– Враки, значит, про революцию, что ли, а? Сколь недель прошло, а ничего не видно, не слышно.
Действительно, Локти словно кто отрезал от всего мира – ни один слух не просачивался сюда, ни одно слово не долетало.
Деревенские богатеи уж несколько раз просили Гордея «поприжать» Андрюху, запретить у него сборища голытьбы.
– А не до того теперь, – отмахивался Зеркалов.
– Так ведь озвереют да начнут рвать…
– Они еще не знают, с какого боку рвать-то… До зимы, бог даст, вряд ли кто доберется сюда. А там, может, еще бог даст… и перевернется все в обратную сторону, по-старому.
Однажды Андрей поправлял в огороде изгородь. Прибивая жердину, услышал голос Дуняшки от крыльца:
– Андрей, тебя тут спрашивают.
– Сейчас, – откликнулся Андрей. Думая, что пришел Тихон или кто-нибудь из мужиков, продолжал возиться с жердиной. Потом не спеша пошел к дому, осторожно перешагивая через грядки. Пройдя несколько шагов, поднял голову, увидел человека, стоящего у дверей, и невольно остановился. И уж затем побежал, не разбирая дороги, топча морковные и огуречные грядки, ломая разлапистые, набиравшие цвет подсолнухи.
– Федька?!
У дверей стоял Федор Семенов, посмеивался.
– Федька! – снова крикнул Андрей, схватил в охапку, приподнял с земли и будто никогда не собирался больше ставить его обратно. – Черт, Федька! Вот уж гость! Да ты ли это, а?!
– Ты отпусти… Да отпусти же, ради бога, – взмолился Семенов, упираясь ему кулаками в грудь. Андрей увидел на обеих кистях его рук какие-то вмятины.
– Это что у тебя с руками? Да как ты у нас оказался, а?
– Это от кандалов еще… Не отошло. А у вас…
– Ты что, с каторги? – невольно отступил от него Веселов.
– Не бойся, не беглый, – пошутил Семенов.
– Да когда же ты успел… на каторгу?
– Ну… Много ли время для этого надо? Как у вас тут жизнь-то?
– Да что, живем вот… Про революцию немного слышали… Ну и все. А что ж она и в самом деле… Черт, да что же я! Дуняша, давай там чего на стол…
Дуняшка, стоявшая поодаль и наблюдавшая за мужем и Семеновым, кинулась было в избу, но Андрей остановил:
– Стой! Сбегай сначала к Тихону, собери мужиков. А я сам тут… – И обернулся к Семенову: – Ну и заждался я тебя. Мужики с ножом ко мне подступают: что революция да как? Как, мол, жить дальше? Будто я больше их знаю…
Андрей бегал от стола, стоявшего под корявыми березами, в избу и обратно, расставлял стаканы, чашки, раскладывал ложки. Семенов опустился на скамеечку в тени от березы.
– Так. Значит, о революции в Локтях почти не слышали? – проговорил он и помолчал. – Что ж, мы в Совете так и предполагали.
– В каком Совете?
– В Совете рабочих и крестьянских депутатов. Газеты приходят сюда?
– Какие газеты! У нас тут и раньше-то их…
Семенов встал, бросил прутик, который вертел в руках.
– Понимаешь, Андрей, бывшие царские чиновники, кулачье – словом, наши враги – всячески скрывают от народа известия о революционных событиях в стране, держат народ в неизвестности. Особенно в таких вот глухих селах, как ваше… Меня тоже ведь только полмесяца назад рабочие рудника освободили, когда наконец дошли туда вести о советской власти.
– Да как же ты к нам-то?
– Ну как знакомые места не навестить! – рассмеялся Семенов. – Вторая родина. На лодку – и поплыл через озеро.
– А коли в ветерок?! Ведь чуть не сутки плыть!
Во двор вошел Ракитин, следом за ним еще несколько человек. Скоро двор наполнился гулом. Почти все помнили Семенова, здоровались, иные шумно и радостно, некоторые мрачно, с опаской. Потом отходили в сторону, садились кто на вытащенную из дома табуретку, кто на ступеньки крыльца, на завалинку, многие – прямо на землю.
– Что ж, все собрались? – спросил Семенов. – Давайте поговорим тогда.
– Да ты поешь с дороги-то, – попросил Андрей. – Тем временем еще народ подойдет.
– Я не особенно голоден, Андрей. А опоздавшие сами поймут, что к чему, ты растолкуешь потом.
Семенов взял от стола табурет, поставил его в самую гущу народа, сел.
– С чего начнем?
– А ты с самого начала…
– Я приехал к вам по постановлению уездного комитета партии большевиков, – проговорил Семенов. – Комитет по всем селам Сибири разослал сейчас своих представителей, чтобы разъяснить крестьянам сложившуюся обстановку, помочь им создать органы советской власти. Вот привез вам большевистские газеты, кое-какие листовки. Почитаете потом.
Семенов передал Веселову пачку бумаг. Тот принял их молча.
– Это что же за большаки такие? – послышался голос от крыльца.
– Большевики – это люди, которые борются за интересы простого народа, за ваши интересы, за то, чтобы лучше жилось рабочим и крестьянам. Большевики объединены в партию, которой руководит Ленин. Эта партия в феврале подняла рабочих Петербурга на свержение царизма. Произошла революция…
Несколько часов Семенов терпеливо и доходчиво разъяснял мужикам, что такое Временное правительство и Советы рабочих и крестьянских депутатов, почему образовалось такое двоевластие, какую политику проводят те и другие. Его рассказ то и дело прерывался возбужденными возгласами. А когда Семенов заговорил о том, что во многих уездах и селах местные Советы производят конфискацию кулацких земель и передачу ее в бесплатное пользование крестьянам, все повскакали с мест, зашумели враз, заволновались.
– Черт! Выходит, правильно мы хотели насчет Зеркалова?
– Как же это, Андрей, а?
– Он, Зеркалов-то, в морду сам законом ткнул: дескать, не отменял их никто…
– Следующей весной не ткнет уж…
– Ты скажи, Федор, что нам делать теперь?
Семенов еле успокоил расходившихся мужиков. Когда все сели по своим местам, продолжал: