Заложник должен молчать

– Это не наша прихоть. – Он не оправдывался, лишь констатировал сам факт. – К тому же это необходимо для сохранения жизни ваших же людей. Вы считаете, что личные амбиции стоят выше их жизней?

– Хорошо. – Шипунов понял, что фэшник в чем-то прав. Пришлось смириться, хотя, с другой стороны, знай подполковник нюансы предстоящей задачи, ему было бы много легче произвести отбор кандидатур для ее выполнения. Да и снаряжение им подобрать, и подсказать что… Впрочем, самые необходимые для подготовки группы сведения прибывшие в отряд фээсбэшники уже сообщили. Так что теперь командиру отряда следовало подготовить маленькую, «не более шести человек», мобильную группу, «желательно из наиболее опытных офицеров и контрактников», которой предстояло какое-то серьезное «разведывательное задание» – задание длительное, рассчитанное именно на разведку, а не на уничтожение боевиков. Главное, как сказали прибывшие, «скорость и скрытность, поэтому минимальный вес снаряжения, минимум продуктов, минимум боеприпасов. В огневое соприкосновение с боевиками не вступать».

В принципе коротко и по существу.

– Хорошо, – немного успокоился комбат, – группа будет готова к выходу через три часа.

– Нас это устраивает, – взглянул на часы фэшник, – в 15 часов 27 минут колонна должна выехать за пределы ПВД.

– Она выйдет. – На лице подполковника снова появилась печать раздражения. Он никак не думал, что фээсбэшники будут педантичны до мелочей. – Посыльный! – рявкнул он, надеясь, что сквозь брезент палатки его рык будет услышан. И не ошибся – буквально через несколько секунд послышался шорох гравия под быстро переступающими ступнями. Наконец полог командирской палатки откинулся.

– Товарищ подполковник, рядовой Кулаков…

Комбат махнул рукой, останавливая говорившего:

– Ротного ко мне!

– Есть! – Боец сделал шаг назад, и полог снова захлопнулся.

– Думаю, что теперь мы вам будем только мешать, – улыбнулся фээсбэшник.

Комбат согласно кивнул, уже не обращая внимания на своих собеседников, прошел к столу и начал пристально изучать документ с размашистой подписью командующего. Одна лишь мысль крутилась в его голове: действительно ли никто, кроме командующего, не знает о предстоящей миссии? Или же цели этого боевого задания неизвестны даже ему? Да, закрутилось что-то, закрутилось, на памяти Шипунова подобного еще не случалось. Приказ командующего в запечатанном и опечатанном конверте… Подполковник хмыкнул и, протянув руку, снял телефонную трубку – следовало немного потрещать с начальником штаба…

– Вот такие пироги, – закончил посвящать Гордеева в детали предстоящего задания комбат. Хотя какие, к черту, детали? Так, поверхностное ознакомление, декларация намерений.

– А Сергеич не может просветить нас чуть раньше? – Майор встретился взглядом с комбатом и понял, что сморозил глупость.

– Бесполезно, – скорчив гримасу, отрицательно покачал головой Шипунов. – Не знаю, что им от нас требуется, но молчат так, будто от вашего задания зависит судьба мира, – при этих словах он усмехнулся, – конспираторы, блин. Боятся утечки информации. Вот так прямо все бросятся трезвонить об их секретах. Да хрен с ними! Сейчас твоя самая главная задача – подобрать себе бойцов. Только предупреждаю сразу – группника разрешу взять только одного.

– Тогда Ефимов, – не медля ни секунды, отозвался командир роты.

– Но он только приехал… – сидевший на кровати начштаба удивленно привстал.

– И что? – с вызовом отозвался Гордеев.

– Да в принципе ничего, вот только какая-никакая адаптация ему нужна.

– Вот на БЗ и адаптируется, – поддержал выбор ротного комбат.

– Ефимов так Ефимов. – Начштаба долго спорить не собирался. В принципе, какая ему-то разница, кого отберет Гордеев?

– Кто еще? – требовательно спросил комбат.

– Онищенко, Тулин, Бочаров, Маркитанов.

– Маркитанов останется с группой, у них на днях намечается выход.

– Понятно… – на секунду задумался Вадим. – Тогда Шадрин.

– Шадрин откажется, – предположил Шипунов, но Гордеев отрицательно покачал головой:

– Со мной – пойдет.

– Тогда иди уговаривай, и в темпе вальса готовьтесь к выходу. Смотр готовности в 15 часов 10 минут.

– Разрешите идти? – Гордеев поднялся со стула и, получив от комбата одобрительный кивок, направился к выходу.

– Возьмешь у связистов три «Арахиса».

– Зачем три, если выход на связь только в критической ситуации?

– Вот именно поэтому, – пояснил Шипунов, и Гордеев, поняв, что тот имеет в виду, отодвинул полог и вышел на улицу.

