Бездна

Внезапная сонливость накатила на меня, точно каток асфальтоукладчика, и я сам не заметил, как провалился в глубокую дремоту. Поэтому окончание этой захватывающей истории для меня оказалось навсегда покрыто мраком тайны.

Как ни странно, но я даже увидел сон. Привиделся мне Фёдор, сидящий с лопатой на краю глубокой ямы. Сам я смотрел на него со дна этой самой ямы.

– Вот твои деньги, – сказал Федька и ткнул пальцем вниз, – забирай.

Глянув под ноги, я увидел огромное количество всевозможных денег, начиная от наших, деревянных, и заканчивая какими-то мне абсолютно неизвестными. Ощущая невероятную радость, я упал на колени и начал распихивать купюры по карманам. Однако проклятые бумажки ускользали из пальцев, точно живые, и сколько я ни старался, в ладонях было пусто.

В этот момент что-то больно ударило меня по затылку. Я поднял голову и обнаружил Фёдора, вовсю орудующего своим инструментом.

– Ты что делаешь?! – завопил я.

– Если хочешь большие деньги, – заметил Федька, размеренно помахивая лопатой, – то нужно оказаться глубоко под землёй.

Я попытался вскарабкаться по стенам, но края ямы стремительно унеслись вверх. Рыхлая почва осыпалась под моими пальцами, запорошив глаза. Сквозь слёзы я увидел, как клочок неба становится всё меньше и меньше. Вот он исчез вовсе, и наступила кромешная тьма. Но я был не один во мраке, какое-то неизвестное существо находилось рядом, пытаясь добраться до меня. Я начал пятиться, и вдруг чьи-то острые когти сомкнулись на моём плече, выламывая его из сустава с нечеловеческой силой. Я попытался завопить, но тут же получил ощутимый удар по губам.

– Чего орёшь, придурок? – спросил знакомый голос, и, открыв глаза, я обнаружил склонившегося надо мной Зверя. – Жрать хочешь?

– А? Что? – Я никак не мог освободиться от тягостного сновидения, и поэтому его слова казались мне непонятной абракадаброй. – Жрать?

– Мы остановились около кафешки. – Тон был такой, словно обращались к дауну. – Желающие будут есть, ням-ням, разумеешь? Должен тебе сказать, следующий раз питаться мы будем только поздно вечером, причём очень скудно. А сейчас ты можешь запихиваться, сколько влезет.

– Сколько времени? – спросил я осипшим после сна голосом.

Как выяснилось, уже половина второго. Кроме того, я обнаружил, что моё похмелье посчитало меня очень скучным спутником и решило поискать более подходящего. Видимо, на радостях желудок воспрял и настоятельно требовал заполнить его пустоту хоть чем-нибудь. Поэтому я тотчас сообразил, в чём состоит скрытая выгода сделанного мне предложения, и энергично закивал.

– Раз хочешь жрать, отрывай свою задницу и топай в кафешку, – пояснил Зверь. – Наши столики у окна. Сядешь за тот, который ближе к выходу.

Почти оторвав задницу, я кое о чём вспомнил и притормозил движение.

– А платить-то кто будет?

– О темпора, о морес, – воздел руки к потолку джипа Теодор Емельянович. – Не волнуйся, на твой аванс никто не покушается и в счёт этот обед никто не поставит. Можно заказывать всё, что угодно, кроме спиртного. Сегодня вечером нам потребуются люди с трезвой головой.

Наши автомобили стояли на огороженной площадке около маленького кафе с гордым наименованием «Бригантина». Заведение было хоть и небольшим, но из тех, в которые я обычно не захожу. Из скромности. Финансовой, естественно. Этот вывод я сумел сделать, даже не переступая порог заведения. Стоило просто посмотреть на стоянку, где вольготно расположились «лексусы», «бумеры» и прочие подобные им «животные», блистающие нецарапаными боками. Около навороченного джипа стояли двое братков вполне одиозной наружности и выясняли между собой отношения. Один тыкал другого мобилой в грудь, отягощённую килограммовой цепью капитализма, а второй, разведя пальцы, сосредоточенно мотал головой из стороны в сторону.

Странное дело, в нашем некрупном селении подобных пережитков девяностых уже давненько не наблюдалось. То ли вымерли, то ли мутировали в нечто иное. А тут, гляди, живут, процветают и щеголяют давно забытым жаргоном.

Честно говоря, я абсолютно не представлял себе, в каком именно городе нахожусь. Скорость езды была очень даже ничего, посему за несколько часов мы могли оказаться чёрт знает где. Пожав плечами, я посмотрел в низкое небо, откуда лениво опускались редкие снежинки, и вошёл в кафе.

