Интендант третьего ранга

– Форму носить опасно. Немцы кругом.

– Но сапоги с ботинками можно! – не согласился Семен. – Люди в лаптях ходят!

Крайнев молча кивнул…

Опять он читал православный канон, затем мужики и женщины быстро забросали яму. Семен отлучился ненадолго, принес из леса еловые жерди и ловко срубил три креста, установив их поочередно на каждом из трех захоронений. Обратно тронулись поздно – солнце уже садилось. Шли пешком – телеги по борта завалили скарбом. К одной прицепили полевую кухню. Несмотря на усталость, шагалось легко, как после тяжелой и грязной, но нужной работы. Женщины то и дело поглядывали на груженые телеги. Крайнев понял: мысленно делят имущество. Его это не сердило. Все женщины были одеты в простые платья домотканого полотна, в лаптях… Только на головах у них белели фабричные платочки, да и те выцветшие, многократно стиранные-перестиранные…

– Сколько добра на войну идет! – вздохнул Семен, заметив эти взгляды. – Оружие, одежа, обувь… А люди босыми ходят.

– Дашь каждому по паре сапог или ботинок, одной шинели, одной плащ-палатке, – сказал Крайнев. – Раздай мыло и деньги – которые были в карманах. Не забудь охранника, оставленного в деревне.

– В двух хатах мужиков нет – на войну забрали, – посмотрел на него Семен. – Бабы и детишки. Оттуда хоронить не ходили. Им что?

– Решай сам! – махнул рукой Крайнев. – Чтоб те, кто работал, не обиделись…

Они прошагали полпути, как вдруг на дорогу выскочила странная фигура. На ней был длинный, до самой земли, брезентовый плащ и старая шапка-ушанка. В руках у фигуры было охотничье ружье.

– Стой! – закричала фигура, наводя ружье. – Кто такие?

Голос у незнакомца был сиплым – все сразу поняли, что перед ними старик. Семен, ругнувшись, лапнул кобуру маузера, Крайнев выхватил из-за пояса ТТ, но еще раньше сориентировались шедшие позади мужики: Крайнев услышал, как за спиной залязгали затворы.

– Не двигаться! – скомандовал старик, оценив суету. – Буду стрелять!

– Только попробуй! – пригрозил Семен. – Чего надобно, дед?

– Кто такие? Отвечай!

Крайнев заметил, как Семен потащил «маузер» из кобуры и шагнул вперед.

– Интендант третьего ранга Брагин! В чем дело?

– Правда, интендант? – радостно спросил старик.

– Могу удостоверение показать.

– Не надо! – заторопился старик. – Вижу, что командир. Коров моих забери!

– Каких коров?

– Колхозных. Неделю стадо гоним, чтоб немцам не досталось, а немцы везде кругом. Сто восемь голов. Их же доить надо. А у меня три девки, да я… Три дня хлеба не видели…

Крайнев вопросительно глянул на Семена.

– Колхозная ферма стоит пустая, – сказал тот, прищурившись. – Стадо угнали, остальное есть. Сепаратор, маслобойка… Я там сторожем работал, закрыл на замок, да еще скобами ворота забил…

– Забираю! – решительно сказал Крайнев.

– Расписку дашь? – заторопился старик. – Только справную, с печатью?

– Немцам будешь показывать? – ухмыльнулся Семен.

– Наши вернутся – спросят! – насупился дед. – Что ж мне, в Сибирь? Старый я…

– Дам расписку! – подтвердил Крайнев. – Гони коров следом! Накормим, отдохнете…

Поздним вечером, когда все распоряжения были сделаны, оставшееся после раздачи имущество сложено в сарае, а на лужке перед деревней мычали коровы, ожидая очереди на дойку, Крайнев устало сидел за столом, ожидая Семена. Хозяин запаздывал, и Настя не отходила от окошка – выглядывала. Наконец отскочила и стала греметь чугунами.

– Мужики просят по корове, – сказал Семен, заходя. – По одной в каждый двор. Собрались на дороге, ждут. Ругаются. У всех винтовки. Что скажешь? Стадо-то ничье…

– Государственное! – возразил Крайнев.

– Где теперь государство? – не согласился Семен.

– Значит, поделить? Тогда почему по одной? Пусть берут всех!

– Столько не прокормить! Одного сена сколько надо! Одна своя, одна новая – в самый раз. А, Ефимович?

– Завтра! – сухо сказал Крайнев. – Когда уйдут дед с девками. Не то и они захотят… Коров пусть выберут, какие нравятся, но не даром. За трудодни. Оставшихся отвести на ферму, пасти, заготавливать им сено, ухаживать, доить, бить масло… Отрабатывать.

– Если б в колхозе так платили! – ухмыльнулся Семен, поворачиваясь, но Крайнев остановил.

– С сегодняшнего дня деревню по ночам охранять! Выставь посты с обоих концов, пусть сменяются, как устав велит.

Семен выскочил из хаты и вернулся, ухмыляясь.

– Чуть не передрались, кому первому на пост! – сказал, усаживаясь за стол.

– Почему? – удивился Крайнев.

– Коров будут выбирать! Тайком. Тряпочки на рога повяжут.

– Так темно!

– Городский ты, Ефимович! – вздохнул Семен, разливая самогон. – Не знаешь, что для крестьянина корова! Они наощупь…

Они молча выпили. Настя поставила перед каждым полную миску щей, все набросились на еду. Крайнев заметил, что отец и дочь, несмотря на голод, ели аккуратно: не «сербали», с шумом втягивая щи с ложки, а бесшумно вкладывали ее в рот.

«Странные тут крестьяне, – думал он, старательно орудуя деревянной ложкой. – Говорят по-немецки, читают по-французски… Пушке радуются больше, чем корове… Разберемся…»

4

Комендант Города, гауптман Эрвин Краузе проснулся от боли. Огонь полыхал под ребрами справа и жег так, что хотелось выть. В пищеводе скребло, во рту отдавало кислым. Краузе, не открывая глаз, пошарил рукой, нашел на тумбочке сложенный конвертиком пакетик с содой, привычно развернул и высыпал порошок в рот. Запил из стакана, подождал. В животе забурчало, газы расперли желудок, и благословенная отрыжка пришла быстро. Жжение в пищеводе исчезло, но боль под ребрами осталась. Краузе повернулся на левый бок, затем на спину – боль не унималась. Надо было вставать.

Краузе спустил худые ноги на прохладный пол, морщась, натянул армейские галифе. Затем обулся и накинул подтяжки на плечи. Топнул несколько раз, давая знать денщику, что проснулся. Клаус не появился. Краузе сердито заглянул в соседнюю комнатушку – пусто.

«Сбежал к своей русской! – рассердился Краузе. – Наверное, и не ночевал! Погоди, вот отправлю на фронт!..»

Краузе кипятился, прекрасно понимая: ни на какой фронт он Клауса не пошлет. Услужливый берлинский проныра спасает ему жизнь. Без него в этой глуши он получит прободную язву – и капут. До военного госпиталя полдня пути, а в Городе немецких хирургов нет.