Тропами Кориолиса. Книга 1. В подворотнях темной ночи

– Конечно! Вот, держи! – испанец вытащил из сумки, накинутой через плечо, свернутую карту.

Парень молча, с намеком, указал на веревку, связывающую руки. Испанец посмотрел на лейтенанта, как бы интересуясь его мнением, но тот сказал, что бремя выбора теперь лежит только на нем, равно как и его последствия. И перед тем, как перерезать веревку, Родриго задал пареньку еще один вопрос:

– Но почему ты не ушел со своими людьми?

– Я же сказал, что хотел сыграть небу… и Солнцу… и птицам, что сидят в клетке.

Здесь уже лейтенант не выдержал:

– Ты погляди, он еще насмехается! Честное слово, я сейчас замочу этого мелкого урода! – закричал он. Всем нутром бывший военный чувствовал, что здесь что-то не так. И его бесило то, что этого, кроме него, больше никто не замечает.

Кастор Персакес схватил парня за горло так, что тот захрипел. Он не собирался его пугать, он хотел его убить, как тех террористов в деревне, которая считалась заброшенной. Но Родриго удалось вырвать связанного парнишку из лап крепкого вояки.

– Прекрати! И это последнее предупреждение! – пригрозил он лейтенанту.

– Дело твое, парень! – брезгливо оттолкнул от себя Ди-Джея лейтенант. – Но когда мы все окажемся в беде, лучше не подходи ко мне за советом, ясно?! Это тоже было моим последним предупреждением!

Лейтенант отчасти разочаровался легкомысленному поведению Родриго, но в глубине души рассчитывал на то, что испанец знает, что делает, а в нем лишь говорит боль от старых, еще кровоточащих душевных ран.

4

Родриго чикнул ножом по веревке и, разложив карту на светлом столе, где стоял микрофон радиорубки, дал парню жирный зеленый маркер. Ди-Джей принялся чертить путь, который испанец в глубине души уже был готов преодолеть, надеясь, что это и есть именно тот могущественный восток, о котором рассказывал заблудший в Западную Пальмиру странник Ичиро. Задумавшись о сказанных парнишкой словах, он искренне поверил в то, что это путешествие и есть его «Тропы Кориолиса» – закручивающиеся, вертящиеся, запутанные в узлы нити судьбы: хождение по кругу, лабиринт из спирали – куда затягивает душу, не способную найти покоя. В душе Родриго в этот момент что-то изменилось навсегда.

Поверив в очередной раз безумцу, искатели практически единогласно решили отправиться на восток. И в знак единогласия все вышли на улицу и отцепили от вездехода прицеп с огромным барабаном кабеля связи, другими электроматериалами и сопутствующими ремонтно-монтажными инструментами.

И перед тем, как окончательно покинуть Каир, Родриго все же отважился записать голосовое сообщение отцу.

