Повинуясь приказу командира, Ляпин шагнул вперед и, внимательно глядя под ноги, осторожно начал спускаться. Он двигался чуть наискосок, все время придерживаясь правой рукой за растущие побеги деревьев, а в левой держа чуть отставленный в сторону автомат. Григорий не спешил, и его взгляд то ощупывал землю, намечая место для очередного шага, то скользил вдаль и в стороны. Он действовал согласно полученным еще с утра инструкциям:
«Гриша… – Солнце уже вылезло над горизонтом, и группа капитана Гуревича готовилась к началу движения; сам же капитан сидел на корточках и, расстелив на рюкзаке карту, осторожно касался ее только что сорванной травинкой. – Нам надо выйти вот сюда, – травинка метнулась вправо, – минные поля ты видишь, – травинка прошлась по уже изрядно стершимся условным обозначениям, нанесенным гелевой ручкой поверх покрывающего карту ламината.
– Угу, – поддакнул склонившийся к карте Ляпин, впрочем, без особого интереса вслушивавшийся в слова своего командира – предстоящий маршрут они уже разбирали, и вряд ли можно было услышать что-то новое.
– Пойдем по правому скату вот этого хребта, – травинка снова загуляла по карте. – Здесь местность почти лысая, деревьев, кустарников и даже травы практически нет. Будем идти, отрезая, вычленяя вот этот участок, – травинка сделала полукруг. – Времени у нас сегодня много. Иди не спеша, внимательно глядя под ноги, там, где мы будем двигаться, мин быть не должно, но кто знает, оползнями могло и нанести. Смотри следы, почва влажная, если «чехи» здесь ходят, то где-нибудь они их должны оставить. Если ничего не заметим, то, скорее всего, здесь никого и нет. Дойдем до места, где ручей убегает вправо, возьмем левее и будем искать место для засады. Думаю, на сегодня поиска будет достаточно, дальше не пойдем. Хватит. До места эвакуации тут всего ничего. Завтра раненько встанем и не спеша потопаем. В общем, Гриша, основное – мины и следы. Вопросы есть?
– У матросов нет вопросов, – улыбнулся сержант Ляпин.
– Тогда двигаем, – скомандовал Гуревич, и сложенная в три движения карта опустилась в разгрузку…
Этот утренний разговор вспомнился Григорию именно сейчас, когда он начал спуск вниз, вспомнился, чтобы тут же забыться из-за крайней необходимости дотянуться рукой до следующего, растущего на склоне деревца. Когда же пальцы сержанта Ляпина коснулись его тонкого ствола, он сжал ладонь и уже более решительно сделал следующий шаг. Получилось не слишком удачно – из-под подошвы выскользнул и полетел вниз мелкий округлый камень, посыпалась вывернутая им почва, но Григорий, почти не обратив на это внимания, двигался дальше. Вот он спустился до низу и продолжил движение по уже практически ровной поверхности, но уже через десяток метров ему пришлось перепрыгнуть через небольшой, метровой глубины и ширины овражек, преодолев который, Григорий пересек кабанью трону и проследовал к подножию очередного отрога. А на кабаньей тропе остались отчетливые отпечатки подошв его ботинок.
«Нет здесь ни хрена! – подумалось сержанту Ляпину, когда он начал очередное, наверное, уже сотое за этот день восхождение наверх. – Ничего сегодня не будет. Таким темпом еще немного вперед и, как сказал группник, будем выглядывать, где сесть в засаду. Может, оно и к лучшему, что сядем пораньше, лишний часок-другой отдохнем, а там ночь спокойного ожидания, и в темпе вальса к месту эвакуации… – рассуждая подобным образом, сержант схватился за свисающее сверху корневище и выбрался на вершину. – Сколько нам еще осталось до замены? Одно БЗ? Это три-четыре дня. А затем еще несколько деньков, и все, мы дома». – Григорий на несколько секунд остановился, успокаивая дыхание, затем, оглянувшись назад, окинул взглядом все еще спускающуюся группу и зашагал дальше.