Мягкий полумрак окутал меня со всех сторон, и некоторое время я стоял неподвижно, ожидая, пока глаза привыкнут к перемене освещения. Главное заметил сразу же: зал намного больше, чем казался снаружи. Потом до меня донеслось неразборчивое бурчание, обращённое, как ни странно, ко мне.

– Эй, брателла, – прихрюкнул знакомый голос, – подваливай сюда.

Как выяснилось, про меня не забыли: знакомый плейбой в болотном плаще оживлённо махал рукой, а второй запихивал в себя невероятной величины окорок, заливая при этом плащ потоками жира. Рядом с нариком сидели ещё двое, чьих лиц я пока не мог различить. Один торопливо уничтожал пищу, опасливо поглядывая по сторонам, а второй внимательно смотрел в мою сторону. Про себя я обозвал первого обжорой, а второго – любопытным.

– Садись сюда, – нарик отложил обглоданную кость и схватил другой окорок, куда больше первого. – Главный сказал нам сидеть здесь.

– Меня зовут Сергей, – сказал любопытный, протянув мне руку.

Это был ещё молодой парень, не больше двадцати пяти лет. Коротко стриженные волосы ёжиком топорщились на круглой голове, а тёмные глаза слегка выдавались вперёд, придавая бледному лицу отдалённое сходство с какой-то рептилией.

Обжора, продолжая нависать над тарелкой, промычал нечто нечленораздельное, из чего я понял только одно – его зовут Юрой. Как ни странно (впрочем, может, совсем не странно), для своего аппетита Юра выглядел настоящим дистрофиком. Тонкая шея, по которой непрерывно елозил огромный кадык, торчала из мешковатой куртки, взятой явно от секонд-хендовских кутюр, а голова с длинными получёсаными волосами вызывала в памяти исторические фильмы об узниках концлагерей.

– Интересно, а кто ты по профессии? – поинтересовался Сергей, вяло переворачивая грибы в тарелке. – У нас уже имеется: А – один безработный, – кивок в сторону нарика, деловито помахивающего жующей головой, – Б – один учитель, – в этот раз это относилось к обжоре, – и В – один продавец, – в этот раз жест отсутствовал, всё и так было понятно.

– А ещё у вас имеется слесарь, который чрезвычайно хочет жрать, – рассеянно заметил я, перелистывая глянцевые листы меню, – чем он сейчас и займётся.

Никто не возражал. Нарик блестел от жира, запихиваясь очередным окороком (да сколько же в него влезет?!), Юра подвинул к себе одну из множества тарелок, окружающих его, и почти утонул в её белёсых недрах, а Сергей, пожав плечами, вернулся к своему неторопливому общению с грибами.

Когда первый голод оказался утолён, и я даже смог ощутить вкус поглощаемых мной блюд, мозг нехотя отключился от своего вкусового рецептора и подключился к остальным органам чувств. Вполне возможно, они смогут передать что-то не менее интересное. Люди, сидящие в зале, очевидно, являлись владельцами транспортных средств, виденных мной на стоянке. Столики у окна были заняты все до единого. За соседним с нами столом сидели четверо парней в дутых болоньевых куртках и оживлённо обсуждали, насколько мне позволил различить слух, плохое поведение какого-то детектора. Следующий предмет столовой мебели оккупировали трое крепышей, в одном из которых я опознал бритого Шведа. Его лысая башка сияла даже в полумраке тёмной кафешки. Сквозь негромкую беседу «болоньевых» учёных то и дело прорывались возгласы: «А я его как подрежу! И тут коробка полетела!» Не требовалось особого ума, чтобы догадаться, чем именно зарабатывают себе на хлеб эти трое.

Последний столик прятался в сумраке, и людей, сидящих за ним, я узнавал с огромным трудом. Лишь по исполинской фигуре (не каждый день встречаешь человека таких размеров) я смог идентифицировать Зверя, забившегося в самый тёмный угол. Тусклый луч светильника выхватывал лицо его соседа – это наш руководитель. Он что-то объяснял тощей девице, сидящей рядом так, словно ей кол в задницу вставили. Кажется, это была та вобла, которую я встретил перед самой посадкой в машину. Гладильная доска, похоже, пыталась возражать, но Теодор всякий раз останавливал её коротким подъёмом руки и продолжал говорить. Последним из этой четвёрки был парень явно ростом с меня, но почти в два раза шире. Он что-то уверенно втолковывал Зверю, постукивая рёбрами ладоней по столу, и гигант размеренно кивал, соглашаясь со сказанным.

– Эта баба с парнем, сидящие за крайним столиком, – сказал внезапно Сергей, глядящий в ту же сторону, куда и я, – весьма неприятные личности, возможно, наёмники.

– Наёмники? – Нарик оживился, вытирая рот грязной ладонью. – Я столько наёмников знаю! Да я сам в Чечне кантовался! Ух мы там черножопым набили! У меня дома «стрингер», в натуре, лежит, из него только пару раз стрельнули.

