Суворовская юность

После завтрака рота вышла во двор, расчерченный по периметру квадратиками, которые они заметили еще в день своего поступления. Оказалось, что эти квадратики как раз и были предназначены для таких зеленых новобранцев, как они, потому что началась одиночная строевая подготовка, во время которой мальчишкам предстояло научиться правильно не только ходить, но и стоять. Каждое утро в течение нескольких дней до приезда основного состава суворовцев училища, их рота старательно училась строевой подготовке. Уже не молодой капитан Басманов, участник войны, впервые в этом году получивший под командование роту, не хотел ударить в грязь лицом перед начальством, поэтому старался научить за столь короткий срок своих маленьких питомцев хоть чему-то немногому, позволившему бы им не опозориться перед всем училищем на первом же построении.

Глава 7

Общеучилищное построение было назначено на восемь часов утра 1 сентября, распоряжение о котором доставил посыльный штаба училища. Командир роты подтвердил получение, расписавшись в специальной тетради посыльного.

В это утро на подъем прибыли все офицеры-воспитатели, к этому времени назначенные в роту. К большому сожалению многих суворовцев первого взвода капитан Вилько, поначалу проводивший занятия с их взводом, был назначен командиром второго взвода. Командиром третьего взвода был назначен пожилой капитан Рыбин, который, как потом выяснилось, принимал взвод суворовцев уже второй раз, не имея возможности стать командиром роты. Командиром Костиного взвода был назначен совсем недавно прибывший из войск старший лейтенант Лобан, который внешне был мало похож на строевого командира, и, видимо, именно поэтому был направлен служить офицером-воспитателем в суворовское училище. Это был полный, если не сказать рыхлый мужчина неполных сорока лет возраста. Толстые икры ног едва умещались в хромовые сапоги, которые он вынужден был носить гармошкой. Его розовощекое лицо с крупным носом и большими залысинами весьма напоминало физиономию одного домашнего животного, что сразу же было замечено дотошными мальчишками. И по всему было понятно, что он мало походил на образец для подражания. Не очень приятным показался поначалу новый командир взвода и для капитана Басманова, но ему вскоре объяснили, что назначение этого человека пришло из Москвы и поэтому обсуждению не подлежит. Позднее офицеры узнали, что секрет этого назначения был связан с тем, что старший лейтенант Лобан был родом из Белоруссии и был земляком одного из действующих маршалов Советского Союза. Но к выполнению своих обязанностей старший лейтенант Лобан относился добросовестно, по характеру был спокоен, мягок, доброжелателен, поэтому все сослуживцы быстро приняли его в свой коллектив. Сложнее было наладить правильные отношения с воспитанниками, многие из которых были совсем не сахар и не только замечали все недостатки своего командира, но и постепенно стали доставлять ему разные неприятности.

Капитан Басманов построил роту на своем квадратном дворике и повел ее на общеучилищное построение на основной плац перед центральным входом. Туда же ускоренным шагом одна за другой проследовали все роты училища, которые занимали свои места в общем строю в соответствии со своей нумерацией по старшинству. Рота капитана Басманова еще не была введена в строй, поэтому командир роты поставил ее на указанное место вдоль фасада здания перед фронтом всего училища. До начала построения многие офицеры подходили, здоровались с капитаном и поздравляли с назначением на новую должность. Суворовцы других рот, не сходя со своих мест, шумно разговаривали, делясь впечатлениями о только что проведенном летнем отпуске.

За пять минут до назначенного времени раздалась громкая команда начальника учебного отдела полковника Сурова, прервавшая все разговоры:

– Училище равня-айсь! Для встречи с фронта, под знамя, сми-ирно! Знамя вперед!

– «С какого фронта? – подумал Костя. – Война-то давно закончилась, и никаких фронтов уже нет. С какого же фронта надо встречать знамя училища?»

Уже позже он узнал, что фронтом в армии называется та сторона строя, которой все военнослужащие обращены лицом. И действительно, три суворовца, один знаменосец и два ассистента, вынесли знамя из парадного подъезда, перед которым и происходило построение училища.

После этой команды оркестр, стоявший на правом фланге, заиграл встречный марш, а знаменосец, высокий суворовец выпускной роты, в сопровождении двух своих товарищей с шашками наголо прошли вдоль замершего строя училища и заняли свое место на правом фланге. Вслед за этим полковник Суров вновь подал команду:

–Училище, смирно! Равнение на середину!

Повернувшись кругом, он, четко печатая шаг, отправился с рапортом навстречу выходившему из парадного подъезда начальнику училища.

Начальник училища генерал-майор танковых войск Марченко вышел на середину строя и поздоровался с личным составом:

– Здравствуйте, товарищи суворовцы!

Строй на мгновение застыл, набирая в легкие воздух, а потом выдохнул:

– Здравия желаем, товарищ генерал!

Начальник училища прошел вдоль строя роты маленьких суворовцев, поздоровался за руку с капитаном Басмановым и приказал:

– Начальник учебного отдела, читайте приказ!

Полковник Суров зачитал приказ о зачислении в состав Ленинградского суворовского военного училища новых воспитанников, затем зачитал приказ о начале учебного года.

Костя, раньше никогда не видевший даже живого суворовца, смотрел на весь этот воинский ритуал восторженно. В этот момент в его душе слилось все: и радость поступления после столь долгого трудного марафона переживаний, и гордость за красные погоны с золотыми буковками на своих плечах, и звонкая медь училищного оркестра, и громкие и четкие команды офицеров, стоящих с ним в одном строю, и величественность алого полотнища знамени в отблесках настоящих клинков, проплывшее перед его глазами. Ему очень хотелось, чтобы его родные увидели его в этот момент, стоящим в этой красивой форме с красными лампасами на брюках в общем строю суворовского училища. Он подумал, что он обязательно напишет им об этом дне в своем письме.

Начальник училища немного поговорил о начале ежедневных учебных занятий, о начале строевой подготовки парадного расчета и необходимости серьезного подхода к этим мероприятиям. После чего личный состав училища вслед за знаменем и знаменным взводом поротно прошел торжественным маршем мимо командования училища и стоящих в строю своих младших товарищей. Костя и его новые однокашники видели, как суворовцы старших рот по общей команде прижимали руки по швам, одновременно поворачивали головы и, четко печатая шаг, выдерживая дистанцию и равнение в шеренгах, под звуки марша проходили мимо них. Им же предстояло покинуть плац последними. Капитан Басманов перестроил роту в колонну по четыре и подал команду:

– Рота, смирно! Равнение направо, шагом марш!

Суворовцы его роты изо всех сил старались стучать подошвами новых ботинок, подражая своим старшим товарищам. Но очень скоро почему-то сбились с ритма марша, который играл оркестр, и зашагали вразнобой, не попадая под бой большого барабана левой ногой. Высокий стройный генерал, стоявший навытяжку, приложив руку к козырьку фуражки, улыбнулся и, обращаясь к ротному, сказал:

– Орлы! Вы, товарищ капитан, используйте время, отведенное для подготовки к параду, для сколачивания коллектива.

– Есть! – ответил капитан Басманов.

А начальник политотдела заметил:

– Пока не орлы, а орлята, но орлами должны стать непременно.

Командиры рот, стоявшие рядом, дружно засмеялись.

С этого дня начались плановые учебные занятия по расписанию, которое висело в каждом классе на доске документации. Занятия в их роте велись по программе шестого класса средней школы безо всяких исключений вплоть до пения и рисования. Большая часть занятий у младших суворовцев проходила в своих же классах, которые находились в помещении роты. Сюда же для проведения занятий приходили и преподаватели. В основном это были женщины, поэтому иногда возникали очень конфузные ситуации. Когда им приходилось проходить через спальное помещение, то иногда им навстречу попадались суворовцы в нижнем белье. Мальчишки, уже привыкшие к постоянному мужскому обществу, стеснялись представать перед женщинами в таком виде, поэтому смущались и прятались, иногда даже падая на пол между кроватями.

В первый же день суворовцы их взвода познакомились с преподавателями русского языка, математики и английского языка, ведь занятия по этим предметам были почти каждый день. С преподавателями других предметов знакомились чуть позже по мере появления этих занятий в расписании. Неприятным моментом для Кости стало то, что и учительница русского языка, и учительница математики при знакомстве смотрели на результаты приемных экзаменов и не сочли возможным скрыть их от своих учеников. Обе учительницы с перерывом в один час сообщили, что результаты обеих его контрольных были оценены на… «неудовлетворительно». Единственным утешением для него было то, что он был далеко не одинок в этом. Учительницы сетовали на то, что среди принятых воспитанников много неуспевающих, но начальник училища на педсовете призвал их к тому, чтобы они поработали с отстающими и добились хороших успехов. Сообщая об этом, они обращались к самим суворовцам с просьбой приложить для этого максимум усилий. Костя, в душе недоумевая, как же его приняли с такими оценками, их просьбы понял правильно и решил для себя, что будет изо всех сил стараться учиться хорошо. В дальнейшем, действительно, больших проблем с этими предметами у него не было, но опасность таилась совсем в другом.

