Хронические любовники земли

Ландскнехт Пукингейм несет стражу. Бренча доспехами, кружит он по краю площади. Сбоку у него болтается арбалет, в руках у него внушительная алебарда. Редкие тусклые отсветы фонарей выдергивают на миг его усатое и свирепое лицо. И снова ночь спешит набросить на него свое забрало.

Листья слетают Пукингейму на плечи, как погоны. Это осень возводит ландскнехта в маршалы. Но не замечает Пукингейм слетающего на него счастья. Не радуется. Бранится он на чем тьма стоит.

Ему бы сейчас поиграть с приятелями в кости, запивая игру знойным рейнвейном и заедая добрым куском мяса. Или нанести бы ему сейчас визит в публичный салон фрау Воротнигер. А он вместо этого должен сторожить неизвестно что и неизвестно от кого. Видимо, себя от ночного холода. Проклятая служба! Проклятая погода!

А тут еще шляются разные! Вот чего не спится этому монаху-доминиканцу, пересекающему площадь?! Прямо на Пукингейма идет монах. Это ветер. Но на лбу у него не написано. Тем более что лоб его прикрыт капюшоном. И Пукингейм не догадывается, что это ветер. И смиренный монах, подойдя, заводит такую речь:

– Что, служба, небось, скучно? Давай перекинемся в кости. Ставлю 30 гульденов против твоих доспехов.

Обалдел ландскнехт от такой неожиданной со стороны святоши прыти. Однако с ответом не задержался.

– Иди-ка ты, доминиканец, домой, пока цел!

А монах откуда-то из-под полы вынул бутыль с вином.

– На вот, оттай и не стучи зубами.

Не камень Пукингейм – стал таять. Тем более что монах-солнце выстрелил дуплетом. Через двадцать бульканий сидели они на ступенях ратуши и бросали кости. Ландскнехт постепенно снимал доспехи и, ворча, передавал их святоше. Утешало его только то, что на дне бутыли еще продолжалось веселое поблескивание. Когда он проиграл последнюю железяку, он даже обрадовался. Как будто гора с плеч.

И как старые приятели, обнялись они с монахом на прощанье. После чего Пукингейм в одном исподнем, но с неизменной алебардой направился в публичный салон фрау Воротнигер. А бывший монах-ветер, ныне сделавшийся ландскнехтом, облачившись в доспехи, помчался по городским улицам. Но великоват и непривычен оказался ветру железный футляр. Часто падал в нем ветер, производя страшный грохот. Словно тысяча бочек катилась по булыжной мостовой. Ошалело вскакивали перепуганные со сна бюргеры. Носились по комнатам, не находя укромной щели. Думали: это вражеское войско проникло и хозяйничает в городе.

В довершение паники ветер случайно спустил тетиву арбалета. И стрела влетела в окно одного старого скупого рыцаря, который лежал в постели, но не спал, а пересчитывал в уме свои сбереженья. Только он хотел приступить к последней математической операции, как что-то сорвало с его головы ночной колпак и пригвоздило к деревянной стенке кровати. Увидел старик: стрела! Как зарезанный, завопил он: “Караул!” Примечательно, что вторым его словом было не “убивают”, а “грабят”. Из чего нетрудно заметить, чему он отдавал предпочтенье: кошельку или собственной жизни.

А ветер, несмотря на частые паденья и ужасный грохот, и не думал снимать с себя железную банку. Дело в том, что хотел ветер законсервироваться, чтобы прожить долгую и счастливую жизнь.

20. “Арбузное” дело

Такой же ветреной осенней ночью группа злодеев ехала в грузовике грабить магазин.

Моросило. На небе не было ни огонька. На земле – тем более. Только фары машины шныряли по дороге, словно два прожектора в поисках врага. Однако враг отсутствовал. Одни листья летели на свет, как высохшие бабочки.

Ночь была черна. А физиономии преступников еще чернее. О нет! Это не означало, что злодеи родом из Африки. Просто они натянули на головы женские колготки. Они хотели, чтобы их страшные лица изменились и стали бы похожи на бедра красоток, по которым никак не скажешь, что они затевают гнусность.

Все лето готовились злоумышленники к этой операции. И вот когда все было под рукой (грузовик, план помещений магазина, различного рода отмычки и фомки, баллончики с усыпляющим газом и прочее), тронулись они в путь.

Подъехав к объекту, первым делом отключили они сигнализацию. Хотели отключить и сторожа, побрызгав на него из баллончика. Но тут вышла небольшая заминка. Сторож дедушка Семен оказался крепким малым. Он как будто знал, что его будут травить, и всю сознательную жизнь вырабатывал в своем организме иммунитет на различные яды, начиная от отечественного вермута и кончая серной кислотой с эссенцией и бло включительно.

Только чихнул дедушка Семен, вдохнув облако газа. Следующим его действием была попытка бежать, стрелять, кричать, одним словом на языке профессионалов – поднять шухер. Пришлось, зажав ему рот, тихонько прирезать дедушку Семена.

Вторая накладка состояла в том, что магазин оказался овощным. Да и овощей-то в нем не было! Хоть шаром покати. И катались под ногами одни арбузы. Пришлось довольствоваться тем, что есть. Погрузили бандиты круглую (всего с полсотни) добычу в кузов грузовика и тронулись.