– Сучка…
Поскользнувшись и едва не загремев вниз, капитан Гуревич в последний момент успел уцепиться за тонкий, росший на склоне прут и удержал равновесие. По ладони разлилась боль, капитан утвердил ногу и отпустил этот прут, оказавшийся тонкой веткой шиповника. Ладонь под пробитой шипами кожаной перчаткой ощутимо жгло. Еще раз мысленно ругнувшись, Гуревич продолжил спуск. Его внимательный взгляд скользил по окружающим предметам: слева отрог постепенно сливался с хребтом, становясь его частью, а справа, стремительно проседая, сходил на нет, в свою очередь расползаясь на два узких, совершенно лишенных растительности рукава. Продолжая понижаться, изрезанная многочисленными овражками местность в конце концов обрывалась в русло протекающей между двумя хребтами речушки. Казалось бы, небольшой водный поток – и, тем не менее, за многие тысячелетия речушка вымыла вокруг себя двадцатиметровые неприступные стены берегов, подняться на которые или спуститься с которых было весьма проблематично. Но, как оказалось, именно в этом месте спуск к реке как раз и был – чуть впереди, там, куда сейчас подходил капитан Гуревич, пролегала широкая тропа, истоптанная многочисленными кабаньими следами, отчетливо видимыми на серой глинисто-грязевой поверхности.
«Контрольно-следовая полоса» – невольно пришедшее на ум сравнение как нельзя лучше соответствовало этой широкой, извилистой линии, спускавшейся с вершины хребта и бегущей к шумевшим водам ручья. Близ речного берега тропа поворачивала влево и, вильнув к обрыву, скатывалась вниз, за его кромку, чтобы затем, по невидимой глазу отмели перебравшись через ручей, узкой косой чертой выбраться на правый берег и, продолжая петлять, раствориться среди растущего на соседнем хребте леса.
До некоторой степени было даже странно, что кабанья тропа оказалась на удивление широкой – не обойти, не перепрыгнуть ее так, чтобы при этом не оставить следов, не имелось никакой возможности, а зная плотность минирования соседних хребтов, именно она представлялась наиболее удобным маршрутом передвижения для нежелающих подорваться людей, но… любой ступивший на эту тропу оставлял четкий отпечаток подошвы своего ботинка. Вот и сейчас на ней виднелись рифленые протекторы ушедших вперед разведчиков.
Гуревич вслед за Мыльцыным перепрыгнул овраг и, продолжая движение вперед, достиг края тропы. Он уже хотел идти дальше, когда что-то привлекло его внимание, что-то, заставившее остановить взгляд и впериться в темно-серую грязевую массу, истолченную многочисленными копытами и изрытую множеством усердно рывшихся по всей тропе пятачков. Игорь не сразу понял, что именно привлекло его внимание, более того, еще раз брошенный взгляд не смог сразу выхватить это что-то. Тогда он, застыв на одном месте, еще раз внимательно осмотрел лежавшую под ногами тропинку. И снова ничего не увидел. Но ведь что-то ему удалось зацепить краем глаза?! Пребывая в раздумьях, Игорь присел, тем самым пытаясь под другим углом взглянуть на протоптанную кабанами тропинку. Затем целую минуту сидел, но так ничего и не обнаружил. Уже собравшись идти дальше, капитан повел взглядом вдоль тропы и вдруг наконец-то заметил это крохотное с желтоватым оттенком нечто, привлекшее его внимание.
«Золотой самородок», – в шутку подумал группник, предположив, что это всего лишь чудом уцелевший кусочек глины, но, тем не менее, сделал шаг в сторону и, нагнувшись, коснулся пальцем столь заинтересовавшего его предмета.
Едва Игорь опознал перепачканный в грязи предмет, он испытал искреннее недоумение, которое тут же сменилось чувством удовлетворения. Гуревич понял, что это может означать наличие поблизости противника – ведь на указательном пальце левой руки, лежало маленькое зернышко ячменя. А оно никоим образом не должно быть в этой далекой от полей лесной местности. Конечно, его могла обронить и какая-нибудь вездесущая птица, но верилось в это с большим трудом. Игорь выпрямился, но, прежде чем начать движение вперед, какое-то время пребывал в задумчивости. Между тем Мыльцын уже почти добрался до верхней точки отрога. Сзади же слышалось, как переминается с ноги на ногу недовольный внезапной остановкой Сахнов, а капитан, продолжая держать зернышко на кончике пальца, все стоял и думал. Наконец он стряхнул с пальца ставшее ненужным легковесное зерно и начал очередное восхождение, одновременно продолжая обдумывать свои дальнейшие действия.