«Вот мы и достигли „Точки Невозврата“. Но теперь я ее таковой не считаю! С недавних пор она стала, скорее, „Точкой Отсчета“. Ни один шаг „Искателей“ не был сделан зря. А все потому, что здесь мы повстречали одного человека. Он поведал нам историю, которая во многом объясняет исчезновение людей. Их не похитили, заковав в кандалы, а пригласили к себе, чтобы вместе вершить благое дело. Я пока что не стану ручаться за трёп парня, который даже своего имени не назвал, но в его словах было что-то такое, что сложно объяснить: то, о чем он говорил, как он говорил, … его взгляд сделал это за него. Заставил меня поверить! И да, он говорил про восток. Про тот ли восток, о котором нам поведал мастер Ичиро, я не знаю, но уверен, что нам обязательно стоит туда заглянуть. Эти люди не убийцы, и никак не связаны с теми варварами, которых видели Ганс и Портной. Я вообще не верю этим двум… они, похоже, просто хотели привлечь к себе внимание, а сила совпадения уже сделала свое дело. Да и вообще, вождь… отец, ты ведь сам говорил, надо „Идти и искать!“ И мы следовали твоим словам. Теперь я и сам понимаю: в поисках смысл моих „Троп Кориолиса“. Ха! Уверен, ты сейчас в недоумении, и думаешь, что я спятил или выкурил слишком много корри. Нет! Чужестранец поведал нам об этих самых тропах. Забавный и странный парень на самом-то деле. Пока ничего конкретного не могу сказать об этих тропах, но я обязательно выясню, и тогда расскажу тебе, Сантьяго и всем жителям Западной Пальмиры. Я чувствую, что должен туда пойти! Меня словно магнитом тянет в ту сторону. И я это сделаю. До дрожи пробирает, как представлю это путешествие. Другие участники экспедиции тоже в предвкушении забега. Да, мы рискуем, но оно того стоит. Не просто же так жители поселений покинули свои дома, побросав вещи на месте?! Мы должны это выяснить, ради всех нас. Ведь мы все-таки „Искатели Света Пальмиры“! Меня переполняют эмоции… Эх! Ну ладно, похоже, следующее сообщение я запишу теперь нескоро. Но ничего, не переживай, и передай родственникам искателей, чтобы тоже не переживали. И вообще, мы планируем вернуться к закату, но если этого не случится, я тебя очень прошу, не нужно нас искать. Если вдруг так произойдет, просто не суйтесь на восток: значит, там ловить нечего, даже пауков. Так Билли Тобину и передай! Ха! Еще прошу тебя: позаботься о младшем, отец. Ты ему нужен. И да… я тебя прощаю. Не знаю, почему я это говорю, но, чувствую, что мы можем больше никогда не увидеться. Будь ты рядом, я бы сказал эти слова тебе в лицо и извинился за годы мучений, которые обеспечивал тебе своей надменностью и глупостью. Я люблю тебя, хотя ты это и так знаешь, но теперь говорю это вслух, чтобы ты больше никогда в этом не сомневался. Обними за меня братишку. А нам пора в путь. Итак, 28 марта 2039 года „Искатели“ покидают столицу Египта и выдвигаются на восток. Пожелайте нам удачи! Она всегда кстати. Надеюсь, отец, мы еще увидимся!»

Часть II. В подворотнях темной ночи

Как невыносима долгая ночь

Когда тебя рядом нет

Глава 1

1

На пристани было тихо. Кроме парочки загоревших рыбаков никого больше не было. Ни стона причаливших кораблей, ни крика морских птиц, ни перебранки уставших раздраженных моряков больше не слышно. Теперь роскошь жизни былых времен доступна лишь людям с богатым воображением. В мире, где сутки длятся целый год, по последним принципам летоисчисления день для жителей Западной Пальмиры подходил к своему завершению, но еще довольно играючи выжигал шрамы на спинах выживших. Засыпающее вечернее нежно-желтое Солнце, словно капризный младенец, нехотя спускалось под рубцеватое покрывало горизонта на востоке. Это было 3 июля 2039 года.

Тишина завораживала. И в этом безмолвии открытых просторов покинутой пристани одному все же удавалось видеть нечто большее, чем просто опустевший порт Западной Пальмиры. Это был Портной. Пристань была для него тем местом, где однажды он в последний раз попрощался с человеком, которого любил. Парень приходил сюда в свободное от работы время, захватив с собой бутылочку крепкого алкоголя, самокрутку, заправленную ароматной корри и своего верного друга – пса по кличке Рыжий. Многие считали его призраком, блуждающим по припортовым горизонтам, но никто даже и не догадывался, что для него здесь, в этих местах, пустота внутри наполняется воспоминаниями, и он вновь становится человеком, который влюблен в Викторию, девушку, спасшую его от бесконечных скитаний еще до катастрофы. Она помогла ему перевоплотиться из жалкого сироты в человека, которого любят, уважают, который кому-то нужен. Портной всю жизнь скитался в поисках еды, воды, тепла и добра, и выживание в новом мире для него не стало бы большей проблемой, если б была хоть малейшая надежда на то, что Виктория жива. Она отправилась в «Сток» всего несколькими рейсами раньше Портного. И волею судьбы оказалась погребенной под обломками огромного купола, разрушенного землетрясением, постигшим дно Карибского моря. «У меня для тебя сюрприз, – сладко поцеловав на прощание Портного, сказала ему перед самым отплытием Виктория. – Обещаю, я буду ждать тебя там, у самого входа, и когда ты прибудешь, я обо всем тебе расскажу, – добавила девушка и забралась по мостику на палубу корабля, своим оглушительным гудком возвещающего завершение посадки пассажиров».

– За тебя, любимая! – поднял вверх бутылку изрядно подвыпивший Портной, закинув назад свои длинные темно-русые волосы. Порядком поднабравшись, он частенько разговаривал с Викторией. Скорбь и безумие. Это было печальное и жалкое зрелище. Но оно мало кого удивляло, да и беспокоило тоже редко кого. Теперь каждый второй стал безумцем. Теперь это норма.

– С кем это ты разговариваешь? – поинтересовался подкравшийся сзади Ганс, присев на корточки.

– Чего тебе? Как ты меня нашел? – удивился Портной, икая от обезвоживания.

Ланге критикующе помотал головой.

– Поверь, это было несложно! Собирайся, нам нужно идти! – без церемоний поторопил он.

– Что тебе нужно? Отстань от меня, подлец! – протестовал Портной, вырываясь из рук друга, который пытался его поднять.

– Давай-давай, поднимайся! Тебя вождь вызывает.

– Хватит меня разыгрывать! Зачем я понадобился старику?! На! – протянул бутылку Портной. – Лучше выпей со мной, братишка.

Ганс не стал дожидаться понимания с его стороны, а просто схватил под руку и потащил к фонтану Восьми Грифонов[12 - Фонтан Восьми Грифонов (исп. Fuente de los Ocho Ca?os – «Фонтан восьми струй») – находится в городе Ронда, Испания. Можно увидеть на Calle Real. Его построили в то же самое время, что и арку Felipe V – простая и гармоничная каменная конструкция, несущая на фронтоне герб города, состоящая из двух частей: первой, основной, собственно фонтана с восьмью носиками, и второй – «корытом».] 18 века, где тот смог бы освежиться и немного протрезветь перед встречей с вождем. Фонтан, как и порт, находился за пределами района Сьюдад, в новом Меркадильо, который Рауль Маноло приказал на время закрыть с расчетом на то, что искатели быстро выяснят истинные причины молчания радиорубки и степень потенциальной угрозы от головорезов. Но время растянулось до бесконечности. И когда люди начали задавать вопросы, Меркадильо был снова открыт. В том, некогда самом молодом районе Ронды, переименованной теперь в Западную Пальмиру, находились сараи, большое количество помещений, оборудованных под различные мелкие производственные цеха, так как Сьюдад считался спальным районом, несколько облюбованных молодежью баров, и, конечно же, фонтан Восьми Грифонов со студеной вкусной свежей водой.

На удивление всем, фонтан все еще действовал, даже холодной ночью. Место было очень людным. Здесь собирался весь город, чтобы пополнить запасы воды, встретиться с соседями и просто поболтать после долгой рабочей смены. У каждого жителя в городе было свое занятие. Никто не сидел без дела. И это было не просто прихотью, а, скорее, даже необходимостью. Некоторых приходилось принуждать взять себя в руки и начать что-то делать. Лентяи существовали во все времена, но бездельником в новом мире считался тот, кто вовсе отбирает последний кусок хлеба у ребенка. Каждый делал то, что умел, а кто не успел в свое время обучиться какому-либо ремеслу, становился подмастерьем или разнорабочим. Но никто не сидел без дела, никто! Даже худенькие дети пытались помочь, чем могли. Они кормили животных, меняли им воду на свежую, чистили сараи и собирали урожай. Это было уютное и теплое местечко – старая Ронда – новая Западная Пальмира, где люди жили дружно и старались беречь друг друга. Но в последнее время народ все чаще поддавался волнениям и провокациям. И любой болтун мог спровоцировать скандал или серию протестов против деятельности представителей власти. Это уже не имело никакого смысла, и было, скорее, пережитками павшей цивилизации, но старшее поколение привыкло таким образом решать проблемы, и им сложно было доказать, что своим недовольством они не исключают самой проблемы, а лишь усугубляют ситуацию и отвлекают от процесса ее решения. Одной из самых обсуждаемых тем последнего времени стала задержка отчетов о движении экспедиции «Искателей Света Пальмиры». Раньше Рауль Маноло каждую неделю собирал народ на площади у церкви Святой Марии и рассказывал о том, где сейчас находится экспедиция, какие поселения обнаружили и кого встретили по пути. Но в последнее время, когда вставал вопрос об экспедиции, вождю приходилось тактично менять тему, врать или просто молчать. Конечно же, народу это было не по душе. И каждый раз Рауль, как человек верующий, брал на себя грех, но шел на все новые хитрости, дабы люди не волновались и жили спокойно. Некоторые приближенные вождя не разделяли его молчания и лжи. Маурицио Каррера был первым из них, и грозился самостоятельно все рассказать народу, если у того не хватит смелости. Но дело имело более деликатные причины, нежели банальная трусость. Рауль это понимал, а Маурицио нет. Именно поэтому вождем был именно он, а не Маурицио Каррера.