В пути началась болтанка. Терлись друг о друга арбузы. А вокруг было темно, как в трюме. Ветер пел о том, что

все 75 не вернулись домой,

они потонули в пучине морской!

Но негодяев насчитывалось лишь пять человек, и все они благополучно добрались до своего логова.

Однако на следующий день кое-что из пророчеств ветра стало сбываться. Нужно было срочно заметать следы. И жулики прямо с утра, усевшись на дворе, принялись поглощать награбленное. Красные, сладкие и сочные так и таяли во рту. И уже через пару часов двое любителей дармовщинки буквально лопнули, а точнее сказать, лопнули их мочевые пузыри. Получилось, что они как бы действительно утонули в арбузной пучине. И ветер был прав.

Остальных спас вынужденный перерыв в трапезе, который они сделали, чтобы оттащить коллег-неудачников в морг. По возвращении они вновь приступили к сладкому завтрако-обеду. Но уж не казался тот таким сладким. Арбузы уже не лезли. Но не выбрасывать же добро! И на завтра не оставишь: прямая улика в случае, если нагрянут менты. И продолжали надуваться жертвы собственных страстей.

А в это время в милицию поступили результаты вскрытия двоих перекушавших арбуза. “Арбузное” дело, не успев начаться, получило мощный толчок к своему завершению. Оставалось только поехать по адресу.

Увидев входящих во двор дачи молодцеватых представителей закона, негодяи попытались бежать. Однако им не удалось даже подняться с места: мешали огромные животы. Ношение женских колготок не прошло им даром. Забеременели злодеи, и это была беременность со знаком минус, беременность грехом.

Отпираться тоже не имело смысла. Повсюду валялись улики в качестве арбузных корок. И как говорится, рыльце было в пушку. Но это фигурально говорится. На самом деле рожи преступников были в арбузном соке. А если присмотреться, то и не в соке совсем были рожи, а в крови невинно убиенного дедушки Семена.

Так закончилось это мокрое дело. На то он и закон, чтобы закончить, привести все к законному концу. Злодеи получили по заслугам. А дедушке Семену дали “Героя Советского Союза” – посмертно.

21. Распотрошенные рукописи

Впрочем, воровали не только арбузы. Предметом кражи было и слово.

Об этом как раз размышлял Папиру, прогуливаясь перед сном. Он топтал и распинывал вороха сухих листьев.

Ведь до чего обнаглели! – думал Папиру. – Использовать чужой прием – это еще можно понять и, наверное, это нормально. Но ведь эти аллигаторы сдирают один к одному сравнения и целые строки.

Обижался Папиру на своих друзей, знакомых и незнакомых, откусивших без разрешения от его поэтического гения и успевших выпустить откушенное в свет под собственным именем. Сам-то Папиру не опубликовал еще ни одной книги. Вот, думал он, выйдет книга, и тебя же обвинят в плагиате. Попробуй потом доказать, что ты не крокодил, а пострадавший… Ну ничего! Судьи увидят, кто есть кто, когда я покажу им свои вегетарианские зубы. А, впрочем, где они, эти судьи?.. Одно утешение, что время всех, в конце концов, казнит забвением: правых и виноватых, прославленных и неизвестных. Однако слабое, честно говоря, утешение!

Папиру топтал вороха сухих листьев, как распотрошенные рукописи.

Все суета! Все – в перегной! Но несправедливость обидна, даже если она временна… Ведь ничем не гнушаются, делая себе имя! Как мылом, натираются наглостью и нагие ходят по проспектам, норовя при первой же возможности проскользнуть в какой-нибудь лифт (не путать с лифом!), идущий кверху. И все больше их становится, нагих и скользких.

Шуршали под ногами Папиру невостребованные рукописи. А позади него, передразнивая его походку, вихлялся голый придурок.

Так шли они оба, прогуливаясь. И не делал бог различия между ними. На то он и бог, чтобы не различать между соловьем и попугаем, между здравым и безумным.

22. Драка драконов

Один ящеро-дракон с острова Комодо подкрался к диким свиньям и ухватил за голову молодого зазевавшегося поросенка. Но тут он заметил, что с другого конца поросенка держит в зубах такой же ящер.

Отпустил первый дракон свинячью голову и закричал на второго дракона:

– Пошел прочь, наглец! Это моя добыча. Я ее первый ухватил.

– Нет, это я ее первый сцапал, – был ответ.

– Ах, так! Ну, хорошо. Тогда спросим у поросенка. Эй, ты! Не бойся. Скажи, за что тебя ухватили раньше: за голову или за ляжку?

Но молчал поросенок. Ему уже было все равно, за что он там был схвачен раньше. Ни голова, ни ляжка ему уже не принадлежали.

Пришлось драконам выяснять свои отношения СВОИМИ головами, точнее – зубами. И случилась драка у драконов. И один хищник съел другого. И насытился. Однако и поросенка он так не оставил, а взял его с собой про запас. Потому никак не назовешь этого дракона дураком.

23. Ложечку за народ!

А в это время восемь придурков, достигших на политическом лифте большого пирога, никак не могли усмирить свой разгулявшийся аппетит. Забыли они и папу, и маму, и даже собственных детей. И сами себя кормили они с ложечки, приговаривая: