Точка невозврата

Выйдя из кабинета в приемную, все как по команде посмотрели на часы.

В Москве было девять часов пятнадцать минут.

ГлаваII. Война.

Где-то вдалеке играл патефон. Над голубой гладью Истринского водохранилища летел сладкий голос и слова «… в парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир зацветает миндаль…

Над головами загорающих на песке и дурачащихся и бултыхающихся в воде отдыхающих закручивался вкусный, заносимый теплым игривым ветерком дымок шашлычной.

– Догоняй, – со смехом крикнула Маша, выскользнула из объятий Михаила и кролем рванула прочь от берега. Михаил в несколько взмахов догнал девушку, обнял за тонкую талию, поднял на руки, целуя мокрые губы и щеки, и только тогда оба услышали Вовкин голос. Вовка – младший тринадцатилетний брат Миши – стоял по щиколотки в воде, махал рукой и кричал, и звал на берег. За ним на песке переминался с ноги на ногу и тоже махал рукой молодой парень в черной кожаной куртке, шлеме и мотоциклетных крагах.

На зеленой, ниспадающей к пляжу полянке, одним колесом на песке как рогатый черный козел, стоял мотоцикл, облепленный любопытной малышнёй.

Михаил нежно взял девушку за руку и, поднимая фонтаны брызг, оба побежали к Вовке и парню в коже и шлеме. Когда пара выскочила из воды на берег, кожаный подобрался, по-военному бросил руку к шлему: – Сержант Колдасов, – и негромко, и без всяких предисловий сказал: – Товарищ старший лейтенант, приказано немедленно доставить вас на базу, – повернулся и пошел, было, к мотоциклу, но голос Михаила остановил его.

– Сержант Сергей, стой! Ты Устав проглотил что ли? Что уж так-то, друг Серко?

Сержант Колдасов остановился, развернулся, просиял зубастой улыбкой и в два прыжка подскочил к Михаилу. Друзья обнялись, похлопывая друг друга по спине и радостно восклицая: «Мишка! Серко!». Но вот Колдасов отстранился, его лицо снова стало серьезным, он вздохнул, посмотрел на часы, потом на счастливую пару и виновато бросил «так я жду» и пошел к мотоциклу.

Сверкавшие радостью огромные голубые глаза Маши, вмиг погасли, в них поселилась растерянность и тревога. Михаил обнял прильнувшую к нему девушку и, целуя мокрые волосы, шептал: – Я люблю тебя! Я скоро вернусь! – Слезы девушки, смешиваясь со стекающей с волос водой, капали на песок. – А вот этого, Машутка, не надо, прошу тебя, – с напускной строгостью сказал Михаил, повернулся к Вовке и сказал: – Брат, ты уже большой, остаешься за старшего! Ну, всё! Пока! – Миша прихватил майку и брюки и направился к мотоциклу. Взревел мотор, из-под колес вылетел фонтан песка, и машина с седоками скрылась из виду.

Над голубой водной гладью сладкий голос нёс слова: «…снятся твои золотистые косы, снится мне свет твой, весна и любовь…»

До деревни Лыткино рычащий зверь донесся за пять минут. Вот поворот к дому и мама, стоящая у калитки с узелком в руках.

– Мама! Что ты стоишь здесь?

– Тебя жду сынок! Знаю будешь торопиться, вот пирожков собрала тебе в дорогу.

– Пойдем, пойдем, мама! – Михаил увлек за собой женщину в дом, на ходу успокаивая ее, – я ненадолго, мама, я скоро вернусь! И отцу напиши, что у меня всё в порядке пусть не волнуется.

Отец – Иван Михайлович – уже два месяца как уехал в командировку в Казахстан на строительство металлургического комбината.

Через пару минут сержант Колдасов увидел, как в дверях дома появился Михаил, но уже в военной форме, обнял и троекратно расцеловал растерянную и расстроенную женщину и побежал к калитке.

– Миша! А пирожки? – женщина в вытянутой руке держала узелок. Михаил развернулся, вернулся, взял узелок еще раз обнял и расцеловал мать и побежал к мотоциклу. Мама стояла и крестила его вслед.

Михаил засунул пилотку за голенище сапога, чтобы не сдуло с головы на бешеной скорости, запрыгнул в седло и скомандовал: – Вперед! – Машина взревела и рванулась с места.

На Красногорской базе царила суета. На небольшом пятачке сгрудился с десяток грузовых тентованых ЗИСов с откинутыми задними бортами и людскими хвостами на погрузку. Слышался смех и резкие возгласы команд.

