Счастливый вечер

Даша испугалась, перестала плакать. Сама умылась, сама оделась. И все поглядывала на дверь, все слушала, не идут ли за ней.

Поспел завтрак. Даша быстро съела его: ей хотелось поскорее уйти на бульвар, где они с бабушкой гуляют. Пусть милиционер ищет ее в доме…

А бабушка не торопилась. Она положила в авоську сломанный утюг, пересчитала мелочь в кошельке, покрылась одним платком, потом переменила его. Только после этого они пошли.

Даше пришлось постоять во дворе. В соседнем подъезде была мастерская, где чинили утюги, – бабушка отдавала туда свой утюг.

К Даше подбежали две собачки. Ножки у них были тонкие, как прутики, глазки черненькие, как бусинки. Когда собачки прыгали, у них на ошейниках звенели медали. Звон был веселый, собачки не кусались. Даша забыла утренние страхи. Ей тоже стало весело.

Бабушка наконец отдала утюг и пошла с Дашей на бульвар. А там играли ребятишки. Кто качался на качалке, кто прыгал через веревочку, кто лепил пироги из песка. Даша забралась на качалку и только качнулась раз-другой, как увидела милиционера. Она вспомнила, что бабушка звонила в милицию.

«Милиционер идет, чтобы забрать меня», – подумала Даша.

Даше стало страшно. Она слезла с качалки и побежала в кусты, которые росли на краю бульвара.

Даша сидела в кустах, а милиционер все шел. Тогда она пролезла сквозь чугунную ограду и побежала через улицу. На счастье, автомобили ехали далеко. Даша уже была на тротуаре, когда по мостовой помчалась вереница машин.

Даша шла и оглядывалась, не догоняет ли ее милиционер. Милиционера не было. Тогда она стала рассматривать афиши. Ей понравилась афиша, на которой желтый тигр прыгал сквозь огненный круг.

«Вот храбрый, – подумала Даша, – не боится обжечься!»

Потом девочка постояла около автомата, который продавал газированную воду.

Тут мороженщица провезла мимо синий ящичек на гремучих колесиках, и Даша пошла за ним.

Идти за ящичком было хорошо: все прохожие уступали ему дорогу. Мимо аптеки, мимо парикмахерской, мимо сырного магазина, мимо газетного киоска, мимо музея, мимо домов – больших и маленьких – катился ящичек. И Даша все шла за ним. Она осмелела, стала помогать везти его – толкала сзади.

Мороженщица оглянулась, увидела Дашу и сказала:

– Мороженое кончилось. Ты, девочка, ступай за угол. Там должны продавать эскимо.

За углом шофер накачивал шину. Даша стала смотреть на шофера. Когда шофер прикрутил колесо к автомобилю и уехал, она вспомнила про бабушку.

Девочка думала, что бабушка близко, что вот-вот она увидит бабушку, сядет рядом с ней на скамейку, положит голову на бабушкины колени и они будут сидеть так долго-долго. Даша и не догадывалась, как далеко ушла от дома.

Улица, по которой теперь брела девочка, была пустынной. На одной стороне стоял длинный кирпичный дом с окнами, затянутыми решеткой. За окнами громыхало и взвизгивало: там работали какие-то машины. А на Дашиной стороне был забор из свежих досок. За забором было тихо, будто кто-то притаился там. Это пугало девочку. Но, чтобы увидеть бабушку, надо было идти, и Даша шла. Ее сандалики упрямо шаркали по асфальту: тше-ше, тше-ше…

Забор не кончался. Он, наверное, был бесконечным. Он отгородил Дашу и от бульвара, где играли ребята, и от дома, и от бабушки. Даше стало очень жалко бабушку. Слезы сами закапали из глаз. Она, наверное, заплакала бы горько, но тут увидела знакомую афишу, наклеенную на шершавые доски, – желтый тигр без страха прыгал сквозь огненный круг. Даша обрадовалась знакомому тигру, остановилась, провела рукой по его полосатому боку, будто погладила, а потом дотронулась пальцем до огня. Нарисованный огонь не жегся.

Даша села под афишей. Из глаз снова закапали слезы. Они падали темными кружочками на асфальт и тут же высыхали.

Даша много раз слышала слово «потерялся». Тогда она не понимала, что это значит. А теперь поняла, потому что сама потерялась – была одна на чужой, безлюдной улице, около бесконечного забора, и неизвестно было, кто там за забором. А самое плохое заключалось в том, что ни бабушка, ни мама с папой никогда больше не увидят Дашу, а Даша никогда не увидит их.

Девочка не заметила, как около нее остановился велосипедист в красно-белой шапочке, похожей на половину мячика.

– Ты что тут делаешь? – спросил он. – Сторожишь афишу? И почему ты в слезах? Тигр укусил?

Даша посмотрела на велосипедиста и ничего не ответила. От этих добрых слов ей стало совсем горько. Сжавшись в комочек, она заплакала так, что плечи вздрагивали.

– Ты где живешь? Ты знаешь, где твой дом?

– Не знаю… – еле выговорила Даша.

– Вот оно что!.. – будто бы обрадовался велосипедист. – Так бы сказала сразу. Давай-ка садись сюда. Поедем искать твой дом. Дома? искать просто: они стоят на месте, никуда не бегают. Вот была бы катавасия, если бы дома? убегали от своих жильцов!.. А раз он стоит, мы его в два счета найдем.

Даша сидела на раме, держалась обеими руками за руль. Велосипедист одной рукой тоже держался за руль, а другой держался за седло и вез велосипед. Они скоро миновали забор – он вовсе не был бесконечным – и выехали на широкую людную улицу.

– Ты гляди хорошенько, – сказал велосипедист. – Как увидишь свой дом, кричи «стоп!».

– Буду глядеть, – ответила Даша. – А почему вы сами не едете?

– Милиционер будет ругать.

– Кого будет ругать? – спросила Даша. Она вспомнила утренние события и испугалась.

– Меня, конечно. Скажет: «Ты что же, хочешь под машину угодить?» И еще скажет: «Тебе что же, ребенка не жалко?» Двоим на одном велосипеде ездить нельзя. Ты в одну сторону будешь крутить руль, я – в другую. Вот и свалимся.

Улица кончилась. Впереди открылась шумная площадь.

– Так где же твой дом? – спросил велосипедист.

– Нет его, – ответила Даша.

Множество людей было на площади. И каждый знал, по какой улице, по какому переулку, какой дорожкой надо ему идти, чтобы попасть к себе домой. Автомобили знали дорогу к своим гаражам, троллейбусы – к паркам, где стоят ночью, где чинят их и моют. Голуби, кружившие над площадью, все до одного знали свои гнезда. Велосипедист тоже знал, где его дом. Только одна маленькая Даша не знала.

– Дальше нам двигаться нельзя, – сказал велосипедист. – Иначе мы еще больше все перепутаем. Знаешь, поедем-ка к людям, которые все знают, – они в два счета помогут нам.

Свернув в переулок, велосипедист направился к зданию, на котором была синяя вывеска с белыми буквами: «МИЛИЦИЯ».

Когда Даша увидела милиционеров, она вцепилась в ногу велосипедиста и закричала:

– Я же не плачу, я утром плакала, я больше никогда не буду плакать! Я домой хочу…

– Это хорошо, что не плачешь, – сказал дежурный милиционер. – Вот только умыться тебе надо. Умоешься, и начнем искать твой дом. Ты не видишь свои щеки и не знаешь, какие они у тебя «красивые». С такими щеками домой никак нельзя.

– Иди-иди, малышка, с дядей, – сказал велосипедист.

И Даша пошла с милиционером. Он открыл дверь, обитую клеенкой. Даша оказалась в комнате. На середине ее, в кадке, стоял фикус, около него – большой серый конь на колесиках. На желтом столе лежали книжки и синий сморщенный шарик.

– А чьи это игрушки? – спросила Даша.

– Твои, – ответил милиционер. – Пока не найдем твой дом, они будут твои.

Милиционер принес ящик. Даша встала на ящик перед умывальником. Она умывалась с мылом. Милиционер стоял рядом, поддерживал ее за плечо.

– Фамилия у тебя очень распространенная, – говорил он, – Николаева. Людей с такой фамилией тысячи. Вот была бы ты дочкой Робинзона Крузо, мы твой дом сразу нашли бы. Семья с такой фамилией одна на весь наш город. А зачем же ты убежала от бабушки?

– Я не от бабушки, – ответила Даша, – я от милиционера.