Желудок, мозг и звёздное небо
Анатолий Пушкарёв
«Желудок, мозг и звёздное небо» – это книга о подмене вечных жизненных смыслов сомнительными ценностями безудержного потребительства, об амбициозных претензиях IT-технологий на изменение природы человека, общества и планеты в целом. Три товарища, Илья, Кирилл и Паша, – энтузиасты-программисты, одержимы революционными и в чём-то запредельно-нелепыми IT-идеями по изменению человека и сознания. Каждый из них по-своему пытается воплотить эти идеи, проходя через смешные и драматические ситуации, теряя друзей и обретая любовь. Это история и о сохранении в современном агрессивно-потребительском мире простого и грандиозного чувства любви.
Анатолий Пушкарёв
Желудок, мозг и звёздное небо
Роман
Глава 1. Илья внутри и над агломерацией
На потолке, стенах, мебели и всём интерьере полутёмной гостиной причудливо мешались в хаотичном движении свет и цвета от монитора ЖКТ-телевизора и наружной уличной рекламы.
В кресле у журнального столика сидел Илья, пожилой юноша двадцати четырёх лет с длинными, по плечи, волосами и несколько смуглым, от кофе и сигарет, худощавым лицом. Одет он был в джинсы, нейтральную футболку, без надписей и изображений и функциональный мультикарманный жилет. На ногах, закинутых одна на другую, были мягкие тапки в виде котят с милыми поролоновыми мордочками и усами из лески. Тапки были не его, а его матери, пятидесятитрёхлетней (сына она родила уже будучи в возрасте) Веры Васильевны, у которой и был в гостях Илья, оставив на время свою однушку.
По телевизору показывали популярнейшее ток-шоу «Не могу не говорить!».
Молодой человек, подняв брови, неподвижно и отстранённо, безо всякого выражения на лице, смотрел на экран немигающими глазами. Телезритель явно не сопереживал ведущему и автоматом пропускал всё происходящее на ТВ через какие-то смысловые фильтры в своём сознании, словно, разгадывая подлинное значение неких мудрёных символов и иероглифов, считывал невидимый смысл видимого изображения.
Сама Вера Васильевна в цветастом банном халате лежала на диване в окружении трёх животных кошачьего происхождения. Двое шерстяных, жмурясь от приятной компании, лежали, прижавшись к хозяйке. Одна (или один) устроилась у самого лица женщины и, как и Илья на телевизор, внимательно, не моргая, смотрела в глаза и на губы Веры Васильевны, боясь пропустить какое-то ей одной ведомое движение и выражение в них. Хозяйке тоже было приятно такое внимание со стороны живого существа.
В меру фитнесс-накаченный, моложавый, сытый и тщательно выбритый ведущий с толстыми ляжками, обтянутыми модными штанами, носился с микрофоном по студии между объектами и участниками зрелища, которых распирало от желания дать поучительную, остроумную оценку поступков и проступков героев, сидящих на больших домашних диванах. Но, конечно же, никто из публики не мог сравниться в поучительности назиданий, прозорливости и остроумии с самим популярным ведущим – успешным телеговоруном Игорем Болоховым.
Пластмассовый фаллос микрофона в его руке с помощью резинового запястья Игорька то и дело, словно маятник, легко перемещался от его рта к источнику речепорождения других участников. Энергичный и вездесущий заводила разборок фонтанировал этически-точными короткими определениями, хрипловатыми убедительными аргументами и знанием всей подноготной обсуждаемых объектов. Это был всепроникающий морально-этический сканер и рентген.
Всегда модно и безупречно одетый говорун произносил пару слов, делал паузу протяжным, похожим на рычание пушистого барса, междометием «э-э-э-а-а…», и с маху влепливал точный и острый, словно хирургический скальпель, вопрос «на засыпку». После которого всем присутствующим становилось до смешного явными вся убогость и моральная низость неплатежеспособных и неуспешных горемык, не вылезающих из череды ТЖС, – трудных жизненных ситуаций.
Финансово завербованная, но всё же, временами, по-настоящему искренняя публика, выдавала дружный аплодисмент. Это были радость и согласие. И то: каждый из причастных к телепосиделкам, будучи в абсолютном одиночестве, один на один с собой, испытывал крайние мучения из-за абсурдности собственной жизни, мутных и неясных желаний и страхов, коммунальных платежей, кредитов, от таких туманных и бессознательно-тревожных явлений, как абсурдность бытия вообще, трясина относительности, полная неразбериха в причинно-следственных связях, направление метафизических ветров эпохи, её нерва и смыслов… Но это были слишком тонкие и труднопостигаемые материи… А тут такой груз личных планов мироустройства, очевидный аморализм беззаботных разгильдяев, плюс гора нерастраченных нравственных ценностей! Надо, надо догнать и всучить добро, наставить, показать, как «на самом деле»!
– Василий,…э-э-а-а…, вот Людмила утверждает, что ты ни разу… Ни разу!..за всё это время не заплатил ей с ребёнком ни копейки алиментов! То есть отец ты…э-э-а-а… никакой! Согласись! Ты снял с себя ответственность за своего же ребёнка! Настрогал его и смылся! Почему?! Каким образом можно дойти до края такой пропасти и так низко упасть в неё? – явно любуясь собственной моральной красотой, энергично обличал опустившего голову паренька, TV-энерджайзер. Было явно видно, что Игорёк Болохов обладал ключом эпохи, благословением небес и детальными знаниями смысла жизни.
Василий, ровесник ведущего, худощавый, стандартно стриженый парень и, в тоже модной, в своём городе, праздничной рубахе в косую полоску, отвечал больше междометиями, размахиваниями рук и ручными же жестами, нежели языком и речью:
– Врёт она! Я ребёнку покупал…этот… и эту… И деньги слал, в сентябре,…ноябре…Вот, даже квитанции у меня есть, – парень вытащил из кармана бумажки, потряс ими на глазастую и ушастую публику, – Я работал, ну,…это,…металл собирал и сдавал. Куртку ему…, приставку игровую…, фрукты…
– Людмила, что ты можешь ответить на это? – тут же обратилось Его совершенство к сидящей на диване банальной девушке, – Напомним для телезрителей, только что включивших телевизор: Людмила Иванова, несчастная мать, жертва бездельника и афериста Василия. Родив в пятнадцать лет, она завернула новорождённого в тряпку, отнесла его в лес и там оставила. Конечно, это был необдуманный поступок юной влюблённой девочки. Мальчика Дениса выкормило и воспитало семейство лесных енотов. Пять лет он жил в тайге. А когда сын подрос и вышел из леса, он нашёл свою раскаившуюся мать, простил ей всё, и теперь они живут вместе на мизерное пособие. Они лишены возможности полноценного потребления! Отец ребёнка, Василий Иванов, утверждает, что это не его ребёнок. Встречаем Дениса!
На арену под музыку и аплодисменты вышел справный отрок лет восьми в в футболке с изображением звёздно-полосатого флага и надписью «USA», кожаном жилете и больших, кислотных расцветок, кроссовках, плюхнулся на диван рядом с матерью.
– Денис, ты любишь своего папу? – требовательно спросил маэстро устной речи.
– Нет! – энергично завертел головой ребёнок.
– А почему?
– Он бросил нас с мамой, я его не видел ни разу. Он маму бил, пил водку. Мне никогда ничего не покупал.
– Но, может быть, он всё-таки вылечится от алкоголизма. Мы в студии соберём ему денежку, оплатим лечение! Вот же, посмотри на него, он сидит, на диване, рядом! Что ты ему хочешь сказать?
Мальчик удивлённо повернулся, увидел Васю, соскочил с дивана, подбежал к вдруг обретённому отцу.
– Держи краба, батя! – сказал он, ухмыльнувшись, и с размаху впечатал свою ладошку в клешню родственника.
Публика весело засмеялась, раздались осторожные хлопки.
– Я не понимаю людей с атрофированным родительским чувством, – взяла слово роскошная молодая женщина, – эстрадная певица, депутат и спортсменка, – Его, этого горе-родителя, надо кастрировать, лишить отцовства, заставить работать и платить тройные алименты!
Главный осветитель уголков и извилин души человеческой, посмотрел в картонку с логотипом передачи, которую всё время держал в руках и закричал, легко перекрывая своим сытым голосом шум оваций. Было заметно, что отобедал он отнюдь не порцией разведённого «Роллтона»:
– А теперь, внимание! Результаты генетической экспертизы на отцовство Василия!
Вышла строгая, но чем-то обиженная девушка, явно польщённая вниманием всей видимой и невидимой аудитории. Начала неторопливо и торжественно, словно на вручении премии «Оскар», распечатывать большой конверт. Всё население России замерло и впилось глазами в эти руки, раскрывающие послание инопланетных цивилизаций. Решались судьбы мироздания. Весталка загадочно посмотрела на Васю и изрекла:
– Василий, после проведения теста на отцовство, можно окончательно утверждать, что вы – не! отец ребёнка, ноль процентов, отцовство исключается.
Василий уныло улыбнулся, стеснительно пожал плечами, ещё не совсем понимая, как надо реагировать. Людка Иванова с загадочной полуулыбкой Джоконды прижулькнулась на своём диване. Денис нажимал кнопки мобильника и болтал ногами. Слово опять взяла эстрадно-политическая дива:
– Да, конечно, то, что мы сейчас узнали – это, своего рода, сюрприз для всех… Надо понять и простить Васю и Люду. Молодость, любовь… Но, согласись, Василий, – у вас с Людмилой были отношения, была первая, чистая любовь. Скажи, что тебе мешает вернуться в семью, создать полноценный очаг, стать полноценным отцом этому чудесному ребёнку. В конце концов, все эти дети – наши! Я – ты – он – она… Это будущие сверхчеловеки, которым сейчас нужен папа. Потом он подаст вам стакан воды, вина… Скажи нам всем, Василий, ведь ты по-прежнему любишь Людмилу, готов простить ей всё и вернуться?
Лицо Васи исказила мучительная улыбка:
– Дак, я…што? Всегда любил… Это ничего…
– Настоящий поступок настоящего мужчины! – перекричал Болохов бурные аплодисменты, – Идите, Василий, обнимите свою супругу, своего сына, живите долго и счастливо! За ваше лечение заплатят!
Под несмолкаемые овации студии, заново обретённый отец и муж сел возле скромно улыбающейся Людмилы, робко приобнял её за плечи. Дениска свалился набок, на плечо Василия.
– Любите, балуйте и берегите себя и своих близких! – буркнул через губу напоследок зрителям ведущий с интонацией, с которой равно можно было бы послать всех зрителей, допустим, в ж…у.
* * *
Илья переключил канал. Какие-то бородатые экстрималы на плотах в бурной речке наслаждались своим мужеством и приглашали всех телезрителей присоединиться, полюбоваться их схваткой со стихией. Вера Васильевна вытерла слёзы от увиденной в «Не могу не говорить!» истории. Лежащая рядом кошка (или кот) положила свою растопыренную лапу на губы хозяйки, которая в ответ погладила животное, не убирая эту самую лапу.
– Какой же этот ведущий, Игорь, справедливый, умный, человечный, – с чувством сказала Вера Васильевна, – Я так люблю Игорька. А как говорит, мармелад… Сразу всех плохих людей, пьяниц, алиментщиков, абортниц на чистую воду выводит! Совесть России! По мне, так все люди, все судьи и прокуроры должны спрашивать у Игорька: помоги, Игорь, разобраться в жизни, как вот тут поступить, вот здесь, как обрести смысл жизни, вернуть любимую, усмирить домашнего дебошира, вытребовать алименты, покончить с алкоголем…
«Этот Игорёк вообще когда-нибудь спит? – думал совсем над другим вопросом Илья, – Да, сегодня он опять был справедливым, и честно продвигал девиз эпохи: «Как хорошо быть богатым и здоровым, и как плохо быть бедным и больным».
– Короче, большой умница, – продолжала мать, – Ты, Илья, тоже ведь, как начинал…
В комнату вошла четвёртая кошка и запрыгнула на диван, в общую компанию.
– Мам, зачем тебе столько кошек? – спросил Илья, – Одной бы вполне хватило. Запах, шерсть…
– Как это одной? – ответила недовольно Вера Васильевна, – Да ведь каждая из них – это личность! Вот это вот – Рулька, она только сосиски ест… Игрун мне массаж делает… Ты даже не представляешь, какие они добрые, умные и разные по характеру. Вот твоя чёрствость не даёт тебе различать их. Они все умницы.
– Что, такие же умницы, как Игорёк?
– Ну…, почти… А вообще, в чём-то кошки даже лучше людей. Они не врут.