Егор Красильников

Едва за Заурбеком закрылась дверь, Егор попробовал перевернуться на спину и чуть не закричал от разлившейся по телу боли – отбитый ударом ноги бок словно выстрелил извилистой, прожигающей тело молнией. Красильников прекратил шевеление и замер в попытке успокоить боль. Он тяжело дышал, все мышцы ныли, разбитые в кровь губы распухли, а на месте двух выбитых передних зубов образовались кровоточащие ямки. Полежав так некоторое время, Егор продолжил начатое, только на этот раз делал он это совсем медленно и очень осторожно. Наконец ему удалось перевернуться на связанные за спиной руки. К счастью, болевой прострел не повторился, и после минутной передышки Егор почувствовал себя несколько легче. Лежать было неудобно, но боль в боку от отбитого ребра немного утихла, и Красильников смог хоть немного привести в порядок свои мысли, которые вот уже третьи сутки пребывали в состоянии хаоса. Третьи сутки! В возможность происходящего можно было бы не верить, если бы не вновь вернувшаяся в эту минуту присущая ему всегда ясность мысли. Он в плену! В плену у бандитов, боевиков, террористов… Да как не назови, все едино… Он в плену… Он заложник? Нет. Еще один раб? Нет. Так кто же он? Ценный объект! Он им нужен, очень нужен. Они… от него… но он никогда… ни за что… если бы… если бы… Егор застонал, но на этот раз это был не стон боли. Красильников застонал от осознания собственной беспомощности, бессилия предотвратить надвигающуюся на семью опасность. Хотелось вскочить на ноги и бежать, но сил в отбитых мышцах не было.

«Все же надо найти выход, выход обязательно должен быть…» – настойчиво твердил его мозг. Первым делом надо было подняться на ноги. Егор снова перевернулся на бок, затем, заскрежетав зубами от боли, на живот. Отдышавшись и дождавшись, когда успокоится боль, он подобрал под себя согнутую в колене левую ногу и, упершись в пол головой, подтянул вперед правую. Затем сквозь разбитые губы со свистом втянул в себя воздух и, с усилием выпрямившись, встал на колени. После чего, уже насквозь пропитавшись потом, окончательно поднялся на ноги, но тут же, потеряв равновесие, чуть вновь не грохнулся на пол. Помешала близко расположенная стена. Егор ударился об нее плечом, но устоял, чудом удержавшись на ногах. Глаза щипало от попавшего в них пота. Безумно мучила жажда, боль растеклась по всему телу, превратившись в одно бесконечное жжение. Хотелось перестать бороться, вновь упасть на пол и забыться в бесконечном сне. Но мысль о семье заставила напрячь измученные мышцы и начать поиск путей к спасению.

Красильников, несмотря на субтильное телосложение и близорукость, всегда считал себя смелым, мужественным человеком, собственно, именно таким он и оказался. Он был готов умереть, но у каждого самого сильного человека всегда найдутся слабости – для Егора этой слабостью, этой «ахиллесовой пятой» являлась семья – жена и две дочери. Он мог терпеть боль, мог без единой мольбы принять собственную смерть, но перешагнуть через родных, близких людей, через их жизни у него не хватало сил.

«Бежать, бежать, бежать! Предупредить Карину, позвонить Евсееву. – Егор вспомнил своего куратора, и на мгновение его пронзил стыд. – Не предупредил, не сообщил, решил отдохнуть в уединении. Дурак, мальчишка… И вот результат». Но заниматься уничижением самого себя было поздно. Ситуация диктовала необходимость действия. Первым делом надо было освободить руки от пут, и Егор начал медленно обходить периметр помещения, пытался рассмотреть в полумраке что-нибудь подходящее для намеченных целей. Наконец ему повезло. Из дверного косяка торчал наполовину вбитый в дерево гвоздь-сотка. За какой такой надобностью он здесь оказался, понять было невозможно: может, хозяин хотел использовать его под крючок, запирающий дверь изнутри, а может, когда-то давно какой-то мальчишка вбил его из шалости – кто знает? Да это, собственно, Егору было и неважно. Главное, близ шляпки имелись многочисленные, пусть и небольшие, насечки. Красильников на несколько секунд уперся лбом в стену. Затем повернулся и, нащупав торчавший из стены гвоздь, начал перетирать об него сковывавшие запястья путы.

Пункт временной дислокации отряда специального назначения ГРУ

– Господа офицера! – весело возвестил ротный, распахивая настежь дверь палатки. – У меня пренеприятнейшее известие – к нам приехал облом.

Захотелось ответить в том же ключе, но я взглянул на командира, и желание улыбнуться сразу пропало – лицо Гордеева вовсе не светилось весельем.

– Серега, собирайся, труба зовет. Через два с половиной часа, алю-улю, гони гусей.

– И куда это мы так спешим? – Нет, я, конечно, на войну всегда пожалуйста, но хотелось бы все же, прежде чем идти «на повоевать», хоть немного присмотреться к собственной группе. А вот так сразу, с бухты-барахты… – Они там, случаем, малость не перегрелись? Может, хоть пару дней с группой побегаю? Я своих бойцов даже в лицо толком не знаю.

– А они и не пойдут, – плюхнувшись задницей на кровать, совершенно безмятежным голосом сообщил Вадим. Его рука тут же потянулась к висевшей на стене разгрузке. – Пойдем вшестером: я, ты, Онищенко, Тулин, Бочаров, Шадрин.

Мое молчание было гораздо красноречивее любого вопроса.

– А хрен его знает! Все, что знал, – уже сказал. – Взгляд ротного скользнул по разгрузке, проверяя то ли наличие дымов, то ли еще чего нужного.

– Всю жизнь мечтал! – Я, в свою очередь, потянулся за только вчера полученной разгрузкой. – Я даже эрэрку прошить не успел!

– И не надо, припасов по минимуму, один боекомплект…

Я не дал ему договорить:

– Ну уж дудки, одного БК маловато будет, с одним БК пусть эти умники топают! – и кивнул в сторону выхода из ПВД. Откуда ветер дует – было ясно и без дополнительных подсказок. Я понял, что боевое распоряжение привезли эти «добрые» дядечки-самаритяне на легковушках.

– Нам категорически приказано в бой не вступать. Решение построено на нашей мобильности.