Иностранному языку в суворовском училище уделялось большое внимание, взвод делился на две подгруппы, занятия в которых проводились каждый день. В их подгруппе занятия вела молодая учительница, которая не смогла увлечь ребят, заинтересовать их, убедить в необходимости каждодневной работы, поэтому Костя, привыкший еще в школе не обращать особого внимания на английский язык, все больше и больше отставал от своих товарищей. Самым обидным было то, что он даже не знал, как готовиться к этому предмету, а то, что говорила учительница научными словами даже на русском языке, ему было непонятно. Молодая учительница, видимо, недавно работала в училище. Так однажды Костя обратил внимание, что она с какой-то брезгливостью смотрит под их стол, а ее взгляд направлен на ноги сидящего рядом с Костей Бориса Самгина. Костя слегка отклонился и тоже посмотрел на ноги соседа. Из-под широких брючин Бориса на ботинки свисали развязавшиеся белые штрипки кальсон.

– Борис, – тихо позвал он товарища, прикрыв рот рукой, – у тебя кальсоны развязались.

– Что? – встрепенулся его друг.

– Завяжи тесемки на кальсонах, – опять в полголоса прошептал Костя на ухо другу.

Тот глянул вниз, потом посмотрел на учительницу, густо покраснел и, быстро нагнувшись, запихнул тесемки в ботинки. Молодая женщина поняла, что стала невольной виновницей этого события, и тоже покраснела.

В дополнение к общеобразовательным предметам у них были еще занятия по строевой и огневой подготовке и по уставам. Каждый день было шесть часов плановых занятий, утром же вместо зарядки все училище занималось по плану подготовки парадного расчета. Их рота в этом году в парадный расчет не входила, но это время использовалось для одиночной подготовки все на том же квадратном внутреннем дворике. Исключением были лишь те дни, когда за окном лил проливной дождь. Мелкий моросящий ленинградский дождик в расчет не принимался, и в такие дни суворовцы по-прежнему шлепали подошвами по лужам. Единственным изменением стало лишь то, что через пару недель им заменили ботинки на яловые сапоги, чтобы не ходить весь день с сырыми ногами.

С первого же учебного дня, в отличие от времени поступления, и вновь принятые суворовцы стали заниматься по новому распорядку дня, который предусматривал так называемый второй завтрак. Первый завтрак был сразу же после парадной тренировки. Как правило, суворовцы получали какую-либо кашу с мясом, а так же чай с сахаром, два кусочка хлеба и кусочек масла. Сухую гречневую кашу есть еще было можно. Манную, рисовую или перловую можно было приправить кусочком масла, если каша еще была теплая. Но ячменную и кирзовую кашу из непонятно какой мелкой крупы, как правило, не ел никто. Кашу, приготовленную на воде, Костя не ел даже дома, поэтому во время завтрака съедал только две-три ложки с мясной подливой и выпивал стакан чая с двумя-тремя кусочками хлеба, чтобы не оставаться совсем голодным. Все понимали жесткое правило: тебе дают есть, а ешь ты или нет, это уже твое личное дело.

Второй завтрак приходился на короткий перерыв времени в течение получаса после четырех часов занятий, то есть около полудня. Когда они в этот день пришли в свою столовую на второй завтрак, то увидели на столах тарелки с виноградом, хлеб, масло, сахар. Сытно наесться стаканом чая и двумя-тремя небольшими кусочками хлеба, хоть и с маслом, было невозможно, но этого было достаточно, чтобы дождаться обеда, следующего через два часа очередных занятий.

Делить виноград мальчишки за Костиным столом не стали, а принялись медленно брать по одной виноградине. Послышался хруст виноградных косточек на зубах. Вынимать косточки, как бы сделал Костя в другой обстановке, никто из них не стал, потому что из одной тарелки одновременно ели четыре человека, и любой чистоплюй сразу же оказался бы в невыгодном положении. В тот день, когда на второй завтрак давали яблоки или сливы, их тоже брали по одному. Количество яблок в тарелке не было кратно четырем, поэтому кому-то доставалось только одно, но на следующий день именно с этого человека начинался отсчет выбора. За некоторыми столами того суворовца, который должен был получить меньше, определяли расчетом «на пальцах». По команде одного из них «Айма, гоп!» сидящие за столом показывали несколько пальцев одной руки, потом количество суммировали и определяли проигравшего, начиная считать с командовавшего. Это считалось справедливым, и никаких обид никогда не было. Точно также за ужином делили и печенье, количество которого тоже не было кратным четырем.

Несколько хуже дело обстояло за столом, где сидел Ченовардов, потому что он с громким смехом первым схватил одну гроздь винограда себе, другие попытались последовать его примеру, но грозди были разными, поэтому кому-то не досталось совсем. После этого Пестряков, заметив несправедливость, попытался было отобрать у обидчика часть грозди. Началась ссора. Дежурный офицер вынужден был призвать их к порядку, и приказал Ченовардову поделиться с соседями по столу.

Глава 8

Уже с первого дня службу внутреннего наряда по роте пришлось нести суворовцам первого взвода, поэтому старший лейтенант Лобан наметил график нарядов. Четыре очередных суворовца сначала изучали несколько статей Устава внутренней службы и получали инструктаж у старшины роты, а потом в назначенное время шли на развод, который проводил дежурный по училищу офицер. После возвращения в помещение роты новый состав наряда принимал у старого документацию и все хозяйство роты по описи. Особенно внимательно принимали пирамиду с оружием, опечатанную печатью старшины. Там стояли четыре малокалиберных винтовки ТОЗ-9. Затем новый дежурный расписывался в книге приема и сдачи дежурств, и оба дежурных по роте шли к командиру роты или лицу его замещающему с докладом о сдаче-приеме дежурства. После доклада новый наряд приступал к несению службы, и очередной дневальный становился у тумбочки при входе в роту. Смена дневальных производилась через каждый час.

В течение суток весь состав наряда отвечал за поддержание чистоты в помещениях роты. Помимо этого, двое дневальных обязаны были до прибытия роты в столовую, подготовить все необходимое для принятия пищи: разложить столовые приборы, получить в хлеборезке и разложить хлеб, масло, сахар, после прихода роты получить на раздаче первые и вторые блюда и разнести на каждый стол. После ухода роты должны были собрать всю посуду и доставить на мойку, навести чистоту на столах и подмести пол.

По уставу необходимо было дежурить и ночью по два человека, сменяясь через каждые два часа, но, возбужденные переживаниями дня, мальчишки в первый раз решили, что они спать не хотят и могут всю ночь не спать совсем. Первое время после отбоя им, действительно, было интересно. Они вчетвером сидели у тумбочки на собранных для утренней чистки прикроватных ковриках и болтали, пока вся рота не заснула. Через некоторое время разговоры пришлось прекратить, потому что в роте установилась полная тишина. Какое-то время у них еще были разные дела: выровнять обмундирование суворовцев, навести порядок в туалете и умывальной комнате, в бытовке, подмести высоченную дворцовую лестницу, вынести баки с мусором, накопившимся в роте за день, на задний двор, где стояли мусоросборники. Но уже после двенадцати они принялись зевать – усталость всего дня и дружное посапывание всего большого коллектива клонили ко сну. Они поняли, что совершили ошибку, решившись на бессонную ночь. Пришлось поделить оставшееся время пополам, чтобы успеть хоть немного поспать. В это время они еще не знали, что потом в течение нескольких лет они будут очень серьезно решать, как поделить ночное время дежурства, и постараются не терять ни одной минуты, отведенной для сна. Шпагин со Стародубцевым решили остаться в первой смене еще на три часа, дав товарищам возможность поспать, потому что уже было смешно смотреть, как Рожков покачивается от усталости, а его глаза совсем слипаются.

– Что будем делать? – деловито спросил Витька, когда они остались вдвоем с Костей.

– Старшина говорил, что надо еще шинели на вешалке заправить, – вспомнил Костя.

Шинели из черного сукна с одним рядом блестящих пуговиц на передней поле надо было заправить так, чтобы пола с пуговицами каждой шинели накрывала впереди висящую шинель. Таким образом, все шинели висели опрятно и ровно, в соответствии с ростом своих хозяев, сверкая рядами начищенных пуговиц, красные петлицы на воротниках выглядели по всей вешалке ровной красной лентой.

– Так я пойду, сделаю, – сказал Витька. Ему явно не хотелось стоять у тумбочки в темном помещении, тускло освещаемом лишь сине-фиолетовым светом ночной лампы. Один вид этого синего ночного света потом еще многие годы жизни после выпуска вызывал у Кости чувство щемящей тоски, холодного одиночества и жуткой безысходности.

– Ладно, – сказал Костя, – я пока постою у тумбочки, а ты разберись там в хозкомнате.

Когда Витька ушел в другой конец спальни и стал в бытовке копаться в шинелях, Костя сходил в свой класс, взял авторучку, нашел почтовый набор, где лежали специальные листы бумаги и конверты без марок, на которые в канцелярии потом проставлялся специальный штамп «Письмо военнослужащих срочной службы. Бесплатно», и вышел на лестницу. Здесь было тихо, немного прохладно, но зато светло от лампы, освещавшей лестничную площадку. Костя пристроился на ступеньке, и, прислонившись к стене, стал писать письмо.