Колокола тревог

За тринадцать лет после развала КГБ органы госбезопасности несколько раз меняли на фасаде свое название: АФБ – МСБ – МБР – ФСК – ФСБ. Бессчетное множество внутри ведомства реформ и перестроек. После 1991 года власть сама довела спецслужбы «до ручки»: демонтировала из идеологических соображений памятник Ф.Э. Дзержинскому – тотем честности, порядка и державности; расчленила единый штаб госбезопасности на части, и «веник» очищения не стал «мести» так, как «мел» раньше. Его решили головотяпы поломать по прутику, а прутиком много не наметешь. Штаб ГБ с разведкой, контрразведкой и пограничными войсками стал не нужен псевдодемократам во главе с Ельциным. Они нацелились на воровство через «прихватизацию по-чубайски», не боясь теперь раздробленных органов социальной защиты и энергосистемы.

И горлопанила всякая шушера из первого ельцинско-афанасьевского призыва:

Спецслужбы нам не нужны!

В армии нет необходимости – нет внешнего врага!

Долой сексотов и их вдохновителей!

КГБ – тюрьма народов!

ГРУ – армия бандитов!

У нас нет врагов – есть только партнеры!

Шпионов у нас не будет!

Нам не надо сейчас защищаться – все люди братья!

Свободный мир призывно раскрывает объятия!

Агенты – это рудимент режима!

Стучать и доносить – безнравственно!

Было обилие и других, подобно этим призывов и лозунгов.

Полно всякой чепухи насаждалось «всенародно избранным» и его недалекими и «далекими» клевретами против армии, но, особенно, против органов госбезопасности.

23 августа 1991 года Горбачев без согласования с коллегией КГБ СССР назначил Бакатина, зарекомендовавшего себя к тому времени образцовым «чистильщиком» агентурного аппарата МВД, председателем Комитета государственной безопасности. Ему была поставлена задача – перетряхнуть чекистский орган. Бакатин даже не скрывал поставленной Горбачевым по КГБ перед ним задачи. В своей книге «Избавление от КГБ» он так определил собственную роль в судьбах личного состава Комитета:

«Я вынужден был не просто начать забой скота – его истребление…»

Скотом он называл сотрудников органов госбезопасности, которые сам же и возглавлял.

Последний председатель КГБ Вадим Бакатин, чьим приказом по кадрам № 1 от 2.02.1992 года, автор был уволен по собственному рапорту из органов, изобрел специальный ругательный термин – «чекизм» и стал бороться с ним, непокладая рук.

При таком председателе автор книги посчитал себя униженным и оскорбленным, а потому и распрощался с Лубянкой.

Свой книжный опус борьбы с органами госбезопасности Бакатин, как уже упоминалось выше, так и назвал – «Избавление от КГБ».

Потом с разрешения Горбачева Бакатин 5 декабря 1991 года передал послу США в СССР Роберту Страуссу святая святых любой контрразведки – техническую документацию со схемой слухового контроля с внедренной специальной аппаратурой, строящегося нового здания посольства США в Москве.

Американский посол сначала опешил, не поверив такому подарку. Подумал провокация или дезинформация. Однако все это оказалось, к сожалению, горькой правдой. Сколько сил и средств затратила страна на этот проект, сколько специалистов, инженеров и оперативников «жгли мозги», чтобы осуществить задуманное – все из-за предательства превратилось в ведро праха.

Выиграл только чиновник Бакатин и его чадо. Его сыну, ставшему предпринимателем, американская сторона разрешила заниматься бизнесом в Америке. Вот уж, действительно, как в народе говорится:

«Где клятва, тут и преступление».

Предают Родину только свои, чужие ее могут только завоевать.

Как писали газеты:

«Надо иметь мужество признаваться: мы сами, собственными руками уничтожили и разваливали спецслужбы – некогда лучшие в мире».

Оказывается, как просто разрушить то, что создавалось десятилетиями, и как трудно это потом восстановить…»

В воспоминаниях бывшего работника аппарата ЦК КПСС Степана Карнаухова о Бакатине есть такие, думается, честные слова:

«Довольно тесные и хорошие отношения в течение ряда лет складывались с Бакатиным. Но его позиция в августе 1991 года и последующее выполнение задачи по разгрому органов государственной безопасности СССР породили большое недоверие к этому человеку. Когда же застал на Кательнической набережной в его кабинете известного провокатора и предателя Олега Калугина остатки доверия и иллюзий к этому, по природным данным незаурядному человеку окончательно испарились. Еще раз убедился, что даже самая перспективная личность превращается в ничтожество на службе грязному и неправому делу».

