Операция «Турнир». Записки двойного агента

Операция «Турнир». Записки двойного агента
Анатолий Борисович Максимов

Гриф секретности снят
Борьба разведок и контрразведок на «разведывательном поле» всегда отличается остротой содержания в операциях по проникновению в агентурную сеть и научно-технические секреты противника. В предлагаемых читателю «Записках чернорабочего разведки» речь идет об истории работы советского разведчика в 60-70-е годы прошлого столетия в сложной и уникальной игре нашей службы контршпионажа под флагом «предателя» Родины. Причем это происходит на фоне его активной деятельности по добыванию секретов для нужд советской оборонки и народного хозяйства – химии, электроники, флота, авиации и космоса. Автор – сотрудник разведки – десятилетие выступал в роли «московского агента» западной спецслужбы. Эта долговременная акция советской стороны привела к дезорганизации работы противника и стоила карьеры «шести блестящим офицерам» канадской контрразведки и поста генерального прокурора, их куратора по правительственной линии. Первые 20 лет службы в госбезопасности – это жизнь разведчика «не под одним именем»: Макаров (разведшкола), Тургай (сотрудник НТР), Николай (в операции «Турнир»), Аквариус, Майкл Дзюба, Джеральд Стадник («московский агент» – канадский гражданин с гарантией убежища в стране), Богданов (в газетной статье). И все это – Анатолий Борисович Максимов – капитан 1-го ранга в отставке, ветеран флота, военной контрразведки, разведки и Внешторга, почетный сотрудник госбезопасности, член правления Ассоциации ветеранов внешней разведки.

Анатолий Максимов

Операция «Турнир». Записки двойного агента

© Максимов А.Б., 2015

© ООО «Издательство «Вече», 2015

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2015

Сайт издательства www.veche.ru

От автора

Невидимая часть айсберга «холодной войны» породила такие явления, как «психологическая» и «экономическая» войны, обострив до предела их эффективный инструмент – разведки.

«Психологическая война» породила массу тайных операций между Востоком и Западом, в процессе которых обеими сторонами использовались далеко не джентльменские правила игры. А ее родная сестра – «экономическая война» создала беспрецедентные в истории человеческих отношений между нациями запреты на использование достижений в области науки и техники.

Строжайшим эмбарго была объявлена продажа передовых технологий в страны Восточного блока. США вовлекли в систему КОКОМ – комиссии по контролю за экспортом оборудования в социалистические страны – десятки государств на всех континентах.

В начале шестидесятых годов я оказался в водовороте событий «холодной войны», участвуя в ней как сотрудник научно-технической разведки советской госбезопасности. Профессионал-разведчик, я остро понимал: если КОКОМ – это система Запада против Востока, то советская научно-техническая разведка – это «орудие взлома» строгого эмбарго на поставку в мою страну передовых технологий так называемого двойного назначения, то есть для мирных и военных целей. Всеобъемлющая деятельность комиссии нейтрализовалась работой научно-технической разведки. Такая работа захватила меня целиком.

Гонка вооружений высветила проблему необходимости поддержания Востоком и Западом паритетов в области оружия массового уничтожения. Но именно такое отношение к обороноспособности великих держав привело к осознанию предела в безумной гонке вооружений.

Судьба распорядилась так, что кроме работы по научно-техническому направлению разведки я оказался вовлеченным в контрразведывательную операцию, которая на определенном этапе стала главным смыслом моей профессиональной деятельности. Известно, что спецслужбы большинства стран уделяют повышенное внимание борьбе разведок и контрразведок. Такое противостояние всегда отличается остротой содержания, хотя приемы борьбы различны. И среди них – проникновение в агентурную сеть противника.

В начале девяностых годов в России и за рубежом стала появляться мемуарная литература о деятельности советской разведки. Но и по сей день все еще слабо представлены воспоминания рядовых разведчиков. Фактически нет упоминаний о тех, кто вел борьбу со спецслужбами Запада под флагом «предательства». Потому я и взялся за перо.