– С чего ты взял? – спросил я, игнорируя бредовую речь обдолбыша.

– Говорят, – пожал плечами Сергей. – Одно дело – дешёвый базар о «стрингерах»…

Нарик тускло посмотрел на него, пытаясь понять, не в его ли огород камень.

– …И совсем другое, когда люди очень тихо обсуждают, кому в последний раз недоплатили и сколько надо было сдать ушей полевому командиру, чтобы он не наколол их на бабки в следующий раз.

– Странно, почему они вообще обсуждали подобное в нашем присутствии, – оторвался от тарелки вроде бы насытившийся тощий Юрик. – У меня лично возникло ощущение, будто им плевать на нас и на то, что мы можем услышать. Как в Древнем Риме, когда хозяин выходил голым перед рабами, не интересуясь их мнением на этот счёт.

– Ты, видимо, учитель истории? – полюбопытствовал Сергей, отправляя в рот гриб.

– Вообще-то, я предпочёл бы на «вы», – очень грустно заметил Юра, – но поскольку все остальные всё равно тыкают, нелепо обращаться именно к вам с подобной просьбой. Нет, я не учитель истории, я зоолог. Но неужели историю может знать только учитель истории?

– Честно говоря, сейчас мне на это – положить. Гораздо больше меня волнует, чем мы будем заниматься, чтобы отработать две штуки баксов.

– Две? – Нарик подозрительно посмотрел на него. – Мне пообещали только штуку! Я не понял, ты чё, типа круче, чем я? Надо пробить это с хозяином.

Было совершенно ясно, чем закончится для него подобное «пробивание», но я ничего не стал говорить: подобные полудурки не учатся даже на своих ошибках. Больше всего в этот момент меня занимала одна мысль. И даже не та, которая касалась оплаты. Хотя, судя по всему, Федька помог мне получить на тысячу больше, чем предполагалось.

Глядя на весь этот Ноев ковчег, я поделил его на три группы: четвёрка учёных, которые, видимо, должны были исследовать некую хрень; водители автомобилей и, наконец, наёмники, взятые то ли в качестве охраны, то ли с иной сходной целью. Оставалась разношёрстная четвёрка, сидящая за нашим столом. Мы не влезали ни в какие рамки. Другие объединялись по профессиональному признаку, мы – нет. Те, судя по всему, знали друг друга до этого, мы – нет. Конечно, если бы я был полным дебилом, то решил бы, что нас взяли именно для того, о чём сказали, а именно: таскать оборудование. Но стоило взглянуть на нас, и эта мысль сразу показалась бы смешной. Нарик и учитель с трудом перетаскивали свои собственные тела, а мы с Сергеем хоть и были покрепче, но не смешите мои копыта! За такие бабки можно запросто нанять караван верблюдов, а не четвёрку малорослых недомерков. Как ни обидно, но следовало быть объективным. Хотя бы с собой.

В это время в двери кафе почти ввалился один из тех братков, которые выясняли отношения на стоянке. Судя по всему, хозяин жизни был изрядно навеселе, если только подобное выражение подходило к его настроению. Тупое лицо, налившееся багровой краской, выражало непреклонное упорство в достижении неведомой, но несомненно благородной и чистой цели. Замысловатая траектория движения братана, чудом избежав нашего столика, привела его в стан учёных. Те же глубоко погрузились в свою беседу, и глубина их погружения не позволяла заметить появления нового персонажа, путающегося ногами в длинных полах кашемирового пальто.

Но явление это не осталось вовсе не замеченным. Несколько официантов и двое рослых здоровяков стали осторожно приближаться из глубины зала, обмениваясь выразительными взглядами. За крайним столиком нашей диаспоры разговоры прекратились, и тёмные силуэты повернулись в сторону братка, раскачивающегося над столом учёных, словно лукоморский дуб в сильную бурю. Впрочем, в крайних точках он ничем не отличался от Пизанской башни. Наконец несчастный не выдержал наглого игнорирования своей персоны, и его огромный кулак обрушился на столешницу, отчего часть посуды тут же сиганула под стол.

– Чё, педики! – завопил поборник культурного общения и ухватил крайнего парня за руку, приподнимая его со стула. – Давно вас не трахали?! А ну, поворачивайся!

Однако лицезреть требуемое нам было не суждено. Худосочная вобла уже оказалась на ногах и решительно направилась в сторону инцидента, легко перебирая циркулеобразными конечностями. Как ни странно, но никто из сидящих за её столиком не пожелал оказать женщине посильную помощь. Швед злорадно прошипел друзьям-водителям какую-то короткую фразу, и все трое громко расхохотались. Происходило нечто непонятное.

– Эй, хрен собачий, – сказала доска, приблизившись к братку на предельно допустимое расстояние, – хочешь что-то сказать – скажи это мне.