невольно.

Он смотрит удивленно.

– Знаменитый гусар-пиит, – объясняю торопливо.

– Не знаю, насколько знаменитый, – улыбается Давыдов, но видно, что польщен. – Слыхали обо мне?

– Кто ж не слышал? – отвечаю и начинаю декламировать:

– Бурцев, ёра, забияка,
Собутыльник дорогой!
Ради бога и… арака
Посети домишко мой!..

– И это знаете? – удивляется Давыдов. – Польстили. Не знал, что мои стихи так известны. Давно хотел познакомиться с пиитом, чьи песни распевают в армии. Прибыл к вам в батальон и узнал, что вы, вдобавок, отважный офицер, который ходил в тыл неприятеля и притащил отбитые у него пушки. Хотел по этому поводу поговорить. Не возражаете?

– Никак нет, ваше высокоблагородие!

– Оставьте чины, поручик! – машет он рукой. – Как вас по имени-отчеству?

– Платон Сергеевич.

– Я, как вы слышали, Денис Васильевич. А это, – указал Давыдов на спешившихся за его спиной спутников, – мои боевые товарищи: штабс-ротмистр Николай Григорьевич Бедряга и поручик Дмитрий Алексеевич Бекетов. Прошу любить и жаловать.

Обмениваюсь рукопожатиями с подошедшими офицерами. Смотрят на меня с интересом.

– Позвольте полюбопытствовать, – спрашивает Бедряга, – чем вы тут занимаетесь? Нам сказали про учения, но я не вижу у солдат оружия.

– Это по лекарской части. Отрабатываем навыки перевязки раненых и их эвакуацию с поля битвы.

– Вот как? – Бедряга удивлен. – Почему вы, а не лекарь?

– Во-первых, у нас его нет. Во-вторых, я лекарь по образованию и опыту службы. Строевым офицером стал недавно. Война заставила.

– Интересный вы человек, Платон Сергеевич! – качает головой Давыдов. – Не представляете, как разожгли мое любопытство. Где мы сможем побеседовать?

– Предлагаю проехать в штаб батальона. Здесь закончат без меня.

Делаю знак унтер-офицеру, который маячит в стороне, наблюдая за начальством. Тот кивает и убегает к санитарам. Пахом подводит ко мне Мыша. Забираюсь в седло, с завистью наблюдая, как легко и изящно делают это гусары. Куда мне до них! Поскакали…

Давыдов прибыл не с пустыми руками: привез полдюжины шампанского. Гусар! И где только раздобыл? Денщики соорудили закусок – и поехало. Пили из кружек – бокалами мы не обзавелись. Тосты за здоровье государя, процветание Отчизны, погибель неприятеля… Я глотал шипучую кислятину без всякого удовольствия, а вот Спешнев и офицеры батальона выглядели довольными. Гусары прибыли засвидетельствовать им свое почтение, да еще с шампанским. Кавалеристы к пехоте относятся снисходительно, а тут на тебе! И всему причиной некий подпоручик Руцкий. Мне пришлось изложить свою легенду, которую гусары выслушали с широко открытыми глазами.

– То-то смотрю, песни у вас необычные, – заключил Давыдов. – Слова русские, но складываете вы их иначе, да и сам строй стиха не такой, как принято. Теперь ясно: за границей росли. У вас даже выговор другой. Спойте, Платон Сергеевич!

– Стесняюсь, Денис Васильевич, – попытался отговориться я. – Это вы пиит. А я – так…

– Не соглашусь, – мотнул головой гусар. – Замечательные у вас песни! Легкие, напевные. Правда, господа?

Господа дружно подтвердили. Их можно понять: на фоне современной русской поэзии мои тексты высятся как монументы. Ну, так гении писали, я же все это бессовестно украл. Не корысти ради, а собственного спасения для, а также интеграции в местное общество, что, впрочем, не отменяет сам факт воровства. Стыдно…

Разумеется, меня уговорили, разумеется, я спел. Давыдов, послушав, распалился, забрал у меня гитару и запел сам. Ну, что сказать? Стихи у него дубовые, и гитарой гусар владеет не в пример хуже. Но нашим понравилось. Мы к тому времени прикончили шампанское и перешли к водке… Я вместе со всеми кричал «Браво!» и аплодировал. Зачем обижать хорошего человека, настоящего героя и поэта? Хай ему щастыть, как говорят на Украине.

После песен, наконец, перешли к делу. Давыдов подробно расспросил меня о рейде во французский тыл, Рюмин и Чубарый дополнили мой рассказ подробностями, посчитав, что подпоручик скромничает.

– Лихо! – оценил Давыдов. – Я бы не додумался переодеться французом.

Я – тоже, но за мной послезнание. Тот же Фигнер[16 - Александр Самойлович Фигнер, командир партизанского отряда в 1812 году. Отличался редкой дерзостью и бесшабашностью в своих вылазках.] надевал французский мундир и неоднократно посещал захваченную Наполеоном Москву, где добывал сведения для Кутузова. И никто его не разоблачил.

– Я надумал создать летучий отряд и наносить неприятелю вред на коммуникациях в его тылу, – продолжил Давыдов. – Обратился с прошением к князю Багратиону, тот поддержал. Но людей не дает, – подполковник вздохнул. – Всего лишь сотню казаков и полсотни гусар. А что с ними сделаешь?

– Калмыков попросите, – влез я. – На верблюдах.

– Шутите? – удивился Давыдов.

– Нисколько, – пожал я плечами. – Калмыки – отменные воины. Под ваше начало пойдут с охотой – любят воевать.

– Но почему на верблюдах?

– Лошади их боятся. Вражеская кавалерия при атаке верблюдов разбежится.

– Откуда вы это знаете? – изумился Давыдов.

М-да, прокололся. Нельзя мне пить. Офицеры за столом с удивлением смотрели на меня.

– Платон Сергеевич – ученый человек, – пришел на выручку Спешнев. – В университете обучался, много знает.