Следим с тобою за теченьем…
(Века следят… А мы – не в счёт.)
Всё в неизменном направленье
река упрямая течёт.
Почёта, славы ей не надо,
ей даль особая видна.
Любые на пути преграды
собьёт упругая волна.
И вьётся лента голубая —
Река течёт. Ей вечно жить.
Я наклонюсь к реке губами,
чтоб капли вечности испить.
«Когда мы в детстве шли…»
Когда мы в детстве шли
«стена на стену»,
забыв о страхе,
не жалея сил,
Степан Воронин —
верный сын измены —
дворами прочь
от драки уходил.
Я не совру, клянусь,
как перед богом,
когда мелькали наши кулаки,
Степан Воронин —
боком, боком, боком,
законам дружбы детской вопреки.
Промчалось детство.
Время пролетело.
Всё вспоминать
особых нет причин.
И не моё сейчас, конечно, дело,
что стал Степан Воронин
важный чин.
И это, впрочем,
не моя забота,
что он в почёте
и в расцвете сил.
Но всё же, всё же, это он —
не кто-то-
дворами прочь
трусливо уходил.
«В серых сумерках сеется снег…»
В серых сумерках сеется снег,
превращается в капли росы.
И любовь, и мечта, и успех —
это только минуты, часы.
Тот, кто смысл этой жизни постиг,
никуда уж давно не спешит…
Ни богатство, ни почестей миг
ничего не дают для души.
Зимняя ночь
Уже утраты и потери
Ко мне приходят по ночам.
Ещё скрипят с надеждой двери:
Открыть. Шагнуть. Бежать. Начать.
Уже за прожитые годы
сомненья по ночам берут.
Ещё предчувствие свободы
и счастья будит поутру.
И длится ночь зимой, и длится…
Старея, юный снег кружит.
И кажется, когда не спится,
что эта ночь длинней, чем жизнь.
В горах
На рысаках по жизни рыскать…
Не лучше ль на своих двоих?
И чтобы дверь в обитель риска
Ногой небрежно отворить.
И чтоб, как высшее блаженство,
чуть веселя, бросая в дрожь,
принять, как радость совершенства —
над пастью пропасти идёшь.
«Забрался к чёрту на кулички…»
Забрался к чёрту на кулички…
И здесь на этой высоте,
всё по-иному, непривычно…
Зато какой простор мечте!
Мир подо мною обезличен.
Здесь птицы изредка поют,
и одиночество с величьем
покоя сердцу не дают.