История русской и советской разведок знает немало примеров удачных операций по вскрытию замыслов противника и противодействию им. Но всегда считалось: наиболее сложными мероприятиями контрразведывательного характера были операции по проведению игр с привлечением «подстав».

В воспоминаниях идет речь о многолетней работе разведчика в двух направлениях: по линиям технической разведки и службы контршпионажа на фоне сложной игры, в которой я выступал в роли «предателя» моей Родины. В операции по проникновению в агентурную сеть западной спецслужбы мне пришлось не один год испытывать давление противника, целью которого было склонить меня к побегу за рубеж и сотрудничеству с контрразведкой противника. В то же время мне хотелось показать особенности становления человека, гражданина и разведчика, для которого предательство ни под каким видом не может иметь место.

В качестве профессионала разведки и Внешторга – этого моего многолетнего и единственного прикрытия – я не значусь в справочниках западных спецслужб, за последнее время обильно издаваемых за рубежом, хотя география моей разведывательной работы связана с одиннадцатью странами в Европе и Америке, Азии и Африке. Круг же моих знакомых в среде западных деловых людей – и того шире. О «деле Максимова» мало кто знал даже в среде моих коллег-разведчиков, разве что узкий круг руководства советской и канадской спецслужб.

Возможно, следы моей работы отыщутся в архивах нескольких спецслужб Запада: Канады, США, Швейцарии, а еще раньше – Англии, Японии, ФРГ, Норвегии… Но не могут же спецслужбы стран НАТО помещать в справочники имя советского разведчика, которого до начала девяностых годов они считали своим «московским агентом», разоблаченным и замученным в подвалах КГБ на Лубянке?

Глава 1. Начало пути в госбезопасность

Долгая дорога в разведку

«В результате проведенных оперативных мероприятий удалось проникнуть в агентурную сеть противника…»

    Из рапорта внешней контрразведки руководству КГБ. 1978 год

«…А цена этому делу была карьера шести блестящих офицеров Королевской канадской конной полиции (КККП)».

    Из канадской газеты «Ситизен» от 10 января 1983 года

В субботний день февраля 1978 года в доме Брюса Джеймса, одного из руководителей канадской службы безопасности – КККП, раздался телефонный звонок. На другом конце провода был обеспокоенный глава службы Роберт Саймондс: «Русские преподнесли нам сногсшибательную новость. Я заеду за тобой. Нам надо обсудить, что же делать…»

Джеймс понял, что «сногсшибательной новостью» может быть только одна. Он позвонил подчиненным, потребовав подобрать досье с документами по одной из наиболее деликатных и важных операций своей службы.

В ожидании коллеги Джеймс мысленно представил, как его подчиненные в оттавской штаб-квартире КККП на Альта-Виста открывают сейф с кодовым замком и достают совершенно секретное досье «Золотая жила», главное действующее лицо которого – ценный агент «Аквариус», русский коммерсант. Он появился в поле зрения контрразведки в середине шестидесятых годов. В то время «Аквариусу» было тридцать три года – возраст Христа. Применимо ли такое сравнение к человеку, предавшему свою родину, Россию? Почему он идет на риск быть «распятым» на голгофе правосудия своей страны? И что известно ему, Джеймсу, и его людям об истоках нынешней жизни «Аквариуса»?

Звонок вызвал профессиональное беспокойство, поднял из глубины души мучившие Джеймса сомнения.

У дома коротко прогудел автомобиль Саймондса. Предчувствие не предвещало ничего хорошего…

Шпионы

Более пяти лет я провел в стенах военно-морского командно-инженерного училища. Оно просуществовало всего восемь лет, но было уникальным с точки зрения военной и инженерной подготовки. Учились мы по академической программе – из нас готовили новое поколение морских офицеров.

