Двое

– Прошу тебя, – жарко прошептала Галина, – не уходи быстро. С тобой хочу умереть еще много-много раз. Я так долго тебя ждала. Подари мне хорошую память о себе.

Матвей вопреки своей природной сдержанности говорил все время, вспоминая потом слова восхищения и ее глазами, и ее руками. Он удивлялся, откуда взялось в нем столько эпитетов – они рождались из его ощущений, – это не было повторением чужих мыслей. Проявись те места, куда коснулись его губы, ее тело повторило бы карту звездного ночного небосвода.

Галина самозабвенно, с яростной ожесточенностью задавала тон. Матвей хотел ее без сокрытия, целовал ответно, но пересилить ее сметающую доминанту не мог. Теперь он понимал, чего ему не хватало до этих счастливых мгновений. Откровенной страсти и ураганной, без глупых прелюдий, откровенной близости без стеснения. Находясь в этом отрешенном состоянии, он и подумать не мог: откроется дверь, и кто-то увидит его интимно-отвязное безрассудство. Галина накинула халат, впилась в него задохнувшимся поцелуем:

– Я вернусь. Не смей вставать, сегодня ты мой.

В едва прикрытую дверь донеслось:

– Я не узнаю тебя, моя дочь.

– Мама, погуляй немножко с Маришкой. Прости, прости, прости. Я потеряла голову. Такое со мной в первый раз в жизни. Больше этого не повторится никогда, обещаю.

Глава 13

Василий Никанорович обычно гулял в одиночестве, так сложилось. Маргарита Ивановна прогулки игнорировала, предпочитая им шопинг. Хождение по магазинам в поисках неизвестно чего раздражало Василия Никаноровича. Так и жили, обходя острые углы несоответствий. В этот раз, гуляя по бульвару, он решился подойти к женщине, которая, подобно ему, прогуливалась всегда одна.

– Мы с вами как две планеты в Галактике, – обратился он к ней, – которые никогда не пересекаются. Вам уютнее одной или, простите, в этом безысходность? К вам обращается человек по имени Василий Никанорович.

Женщина учтиво повернулась к нему, доброжелательно улыбнувшись.

– Человек по имени Василий Никанорович избрал не самый удачный вариант. Человек по имени Василиса Петровна не от безысходности выбрала одиночные прогулки. Так лучше видится, думается, мечтается.

– Ирония нечасто говорит о присутствии большого интеллекта, но абсолютно всегда убеждает в отсутствии глупости, – улыбнулся ей в ответ Василий Никанорович. – Вы разбудили во мне нездоровый интерес, а давайте угадаю, кем оказалась моя тезка? Нахмурились… Покой – он важнее пустых демонстраций.

– Я сосредоточилась – не нахмурилась вовсе, и удивительно, мгновением нашла рифму, мучающую меня с начала прогулки.

– Не поверите, я давно приклеил к вам ярлык поэтессы. Как видно, угадал?

– Иногда балуюсь рифмой, не угадали – не профессионально, в помощь внучке.

– Такое одухотворение в лице я встречал у поэтесс. Дайте мне шанс, ведь я близок был?

Она посмотрела на него:

– Вы не любите проигрывать? Я давно хотела пообщаться с вами. Но статус женщины не позволял сделать первый шаг. Одиночество не всех вгоняет в уныние. Есть люди, считающие одиночество благом. Я отношусь к этой категории людей. Это более честное состояние. Человек – существо не стадное, человек по сути одиночка. Благо, когда молодость уходит и уже не надо думать о продолжении рода, благо, когда род обеспечен всем необходимым, благо, когда есть время заниматься любимым делом.

– Ваши рассуждения как прописная истина. Но с ответом полегчало – я не отщепенец.

– Осмелюсь применить свои житейские познания. Вы – тот яркий представитель от поэзии? – осторожно спросила Василиса Петровна.

– Та же мучительная потребность в удовлетворении себя. Скорее, демонстратор девиантного поведения в мейнстриме литературы. Яркое представительство в существе каждого мыслящего человека. Не хочется прописаться в плеяду приспешников.

– Более года мы видим друг друга в этом неизменном месте. Здесь красиво, необычайно обзорно, но подавляющему большинству подавай разнообразие, пустой звон в другой колокольчик, и только.

– Посмотрите, вот мы и вышли, не заметив того, из сферы своего влияния. Не выношу закольцованности, прохожу свой маршрут один раз, без повторов. Разговор, как случайность, незаметно избавил нас от порочного круга – мы попали в детский мир. Что-то взбрыкнулось прокатиться вон с той горочки, да боюсь распугать детей, – кивнул головой Василий Никанорович в сторону детской площадки, принимая в поведении спутницы решимость к окончанию их аудиенции.

Глава 14

Болью пронзило в боку, выгнулся, защищаясь, кольнуло второй раз. Лег на диван – бросило в испарину, боль растекалась по всему животу. «Смешно, но мне нужна помощь». Вовчик менял положение тела, не понимая происхождения недуга. Похожий приступ забылся: незадолго до призыва в армию ноющая боль в боку застала на работе при монтаже конструкции на высоте. Отсидел с полчаса – отпустило. «Набрать ”Скорую“ – испугаю бабулю». Согнувшись, с трудом вышел из комнаты.

– Сергеевна, что-то мне ай-я-яй, больно. Дай мне какую-нибудь обезболивающую пилюлю.

Сергеевна засуетилась.

– Где, где болит? Да что ж такое?!

Вовчик показал место опоясывающей боли.

– Скорую, сейчас…

Трясущимися руками она мяла в руках телефон.

– Спазм, слышала, бывает, – может, такая ерунда? Молод ты для серьезного.

– Сергеевна, давай «Скорую» отставим. Спроси у Ларисы, она ведь медик.

– Верно, звоню, звоню. Да что ты телефон не берешь, милая?

Гудки уходили без ответа. Упершись руками в пол, Вовчик поймал удачное положение.

– Так легче, притухло немного, – он изогнулся, откинувшись назад, – кажется, отпускает.

Раздался звонок. На том конце возбужденный голос Ларисы спросил:

– Я только зашла, Сергеевна, слушаю вас.

Выслушав жалобу, изменила тон на приказной.

– Никаких грелок, никаких примочек. Ждите, бегу к вам.

Вовчик вернулся к постели:

– Ноет, но терпимо. Уф-ф, идет на убыль. Перемогнусь и в этот раз. После доармейского случая в армии такие кроссы закидывал. Несерьезно все это. У одного мамочкиного сынка селезенка хватала, гнулся в три погибели – хотел дембеля – не получил. Комбат, помню, все приговаривал: «Вырастешь, сынок, все наладится, поверь мне. Есть такое понятие в медицине – акселерация».

Донеслось комариное жужжание звонка. К нему прошла с ироничным прищуром стройная девушка.

– Поднимай рубашку, солдат.

Уточнила место боли. Прохладные пальцы коснулись живота.

– Так больно, а вот так?

Лариса ловко скользила пальцами по животу.

Боль отпустила, и Вовчику захотелось игры. В каком-то месте он театрально закатил глаза.

– Ой, ой, болит в груди, там, где сердце.