Они прошли еще метров триста, когда стволы деревьев и изредка попадающиеся заросли кустарников надежно укрыли спецназовцев от возможного чужого взгляда. Только тогда Гуревич поднял руку, останавливая продвижение группы.
– Чи, – окликнул он впереди идущего.
«Внимание. Стоп», – рука, поднятая вверх. И следом, пока обернувшийся к нему Мыльцын не отвернулся: – «Старших троек ко мне». И новое движение, уже повернувшись лицом к остающейся за спиной основной части группы – «занять круговую оборону». И вслед за тем быстрый взгляд, брошенный на рассыпающиеся во все стороны фигуры разведчиков. Молодцы, соображают.
– Командир? – Ляпин, что не удивительно, подошел первым, но на его лице читалось легкое недоумение от непонимания причин произошедшей остановки.
Шамиль Басаев
На этот раз братьям Келоевым и их отряду в планах Шамиля Басаева отводилась главенствующая роль. Даже два десятка отборных, опытнейших моджахедов Хайруллы (присоединившиеся к братьям в последнюю неделю сентября) поступали в их полное и беспрекословное подчинение. Разнос, который учинил Басаев братьям Келоевым за провал предыдущей операции, пошел им на пользу, и за последнее время братья успели отличиться трижды, тем самым заслужив себе если и не прощение, то, во всяком случае, шанс на возможность оправдаться окончательно.
Сам же Шамиль после неудачной попытки уничтожить российского президента и уж тем более после потери столь важных для него документов, на некоторое время впал в апатию, временами сменявшую черной тоской. Но вскоре жизнь вошла в привычное русло, а полученные сведения о предательстве, как ни странно, и вовсе всколыхнули в нем желание действовать. Внезапно возникший план оброс деталями, и все последующие недели командующий боевыми формированиями Чеченской Республики Ичкерия со своими агентами продолжал работу над воплощением задуманного в реальную жизнь. Перво-наперво были продуманы и разработаны планы сразу двух террористических актов и отдан приказ о начале их подготовки; но делалось это так, чтобы слухи об этом дошли до предполагаемого предателя. Во-вторых, тайно от всех Шамиль вышел на своих зарубежных покровителей и, заручившись их поддержкой, вступил в контакт с одним известным западным информационным агентством. В результате чего после непродолжительных переговоров он достиг договоренности относительно прибытия в Ичкерию профессиональной телевизионной группы. Правда, при этом бригадному генералу пришлось поручиться за их безопасность, но таких поручительств Шамиль мог дать сколько угодно – жизнь прибывающих в Чечню корреспондентов его нисколько не волновала. Впрочем, она не волновала и отправившее корреспондентов агентство. Если дело выгорит, то материал должен был получиться убойным, если нет, то у агентства было в достатке других, не менее хороших специалистов. К тому же смерть корреспондентов в Чечне могла стать неплохой рекламой. Так что в любом случае агентство оставалось в выигрыше.
В принципе, Басаев мог произвести съемки задуманного и собственными силами, а затем разместить отснятое на сайте «Кавказ-Центра», но разве это сравнилось бы по силе воздействия с информацией, данной солидным западным агентством, хотя бы и во избежание международных осложнений, переданного с пометкой «из неизвестного источника»? Конечно же, нет. Следовательно, профессиональный корреспондент был нужен, и Шамиль предполагал сделать все возможное для его прибытия.
Об утерянных три недели назад документах он предпочитал не думать – лишь утроил бдительность, продолжая считать, что выкраденные документы затерялись где-то в горах Ичкерии, а по назначению так и не дошли.
Группа капитана Гуревича
– Так, орлы, перспектива у нас вырисовывается следующая: на кабаньей тропе я нашел зернышко ячменя… – Капитан Гуревич не собирался тянуть кота за хвост и рассусоливать вокруг видящейся ему ситуации, но, тем не менее, давал возможность старшим троек домыслить сказанное и прийти к сделанным им выводам самостоятельно.
– Вы думаете… – медленно проговорил Иньшин. На то, чтобы сложить два и два и прийти к таким же мыслям, что и группник, много времени не потребовалось.
– Предполагаю, – Гуревич поправил сползший с плеча ремень автомата.
– Может, птица приперла? – Задавший этот вопрос сержант Ляпин, похоже, и сам не слишком-то верил подобному совпадению.