Колдасов загнал мотоцикл под навес, повесил на крючок куртку, а на полку пристроил шлем и краги, натянул на голову пилотку, поправил гимнастерку и бегом забежал в здание. Пробыл он там не более минуты, вышел и махнул рукой Михаилу подзывая его к одной из стоящих в ряд Эмок. Водитель машины был на месте и сразу завел двигатель, как только Михаил и Колдасов разместились на заднем сиденье. Место рядом с водителем тут же занял непонятно откуда взявшийся человек в военной форме. Его лица Михаил не увидел, увидел только полковничьи шпалы на петлицах. Что-то знакомое было в манере двигаться этого человека, да и его затылок показался Михаилу знакомым. Человек развернулся на сиденье назад, и Михаил радостно и удивленно, и совсем не по-уставному воскликнул: – Дядя Макс? Вы?

– Я это, я! – рассмеялся Серебрянский, – поехали, поехали! (Дядя Макс – один из оперативных псевдонимов Серебрянского. Прим. авт.) Машина покинула территорию базы и понеслась в сторону Москвы. Серебрянский коротко пояснил: – Мы выдвигаемся в Тушино. Оттуда сразу вылетим к месту назначения. Все подробности – в самолете.

В Тушине жизнь тоже била ключом. Одни выгнанные из ангаров транспортники стояли под загрузкой, другие уже двигались, выруливая к взлетной полосе.

Серебрянский сверился по бумажке, протянул руку и сказал водителю: – Вот он наш борт! – В дальнем конце площадки стоял транспортник ПС, под крыльями которого прямо на траве сидели или лежали молодые парни в военной форме. При приближении легковой машины все вскочили на ноги и выстроились в шеренгу вдоль самолета. Как только Серебрянский вышел из машины к нему подбежал командир экипажа. Приняв доклад о готовности самолета к вылету, полковник бросил: – Заводи, – и повернулся к майору и двум подбежавшим лейтенантам. Те доложили о готовности первой, второй и третьей группы к загрузке. Серебрянский тут же громко скомандовал: – Первая, вторая, третья группы – на посадку, четвертая – на месте!

На месте остались пятеро ребят с любопытством смотрящих на Михаила и Колдасова.

– Дядя Макс, – тихо спросил Михаил, – а вот эти двое жилистых ребят братья? Так похожи друг на друга!

Серебрянский улыбнулся и также тихо ответил: – Нет, они не братья, но, да, похожи! И оба Саши. Александр Передера и Александр Яковлев. Того, что слева ребята Сашей кличут, а другого – Искандером. А еще есть два Ивана. Да. Иван Большой и Иван Малой. Ну, и Гюнтер.

Полковник взмахом руки подозвал ребят к себе и сказал: – Представляю: – Командир четвертой группы старший лейтенант Крюков, замкомандира группы сержант Колдасов. Знакомьтесь!

Пока ребята представлялись и пожимали друг другу руки летчики запустили двигатели. Серебрянский снял с себя сумку-планшет и со словами «там карта и данные на твоих ребят. Изучишь в полете. Карту и планшет оставишь себе, послужные списки вернешь мне» передал ее Михаилу и приказал: – На посадку. – Все заскочили по лесенке на борт, бортстрелок втащил ее в чрево самолета и закрыл люк. Самолет начал руление.

Угнездившись после взлета кое-как на жесткой металлической скамейке, Михаил внимательно прочитал документы, характеризующие его новых подчиненных, затем достал и развернул карту. «Вот оно как! Восточная Пруссия! А этот красный крестик между Пиллау и Раушен? Боже мой! Это война, это война!»

Серебрянский, словно услышав мысленный возглас Михаила, пригнувшись приближался к нему, показывая знаком освободить ему место. Вот он втиснулся рядом, поднял глаза на Михаила и, перекрывая шум двигателей, прокричал: – Ты уже понял? – Михаил утвердительно кивнул головой и прокричал в ответ: – Да, понял! Это война!

– Да, это война! – подтвердил Серебрянский, ткнул пальцем в крестик на карте и припал к Михайлову уху, – это район планерного десантирования. Операция будет проведена сегодня. Да, сегодня! Каждой группе будет выделено два планера. Один для транспортировки личного состава, другой – грузовой – для боекомплекта, мин, сухпайков и вспомогательных материалов.

Экипировка группы – форма ваффен-СС. Стрелковое оружие – МР-40 – «шмайссерами» эти автоматы почему-то называют.

Задачи твоей группы: – Первая. Минирование и точечное разрушение железнодорожного полотна ветки Раушен —Кенигсберг вот на этом участке протяженностью 5—7 километров. К выполнению этой задачи приступить немедленно после приземления. Угостишь немчуру леденцами. Они еще не знают, что это такое. (Леденцы – мины, снаряженные взрывчатой Ледина Е. Г., превосходящей в несколько раз по мощности традиционный тринитротолуол. Прим. авт.) Вторая задача. Постановка в 7.00 – 7.30 22 июня, то есть завтра, ориентиров – костров и визуальное целеуказание осветительными ракетами для массового парашютного десантирования Пятого воздушно-десантного корпуса в двух – трех километрах западнее Нойхаузена. Это здесь, видишь! С началом десантирования твоя группа немедленно отходит к Нойхаузену, чтобы свои же вас как немчуру не перестреляли.

Задача десанта – блокировать с юга и захватить городок Кранц и, соответственно, единственную дорогу на Куршскую Косу. Твоя задача захватить замок Розен на Косе – это база Хиппеля! Да, да того самого Хиппеля! В этом замке по данным нашей разведки разместилась группа «Роланд» из состава «Бранденбург-800. Важно взять пленных и главное – архив! Что-то они там затевают. (Гауптман Теодор фон Хиппель – командир диверсионной роты Вермахта, ставшей к 1940 году основой полка элитного армейского спецназа «Бранденбург-800». Прим. авт.) Для выполнения этой задачи тебе придается рота лейтенанта Лобанова. Он и его ребята о твоей группе знают. Запомни – лейтенант Лобанов. Его рота десантируется первой и сразу выдвигается для соединения с тобой к Нойхаузену. Всё! – Серебрянский заглянул в глаза Михаила: – Наверное, ты хотел бы спросить – экипировка, оружие, когда успел? Отвечаю – до ареста успел! – Серебрянский вздохнул, – еще вопросы есть?

– Да. Немец Гюнтер Хольт в моей группе. Откуда он родом?

– Он наш. Из немцев Поволжья. По легенде – Гюнтер Хольт, оберштурмфюрер СС, командир разведгруппы из состава диверсионно-штурмовой бригады СС-500. —Серебрянский усмехнулся: – Командир ваш от Гиммлера.

– А! Понятно! Значит, подготовка наша! Всё, вопросов больше нет.

Пилот сбросил обороты, самолет начал снижение.

После приземления на полевом аэродроме в Кретинге Серебрянский передал первую группу во главе с майором в распоряжение какому-то штатскому, остальные три группы отправил для получения и подгонки немецкого обмундирования и оружия, а сам чуть не бегом направился к закрытым маскировочной сеткой планерам. Пилоты были уже здесь, грузовые планеры загружены. Самолеты—буксиры У-2 выстроились в линию с уже закрепленными буксировочными тросами. Серебрянский сразу спросил: – У кого метеосводка и метеопрогноз? – Один из пилотов-планеристов дал ему бумажку с коротким текстом.

– «Кажется, удача на нашей стороне, – подумал полковник, просмотрев данные по направлению и скорости ветра, и сразу отметил где-то в глубине сознания всплывшую сопутствующую мыслишку, – в последнее время я стал везунчиком. И чудесное освобождение из застенка, и Красногорская база, и молниеносное утверждение разработанных в тюрьме операций, и даже благоприятный метеопрогноз. Но как всё зыбко! Ведь дунь ветерок посильнее и не в ту сторону и снесет ребят или в море, или на пулеметы Мемеля. И тогда останется только одно – пуля в лоб». Серебрянский подавил в себе желание перекреститься, сплюнул трижды через плечо, и увидел подбежавших и выстраивающихся в шеренгу ребят. Пройдя вдоль строя и осмотрев всех, полковник коротко приказал: – По местам, – и махнул рукой в сторону буксиров. Все посмотрели в ту сторону и увидели, как девушки в летных комбезах запрыгнули в кабины пилотов и тут же все услышали чихание моторов, переходящее в ровный гул.

Михаил, запрыгивая в гондолу планера со свежим, намалеванным на борту черно-белым крестом, чертыхнулся, принюхался и уловил запах краски.

Оберштурмфюрер СС Гюнтер Хольт, входя в роль, покрикивал: – Аллес! Шнель, Шнель! – Ребята в ответ смеялись, хлопали его по голове и спине и обзывали фашистской мордой.

Один за другим буксиры и планеры разгонялись на зеленом поле и взмывали в небо.

Полковник стоял и смотрел им вслед пока стая не скрылась из виду. И когда это произошло, он, наконец огляделся вокруг.

На поляне аэродрома жизнь кипела и била ключом. Около выстроенных в ряд штурмовиков суетились технари, оружейники и заправщики. Самолеты заправляли топливом из автозаправщиков или прямо из бочек ручными помпами, технари проверяли масло, контакты и рулевые тяги, оружейники, обвешанные пулеметными и пушечными лентами, заправляли боевые отсеки. Всюду стоял шум, гам и мат – перемат, без которого нигде ни одно срочное и нужное дело не делается.

Было 15.00 по московскому времени.

После набора высоты планерная группа выстроилась в две линии, следуя за ведущими буксирами прямо на склоняющееся к закату солнце.

«Точно стая», – подумал Михаил, оглядываясь вокруг. Вверху – только синее небо, внизу – только синее море, в ушах только рокот моторов буксиров и свист ветра. Вдали и слева едва угадывалась узкая полоска Куршской косы. Пилоты замыкающих стаю У-2 качнули крыльями, подавая условный сигнал на отцепление буксирных тросов и, убедившись в их сбросе, ушли с разворотом вправо и набором высоты. Остальные У-2 и планеры продолжили полет на запад, и скоро вдали затих и шум их моторов, да и вся группа пропала из виду.