Перед моими глазами прошла мировая и русская история военно-морского искусства: от Соломанского сражения в древние века, сражений парусного флота на Балтике и Черном море до морских операций в годы Великой Отечественной войны советских военно-морских сил и наших союзников по антигитлеровской коалиции. Мы разбирали удачные операции английского флота против пиратских набегов фашистских рейдеров в Атлантике и скорбели над участью американской морской базы в Пёрл-Харборе. На крейсерах мне пришлось ходить на Северном флоте и на Балтике: и все время в качестве морского артиллериста. Но как будущий инженер-артиллерист фактически ежегодно я по нескольку месяцев проводил на заводах, где знакомился с особенностями изготовления различных узлов к артиллерийским установкам, их сборкой, боеприпасами к ним. Изучал особенности технологии изготовления взрывчатых веществ и порохов, взрывателей к снарядам. С образцами новой артиллерийской техники знакомился на полигонах.

Три события во время пребывания в училище оставили в моей памяти особый след: подготовка военно-морского флота к атомной войне, парад на Красной площади, участником которого я был, и попытки западных разведок проникнуть в тайны нашего секретного училища. Я стал свидетелем коварства американских шпионов и впервые оказался в стенах ленинградской штаб-квартиры КГБ на Литейном проспекте, прозванной «Большим домом».

…В весенний воскресный день я и мой товарищ по курсу вышли из задних ворот училища и расположились на обширном пустыре. Волны травяного покрова перекатывались от стен училища до проселочной дороги метрах в трехстах. От одинокого автомобиля на ней в нашу сторону шли парень и симпатичная девушка. Не доходя метров двадцать, они остановились возле матроса из обслуживающей команды, который, как и мы, отдыхал.

Высокая трава скрыла всю троицу, и лишь иногда ветер доносил до нас голоса: они о чем-то бурно спорили. Так прошло минут двадцать. Неожиданно парень и девушка вскочили и стали быстро, почти бегом, удаляться в сторону автомашины. Их бегство нас насторожило, и мы окликнули матроса. Ответа не последовало, а странная парочка припустила к автомашине.

Мы бросились к матросу. Он лежал ничком и на наши возгласы не отвечал. Ясно, что с ним что-то сделали. Оставив товарища у лежащего в беспамятстве матроса, я бросился за убегающими. Пригодились мои занятия легкой атлетикой. Мне удалось бы догнать парочку, но неожиданно парень обернулся в мою сторону, в его руке блеснул пистолет. Раздались выстрелы. Я рухнул в траву. Рассмотреть автомашину все же смог: «Москвич-401», первой послевоенной модели.

Он уже запылил по дороге, а из ворот училища выбегали моряки. Открыл стрельбу в воздух караульный у ворот.

Матрос по-прежнему был без сознания, рядом с ним валялась недокуренная сигарета. Как потом оказалось, она была отравленной, но наше вмешательство спасло парня – медицинская помощь прибыла вовремя.

Дежурный по училищу, офицер, расспросил нас о случившемся. Свой рассказ мы повторили, но уже по отдельности, представителю Особого отдела КГБ. Представителя все мы знали в лицо. Приветливый капитан 3-го ранга всегда не по-уставному обращался с нами, часто разговаривая о разных мелочах. Но, зная его должность, мы особой радости от бесед не испытывали.

Контрразведчик слушал, не прерывая. Вопросы стал задавать после:

– Так что ты можешь сказать об этой странной парочке? Опиши каждого: возраст, рост, цвет волос, особенности лица, одежду… Особые приметы – походка, жесты…

Сам себе удивляясь, я смог достаточно подробно ответить на все эти вопросы. Контрразведчик удовлетворенно кивал головой. С моих слов он записал данные на автомашину и запомнившуюся часть номера.

– Что ты заметил на заднем сиденье? Собаку? Какую собаку? Ведь ты был метрах в двадцати от машины? Как ты «заглянул» на сиденье?

– Да нет, товарищ капитан третьего ранга, это была собака-кукла, и лежала она под задним стеклом. Шерсть светлая и длинная. В наших магазинах таких я не видел.

– А не можешь ли ты описать оружие, из которого в тебя стреляли?

– Это трудно, но звук резкий, как из пистолета Макарова. А по свисту пуль трудно определить тип, – пошутил я.

Контрразведчик дал мне подписать бумаги. Прощаясь, попросил никому не рассказывать о характере беседы и заметил, что, возможно, придется еще раз встретиться по этому делу. Мой вопрос: «Что же произошло?» – он оставил без ответа.