– Может, но чересчур сомнительно, – капитан покачал головой. – Более вероятно, что по этой тропе «чехи» ходят на базу. А чтобы не оставалось следов – прикормили кабанов и рассыпают за собой зерно.
– Поэтому-то и тропа такая широкая, – догадался Иньшин, и командир, взглянув на него, в подтверждение кивнул.
И бойцы, и их командир в теории, естественно, знали о существовании подобного способа заметания следов, но не слишком верили в то, что он применяется, и уж тем более никогда не предполагали, что нечто подобное им встретится на практике.
– Что, будем искать? – не глядя на группника, спросил Григорий Ляпин. Да он, собственно, не столько спрашивал, сколько констатировал факт предстоящих действий.
– Будем, – Игорь позволил себе легкую усмешку. Похоже, сержант уже настроился на скорый отдых, а тут – бамс, и вот те на – подлянка.
– Понятно, – в голосе Иньшина прозвучали нотки неудовольствия. Перспектива схлестнуться с противником в конце командировки никого особо не прельщала. Но базу, если она была, следовало найти, и чьи-либо желания здесь не играли никакой роли.
– Скорее всего, база где-то здесь, – Гуревич, не обратив внимания на тон бойца, вытащил и развернул карту. – А здесь вокруг, черт бы их побрал, сплошные минные поля. Поэтому сейчас продвинемся еще метров на двести строго на восток, затем постараемся найти относительно удобный для перехода ручья участок берега и переползем на другую сторону хребта. Если верить карте – минного поля в этом месте нет, но все равно будь внимательнее. – Эти слова были напрямую адресованы задумчиво поскребывавшему подбородок Григорию.
– Угу… – несколько рассеянно ответил тот и продолжил заниматься своей отросшей за три дня щетиной. А группник вновь вернулся к объяснению собственной диспозиции.
– В общем, переходим хребет и по его южному скату топаем в обратном направлении. Верхотура хребта заминирована, так что внимание под ноги, возможен снос мин ниже по склону. Дистанция предельная, идем медленно, время у нас еще есть. Если что-то покажется подозрительным – сразу же давайте мне знать.
– Базу, если найдем, брать будем? – вновь поинтересовался Иньшин. Гуревич широко улыбнулся.
– Действуем следующим образом: сначала найдем, потом понаблюдаем, потом решим. Возможно, оттянемся назад и наведем артуху.
– Вот это лучше всего! – радостно поддакнул Федор.
Командир группы, глядя на него, подумал: «Если артиллерия в состоянии накинуть туда снаряд». Но ничего не сказал вслух. Он хорошо представлял местность, и в том, что это возможно, у него имелись большие сомнения.
– Ее еще найти надо, – угрюмо буркнул все это время молчавший Сахнов и, перехватив поудобнее автомат, не дожидаясь команды, направился к своей тройке.
Гуревич посмотрел ему вслед, но одергивать и возвращать не стал, а только лишь задумчиво проводил взглядом. Все-таки психологическая усталость давала о себе знать. Близость дома заставляла нервничать даже самых выдержанных и стойких.
Группа старшего прапорщика Ефимова
– Прикрой! – во всю глотку гаркнул Ефимов, вскакивая и бросаясь к следующему присмотренному им укрытию. Но тут его правая нога зацепилась за переплетение трав, и старший прапорщик, не добежав до спасительного бугорка пару метров, рухнул на устилающую землю травяную подстилку. Неосторожно подставленный навстречу земле локоть пронзило болью. Скривившись, Сергей обернулся и окинул взглядом вытянувшуюся в цепь группу.
– Вперед, вперед! – напрягая глотку, заорал он, и тут же, увидев, как неловко свалился бегущий во второй тройке ядра рядовой Артем Баранов крикнул: – Баранов ранен!
– Баранов ранен! – продублировал кто-то из бойцов, и вот уже один из разведчиков начал смещаться в сторону раненого разведчика.
– Магазин! – Луженая глотка Прищепы, казалось, перекрыла все звуки. – Прикрой, блин, прикрой! – Александр оказался на совершенно открытой площадке и теперь стремительно переползал к ближайшей небольшой канавке.
– Прищепа тяжело ранен! – Крик достиг ушей бежавшего вслед за Прищепой пулеметчика Олега Тушина, и он, бросив ПКМ на сошки, витиевато выматерился. Ранение Прищепы лично ему не сулило ничего хорошего.