Но извините, в 70-80-х не было «расстрелов для счета», как это практиковалось прежде, особенно в ежовские лихие «тридцать седьмые», да и чекисты были другими людьми – более образованными, воспитанными на лояльных принципах «морального кодекса строителя коммунизма», хоть и составляли «боевой отряд партии». Вот с этими профессионалами своего дела, с согласия Горбачева, Бакатин и решил расправиться путем забоя его, как скота…

Разве эти действия чиновничества не были звоном тревожного колокола по России? Тогда, что такое предательство или вредительство?!

Тайны Андропова

Председатель КГБ СССР Андропов для чекистов 60-80-х годов являлся уважаемым руководителем. Долго его портреты висели в кабинетах у некоторых оперативных работников. У автора на столе, тоже в знак такого же почтения и почитания к большому начальнику, стояла небольшая открытка, напоминающую иконку с его изображением. Он был для нашего поколения чекистов святым и на фотографии снят со звездой Героя Социалистического Труда, скромно и одиноко висевшей на лацкане синего костюма с малиновым галстуком.

В то время советские люди привыкли созерцать небожителей, осыпанных большим количеством звезд. А потому, мы верили в скромность своего руководителя, и она у него была, как знак непогрешимости бойца с несправедливостью. А, как известно, скромность – это способ услышать от других все то хорошее, что мы думаем о себе.

Когда Генсек скончался, автор написал экспромтом, буквально «с листа» честное стихотворение «На смерть Андропова», ходившее размноженным по Главку, где перечислялись его заслуги, и высказывалась общечеловеческая, христианская скорбь об ушедшем в мир иной человеке.

Мы знали, что он отличался спокойствием, выдержкой, умом, даже сентиментальностью: писал стихи, дружил с отдельными поэтами и писателями, любил слушать классику, уважал театр. На почетную и уважаемую должность председателя КГБ его назначил «дорогой и любимый» Леонид Ильич Брежнев после неожиданного снятия с этого поста генерал-полковника В.Е. Семичастного.

Тогда многие чиновники с новым назначением рассуждали так: Брежнев твердо усвоил истину «Предавшему хотя бы раз – уже нет доверия». Такое усвоение являлось априори. Тем более в непредсказуемом будущем. Ведь в это время шла борьба кланов Брежнева и Шелепина, на стороне последнего находился и председатель КГБ. В жизни, а в политике особенно, предают друзей только свои, в основном, ради карьеры. Семичастный предал своего сюзерена – Хрущева. Почему же он не способен повторить этот вариант с новым «Хозяином Кремля», если заведутся черви корысти и предательства в мозгу?

Таких гарантий, естественно, дать никто не мог в отношении комсомольца, не пожелавшего идти на фронт. Отсидевшись где-то, то ли в районе Кузбасса, по одним данным, то ли в Средне-Азиатской эвакуации, по другим, он вдруг вынырнул на Украине, чтобы в комсомоле сделать головокружительную карьеру и затем стать и руководителем грозной спецслужбы.

Первый секретарь ЦК Компартии Украины, член Политбюро ЦК КПСС П.Е. Шелест, в своих воспоминаниях писал:

«18 мая 1967 года я приехал в Москву на заседание Политбюро. В повестке дня было много разнообразных вопросов. За несколько часов до заседания меня пригласил к себе в кабинет Брежнев. Немного поговорили о текущих делах, затем он мне сказал:

– Сегодня на Политбюро будем решать вопрос об освобождении Семичастного от обязанностей председателя КГБ.

Для меня это было большой неожиданностью и довольно неприятной новостью. Мне хорошо была

известна особая роль В.Е. Семичастного в период подготовки и проведения «мероприятий на основе партийной демократии» в отношении Н.С. Хрущева. Безусловно, и то, что Брежнев многим был обязан лично Семичастному. Не видя ни малейшей причины к постановке вопроса на Политбюро об освобождении Семичастного, естественно, я задал вопрос:

– Какая причина его освобождения?

Брежнев уклонился от прямого ответа, но все же сказал:

– Много поводов к тому, чтобы провести этот акт, позже все узнаешь.

К этому времени поступили первые сведения о Светлане Аллилуевой, дочери Сталина – все было так «темно», что даже мы, члены Политбюро, не все понимали, что все-таки с ней произошло. Впоследствии стало известно, что по распоряжению А.И. Микояна Светлане было временно разрешено выехать в Индию на похороны очередного мужа…

Заканчивалось заседание Политбюро, рассмотрены все «основные» вопросы, и вдруг Брежнев как-то торопливо и нервозно выкрикнул: