Точка невозврата

– Погодь, Миша, погодь! А откуда тебе известно про скальный выход и что с него просматривается почти вся территория замка? А? – Михаил рассмеялся: – От дяди Макса. Он гостил там когда-то. Живы будем – расскажу, а сейчас времени нет. Вперед!

Когда Лобанов с командой скрылись вдали, Михаил сложил свою карту в планшет и сказал Малому: – Ну, пошли! Русского командира им подавай!

Гюнтер сидел в грузовом «Опеле» с автоматом на коленях и разбирался с рычагами управления машины, поглядывая на уходящую от домов дорогу. При приближении командира и Малого он выпрыгнул из кабины, а Малой тут же занял его место.

– Машина старенькая, я таких и не видел, но находится в идеальном состоянии, – сообщил Гюнтер.

– Хорошо! Так чего хотят немцы? – спросил Михаил.

– Не знаю, может жаловаться будут.

– Жаловаться? —опешил командир.

– Да не знаю я. Нам сюда. Здесь у них что-то вроде конторы.

Михаил шел, осматривался и удивлялся. Большой сад полуподковой окружал дома и примыкал к ним почти вплотную, оставляя перед ними небольшое пространство, занятое клумбами и цветниками с яркими красивыми цветами. И никаких заборов. Надо же? Вообще нет заборов. К торцу последнего в ряду дома примыкал большой пруд в окружении гордых тополей и акаций и грустных, склоненных над водой ив. «В красоте живет немчура» – определил Михаил, и поймал себя на том, что испытывает что-то вроде зависти с порцией черняшки.

Вошли в дом и через большую прихожую попали в контору с двумя столами с телефонами и стеной, заставленной шкафами с папками. На стульях вокруг одного из столов и расположилось всё семейство. Михаил кивнул всем, обвел взглядом и подумал: «Не иначе три поколения: двое мужчин в возрасте и вероятно их жены-бабульки, две дамы среднего возраста, поди дочки, и две молодки —что ли внучки? А где же остальные мужики?» – Одна из девушек чем-то напомнила Машу. Михаил почувствовал, как защемило сердце и вдруг увидел перед собой огромные голубые глаза смеющейся Маши, уловил запах ее волос и где-то вдалеке летящие слова – «… в парке Чаир распускаются ро-озы..». – Отогнав видение, Михаил обратился к Гюнтеру: – Спроси, чего хотят? Только коротко!

Гюнтер обратился к одному из мужчин, выслушал ответ и перевел: – Они боятся, что мы посчитаем их ферму военным объектом, поскольку они поставляют сало, вяленое мясо, мясные консервы и кожу тыловой службе Вермахта, и потому уничтожим ее, ферму, как уничтожили столб, и они останутся нищими и голодными. А еще он казал, что сегодня утром они слышали по радио обращение Сталина к немецкому народу и там было сказано, что Красная Армия воюет не с немецким народом, что Красная Армия освободит немецкий народ от власти человеконенавистнической идеологии и нацистских преступников, стремящихся сделать немецкий народ исполнителем и соучастником преступлений, имеющих целью уничтожение целых народов.

– Вот и успокой их и скажи, что уничтожать мы ничего больше не будем. Но кое-что мы реквизируем: машину, мотоцикл и два ящика тушенки. Всё.

– Они просят хотя бы расписку.

– Ну, напиши, какие проблемы, – усмехнулся Михаил.

– От имени кого? – изумился Гюнтер.

Михаил задумался: – Хм, от кого? Ну, напиши от имени рейхсфюрера СС Гиммлера. Да, вот что! Спроси, а где их мужики?

– Они говорят, что мужей двух фрау, мужа старшей дочери и жениха фройляйн в мае призвали в армию и отправили в Тильзит.

– Ладно, пошли, – бросил Михаил и подумал: «В Тильзит, значит, мужиков! На самую границу, на передок! Что там сейчас творится? Да, лучше бы они своими бабенками да свинюшками занимались». – Дальше мысли Михаила побежали в странном направлении: «Мужиков в Тильзит на самую границу. А зачем? А потом что? А потом через границу и к нам! Дранг нах остен! А что им у нас делать?» – Михаил вспомнил свою деревню Лыткино с кривыми разнобойными заборами, старыми деревянными вросшими в землю домами. «Так что им у нас делать? Бросить у себя всё такое ухоженное, теплое, уютное и родное, чтобы черт-те где заставить нас убрать заборы и построить им, им —немцам – кирпичные дома и свинарник? И нас в свинарник? Да хрен вам! Тьфу ты, дурь какая в голову лезет!»

Ход командирских мыслей прервал своим вопросом Гюнтер.

– Поляков пленных будем освобождать? – со смешком спросил он.

Михаил зыркнул на него и сквозь зубы сцедил: – Некогда нам. Лаврентий Палыч их освободит! – и махнул рукой, подзывая ребят.

Все собрались, и Михаил скомандовал: – Малой и Гюнтер – мотоцикл, Большой – за руль грузовика, я – в кабину, остальные в кузов. Малой подскочил: – Командир, там в гаражном боксе канистры с бензином. – Михаил кивнул головой, Малой метнулся в бокс, вернулся, поставил в кузов две канистры и подмигнул: – Пригодятся!

– По машинам! – Михаил запрыгнул в кабину и увидел в открытом окне конторы застывшие женские лица.

Где-то вдалеке громыхнуло, и это отдалось в голове вопросом: «Что их ждет?»

Мотоцикл и машина обогнули дома, объехали обрушенный столб и выехали на дорогу.

– Как ты думаешь, командир, почему поляки не бегут? – спросил Гюнтер.

– А куда? Всюду немцы. Польша недалеко, но и там немцы. А здесь тепло и сытно с салом-то. А из говна свинячьего и картофельных очисток они, наверное, свой бимбер гонят зимой. А осенью из гнилых яблок. Хорошо же? (Бимбер – польский самогон. Прим. авт.) – Гюнтер неопределенно кивнул головой.

Михаил достал карту: – Семь километров до Нойхаузена. Объездной дороги нет, придется переть через город.

Дорога была свободной. За все время пути навстречу проехала одна гражданская легковушка и два конных фургона. В Нойхаузен въехали без проблем как на экскурсию. Городок жил своей обычной жизнью. Лавки, магазинчики, гаштеты – всё работает, все при делах. Всюду флаги со свастикой, любят они это дело. Граждане ходят по улицам по своим делам туда и сюда. Ничто не напоминает о том, что уже второй день идет война.