Ордер на убийство

– Да, в конце концов принял. Я удивилась, этот Шершнев оказался довольно молодым человеком, на вид ему тридцать с небольшим. Он поговорил со мной, проверил, какие документы я принесла, и открыл мне счет. И все. Больше я его не видела.

– Вы можете вспомнить точно, когда это было?

– Точно? Подождите… Я была у него в начале той недели. Сегодня у нас что, понедельник?

– Понедельник.

– В банке «Яуза» я была ровно неделю назад. В прошлый понедельник.

Он подумал: по словам Юлии, ее муж исчез во вторник.

– И больше вы Шершнева не видели?

– Нет. А зачем? Счет мне открыли, карточка у меня, и до свидания. Извините, Павел, но я ненавижу всякую бумажную волокиту. Банки, бухгалтеров, кредит-дебит, всю эту муру, которой мне хватает во время гастролей.

– Часто ездите на гастроли?

– Достаточно часто. Надо же как-то зарабатывать деньги.

Заиграл оркестр. Обернувшись, Стелла сделала знак посмотревшему на нее саксофонисту. Тот, продолжая играть, кивнул. Она тронула бокал, улыбнулась устало:

– Пропущу второе отделение. Я не лошадь. Ради бога, простите, Павел. Но я в самом деле устала.

– Ничего. Вообще, вы любите свою работу?

– Вообще свою работу я люблю. Но только не в ресторане.

– Почему?

– Почему? Павел, вот вы представьте: вы поете песню. Она вам нравится. Вы поете ее один раз, потом второй, потом двадцатый, потом сотый, потом двухсотый. Причем делаете это из вечера в вечер. Одну и ту же песню. Так ведь можно сойти с ума. Вам не кажется?

– Может, вы правы. Я об этом как-то не подумал.

– А вы подумайте. – Вздохнула. – Вы умеете танцевать?

– Умею.

– Так пригласите меня.

– С удовольствием. – Встал. – Я вас приглашаю.

Они пошли танцевать. Танцевать с ней было легко, у нее было замечательное чувство партнера, она подчинялась малейшему его движению.

Когда танец закончился и они сели, он сказал:

– Стелла, давайте все же попробуем выяснить, почему ваш телефон оказался на коробке от сигарет, которые курила Юлия Шершнева.

– Ой, Павел, понятия не имею… – Подняла бокал. – Выпьем?

– Давайте. – Поднял свой. – За что?

– Просто так. За все хорошее. Только до конца?

– Давайте до конца.

Выпив до конца вместе с ним, поставила бокал.

– Извините, я не люблю все эти бабские домыслы. Но насчет телефона на коробке… Этот Олег Владимирович, прежде чем открыть мне счет, пару раз звонил мне домой. Исключительно по делу. Так, может, его жена меня приревновала? И записала мой телефон на коробке – чтобы потом проверить?

– Возможно.

– О господи… – Сделала глоток. – Глупо. Очень даже глупо. Было бы кого ревновать. Вы видели этого Олега Владимировича?

– Только на фотокарточке.

– Это же мышь. Серая мышь. Ни рожи ни кожи. Мне кажется, он не может заинтересовать никого. Меня уж точно. И ревновать его ко мне было глупо.

– Но Юлия, получается, его к вам ревновала.

– Получается. Что ж, ревность не разбирает, к кому можно ревновать, а к кому нет.

– Наверное… – сказал он и вдруг понял: перед глазами все расплывается. Расплывался столик, салфетки, бутылка шампанского, лицо Стеллы. Столик стал уходить от него, качаясь, как во время шторма, – так, что он вынужден был схватиться за края. Что же с ним происходит?.. Он засыпает… И тонет… В самом настоящем смысле слова тонет…

Он попытался удержаться во время этого шторма, не потонуть… Вырваться из ватных объятий сна, что-то сделать – но глаза закрывались сами собой.

Последнее, что он ощутил, была рука Стеллы. Эта рука, вцепившись в его плечо, трясла его. Рука не щадила его, она крутила его, выворачивала не переставая.

Он пытался сказать Стелле хоть что-то, но не смог. Все вокруг закрыла бесцветная пелена.

В зале танцевали, гремела музыка. Официант Володя, подойдя к стоящему к нему спиной и наблюдающему за залом метрдотелю, кашлянул:

– Алексей Иванович…

Обернувшись, мэтр посмотрел в направлении его взгляда.

Человек, приглашенный Стеллой, высокий мужчина в хорошо сшитом костюме, лежал в отключке, навалившись лицом на стол. Рядом, беспомощно оглядываясь, стояла Стелла.

Пока метрдотель приближался к столику, двое мужчин, находившихся неподалеку, встали со своих мест. Один из поднявшихся, постарше, с длинными волосами, собранными сзади в хвост, был одет в костюм от Армани цвета кофе с молоком. Второй, помоложе, коротко стриженный, с накачанной шеей, был обладателем пиджака из тончайшей черной лайки и серых фланелевых брюк. За столом с ними сидели две юные красотки в вечерних платьях.

Старший, вопросительно глядя на Стеллу, спросил:

– Что, опять?

Его более молодой приятель, сочувственно осмотрев распластавшегося на столе Молчанова, вздохнул:

– Эх, Паша, Паша…

Подойдя к столику, метрдотель посмотрел на старшего: