Мы из прошлого… И из будущего

– Да поняли, поняли! – хором ответили ребята, а Марат уточнил: – Там в кухне календарь над столом висел и дата отмечена – 7 августа 2022 года. Значит, мы попали в тот же день и час только на семьдесят девять лет вперед! И почему именно семьдесят девять? А?

Никто, конечно, не ответил.

Послышался характерный звук, все повернули головы и увидели пару краснозвездных машин, на небольшой высоте с ревом пролетевших на запад. Ребята проводили их взглядом, а Марат усмехнулся и сказал: – Похоже наше задание почти восемьдесят лет назад кто-то успешно выполнил за нас.

– Как знать? – усомнился командир, – может и летают сейчас наши так борзо, потому что восемьдесят лет назад мы задание выполнили. Мы выполнили!

Так! А вот и переправа! Надо же? Да здесь прямо проспект!

К броду подходила накатанная колея. На другой стороне колея выходила из воды и прямой линией рассекала зеленый, ниспадающий к воде луг. Метрах в трехстах от воды на траве, изуродованной воронками, громоздились две разбитые и сгоревшие грузовые машины, танк с башней, валяющейся рядом, и еще какая-то непонятная бронированная машина.

– А наши мины нам всё же пригодятся! Черт, мы здесь в мертвой зоне! Колею заминировать! Две мины! Нажимных! Я наверх! Если что – свистну! – сказал командир и, поднимая фонтаны брызг, побежал по воде, а потом по колее к разбитой технике. Пробежав метров пятьдесят остановился, оглянулся и махнул рукой, показывая, что всё в порядке.

Закончив минирование, ребята подбежали к командиру, а он бросил: – Не останавливаться! Мы здесь как на ладони, отдохнем там, за броней, – и рванул дальше. За разбитой техникой остановились.

– Ты думаешь, командир, Мыкиткин тато появится? – спросил Марат.

– Не знаю! Подождем здесь. Если догонят на открытой местности – нам каюк!

– А что это за техника? – Шольц обошел вокруг бронированную машину, – танк не танк, не поймешь! Траки и катки разбиты, а так вроде целая! – Генрих запрыгнул на борт, свесился в открытый люк, внимательно всё осмотрел и запрыгнул внутрь. – О! Жарковато здесь! Ух ты! Да здесь всё работает: и поворотники, и наведение, и даже пушка заряжена. Пушка-то – автомат! – Шольц хотел уж, было, выбраться из броневой парилки, но его остановил командир: – Гена, оставайся на месте! Похоже, едут по наши души!

Генрих прильнул к прицелу пушки и увидел вдалеке по просёлочной дороге вдоль леса пылят друг за другом три машины.

– Вижу три машины! – крикнул Шольц.

– Я тоже вижу! – ответил командир и присвистнул, – а в каждой машине три человека, иху мать!

Машины свернули к реке и понеслись к переправе. Пулемет на передней машине дал короткую очередь. Отраженные броней пули с визгом срикошетировали в разные стороны.

– Гена! По второй и третьей машине – огонь!

Басистый лай двух коротких очередей увенчался мощным взрывом двух мин. Передние колеса подорвавшегося пикапа, куски железа и разорванных тел полетели в разные стороны. Вторая машина передним бампером уперлась в то, что осталось от головной машины. Третья заехала в речушку и застряла там, омываемая ленивым течением воды. Кто-то живой барахтался в воде, издавая дикие крики и мат, пытался выбраться на сушу. Ребята подхватились и с оружием наизготовку бегом пустились к броду. Барахтающегося в воде мужчину выволокли под мышки на сушу и осмотрели. Его правое плечо и правое бедро были в крови. Аспин немилосердно врезал орущему ладонью по уху и тем прервал крик, выдернул из его брюк ремень и ловко наложил жгут на бедре выше раны. Генрих достал из ранца и вскрыл санпакет, расстегнул камуфляж с намерением перевязать плечевую рану и обомлел. На груди раненого распластался германский орел со свастикой и изображениями Гитлера и еще какого-то мужика со скошенным назад лбом. Шольц встал, бросил санпакет на разукрашенную татуировкой грудь, плюнул туда же и передернул затвор шмайсера.

Отставить! – услышав лязг затвора крикнул командир.

– Повезло тебе, тато! – с ненавистью просипел Шольц, зыркнул на командира и спросил: – Теперь ты понял, что в голове у мальчишки и откуда?

Глаза раненого закатились, он потерял сознание.

– И допросить не сможем! Болевой шок, – Марат осмотрел плечевую рану и зло обронил, – обе раны сквозные, кости и крупные сосуды не задеты, выживет, с-сука, и с сомнением посмотрел на Алексея!

– Собрать патроны и гранаты, – не обращая внимания на взгляды, приказал командир. На плече у него висели подобранные трофеи – три автомата невиданного образца. От своего ППШ командир отсоединил диск и со словами «прощай, оружие» хотел, было, бросить его в воду, но передумал и крикнул: – Марат! Там в кузове брезентовый чехол для пулемета, скинь его мне. Твой ППШ с дисками и шмайсер с магазинами тоже отдайте мне, а это – вам, – командир раздал трофейные автоматы. На песчаном берегу завернул ППШ, шмайсер, диски и магазины в брезент, бегом отнес к кустам, спрятал и прикопал.

– Это другое дело! А то в воду! Шмайсер! Кровью добытый! Дядя Макс увидел бы, так выписал бы по самое не могу! Ферфлюхтен, доннерветтер! – бубнил себе под нос Гена, собирая магазины и гранаты.

Через невысокий борт второй машины с руками, опущенными к земле, свисал труп. В кузове у него в ногах, как будто удерживая зависшего, лежал второй.

– Смотрите, у них у всех такие, – обратился Шольц и стволом автомата ткнул в предплечье протянутой к земле мертвой руки. Там на камуфляже ниже желто – голубого шеврона красовался еще один – череп со скрещенными костями. Гена пояснил: – Это эмблема СС – панцердивизион «Тотенкопф» – танковой дивизии СС «Мертвая голова»! Командир, куда мы попали, а?

– Куда, куда? В светлое будущее! К тотенкопфам! Антрэ с фуйтэ, мать их!

Собранные гранаты рассовали по вещмешкам.

– Проверить оружие, – Алексей поднял вверх ствол своего автомата. Три одиночных выстрела прогремели почти одновременно.

– За мной! – скомандовал командир и рысцой побежал в сторону разбитой техники.

Около выручившей их бронемашины остановились перевести дух.

– Спасительница наша! – Гена похлопал ладонью по стволу пушки.

Командир, восстановив дыхание, поставил задачу: – Надо добраться по возможности скрытно до этой чертовой Сташевки и коль того не удалось допросить, – кивнул головой в сторону брода, – надо взять языка! Языка из этого времени, чтобы понять: что же здесь происходит! Вперед!

Тем временем стрельба со стороны Сташевки прекратилась. Ребята на ходу переглянулись – навоевались что ли?

Подъем, наконец, закончился, и все увидели перед собой картину, которая в другой ситуации могла бы восхитить и настроить на философско-созерцательный лад: небольшое, утопающее в садах село огибала синяя лента реки. С места, где стояли ребята, начиналось золотое пшеничное поле. Примерно в полутора километрах отсюда словно проведенная по линейке граница пшеничного поля, с аллейной разделительной лесополосой упиралась в сады поселка, состоящего из двух десятков домов по обе стороны короткой улочки.

За разделительной полосой сколько мог охватить глаз простиралось сочная, зеленая поляна. Золотое пшеничное поле и зеленая поляна в сочетании с четкой границей, садами и синевой извилистой речки давали ощущение величия, покоя и порядка, если бы не поднимающиеся к чистому небу клубы черного дыма.

Здесь, на точке обзора, накатанная колея раздваивалась. Правая ветка уходила в сторону реки и далее вдоль берега к селу. Левый сверток тянулся вдоль пшеничного поля и редкой лесополосы, которая примерно в полутора километрах поворачивала и переходила в разделительную аллею между пшеничным и зеленым полями.

Справа метрах в пятидесяти язвами на земле смотрелись два не доведенных до ума окопа полного профиля и рядом с одним бугорок очень похожий на спешное захоронение. Все здесь было засыпано гильзами разного калибра. Часть прилегающего пшеничного поля выгорела, черная земля была изуродована воронками.

– Здесь круто повоевали, – Марат пнул гильзу.

– Да! Повоевали! – командир, глядя в бинокль перечислил, – два сгоревших танка и три каких-то бронемашины! Повоевали! Кто? С кем? Ладно! Вперед! Дойдем до деревьев и привал. За мной! – командир быстрым шагом двинулся по колее.

Устроились под самым раскидистым деревом. Оголодавшие парни достали провизию, а Алексей прилег и вооружился биноклем: – Половина домов сгорела полностью, некоторые еще дымят! И никакого движения! Странно! Куда стрелки убрались? Испарились что ли?

– Да черт с ними, командир, надо заправиться, а то скоро ноги не будем таскать в этом чертовом светлом будущем. Лови, – Гена бросил банку тушенки и пачку галет. Алексей ловко поймал то и другое, посмотрел на крышку банки, усмехнулся и сказал: – Произведено 20.02.1942. Срок годности до 20.02.1948. Шесть лет срок годности! А сейчас ей, значит, уже за восемьдесят лет!

– Ну, тогда верни, – с полным ртом и тоже с усмешкой ответил Гена.

– Ага, щас! – Алексей вскрыл банку ножом, присоединился к трапезе, что-то вспомнил, задрал форменную штанину, достал из-за голенища сапога найденный в подземелье нож, и между делом стал его рассматривать.

– У меня есть такой же! – Марат из-за голенища сапога тоже достал нож и пояснил, – в пустом доме, который я осматривал, целая коллекция холодного оружия, а этот нож я прихватил, потому что он точно такой же как твой, командир.

– Дай посмотрю, – Алексей протянул руку и взял нож, – действительно, одинаковые! Это как же так? Да тут еще и гравировка!

– Да, гравировка арабской вязью, а на моём ноже еще и четко видны цифры, посмотри!

– Да, да и на моем есть! 7208! Странно! Вязь арабская, а цифры, если это дата, то указана она по старославянскому календарю. Это год, это год, – командир наморщил лоб, прикидывая в уме, – это, если не ошибаюсь, 1700 год. Это были времена, когда входили в силу «птенцы гнезда Петрова» – ставленники царя Петра. Ножи – то, похоже, подарочные.

Так, стоп! Некогда сейчас гадать и по временам скакать!

Быстро заметали тушенку, встали и командир скомандовал:

– Вперед! Идем до аллейной лесополосы! Она приведет нас к садам, а там определимся.