Добравшись до фонтана Восьми Грифонов, Ганс, не задумываясь, опустил голову Портного под струю свежей воды. Тот поначалу даже не сопротивлялся. Но студеная вода сделала свое дело.

– Все-все-все! Дальше я сам! – отталкивая Ганса, сердито предупредил Портной. – Брр! – отдернулся парень, словно ошпаренный.

– Сколько раз этот фонтан тебя выручал? – с иронией прокомментировал Ланге.

Портной лишь одобрительно покачал головой.

– Слушай, дружище, я знаю, ты сейчас снова начнешь меня ругать, но не пора ли тебе остепениться и как-то жить дальше? – жалея друга, продолжил Ганс.

Портной сидел на каменном «корытце» фонтана, и, зачерпывая ладонью воду, неспешно приглаживал свои длинные, немного волнистые темно-русые волосы, от усталости опустив голову вниз.

Посмотрев в добрые, слегка наивные серо-голубые глаза Ганса, наполненные жалостью и тревогой, он лишь легонько улыбнулся в ответ. Портной знал, что если сейчас ответит ему, то начнется настоящее промывание мозгов. «Ты же еще так молод, чтобы давать советы!» – подумал Портной, глядя на товарища. Его немного раздражало то, что мальчишка, еще не изведавший на вкус настоящей любви, рассыпается в советах перед человеком, чье сердце к каким-то двадцати девяти годам оказалось уже давно разбитым. С одной стороны его это раздражало, а с другой ему было жаль Ганса, ведь в новом мире найти себе пару стало во много крат сложнее. Да и, плюс ко всему, угораздило же этому парню влюбиться в одну из самых красивых девушек Западной Пальмиры – в Зою Скаврон. Она была ему не ровня, но Портной все равно поддерживал своего юного товарища, пытаясь сделать из него человека, который не испугается трудностей и постарается добиться её расположения. Он пытался сделать из него человека, коим никогда не был сам. Сам он был сиротой, еще в том мире, где сутки по старинке длились двадцать четыре часа… и теперь Ганс Ланге стал для него семьей – той семьей, о которой он мечтал всю свою никчемную жизнь. Когда еще в детстве ночами он мучился от холода и голода, единственной, согревающей душу мальчишки, была мысль о том, что где-то бьется сердце его ласковой матери, звучит бас мудрого отца, а по комнате бегает сестренка с веселыми косичками и вредничает озорной братишка. И ему было неважно, что сейчас они далеко. Важно было то, что они живы и скучают по нему. Он даже представлял встречу с этими вымышленными персонажами его детского воображения, кровоточащего нехваткой заботы и любви тех людей, которыми на самом деле были пара наркоманов, не способных прокормить и воспитать ребенка. Они сначала попытались продать малыша, чтобы купить впоследствии дозу, но ничего из этого не вышло, и тогда они подбросили младенца в приют. Это была зимняя январская ночь, и выйди няня на улицу, чтобы покурить, чуть позже, и не услышь она угасающий крик страдающего от холода младенца, мальчик так и замерз бы.

– Молчишь? Ну и ладно! – обиделся было Ганс.

– Да перестань! Просто, друг мой, не все так просто, как тебе кажется, – философски заключил Портной.

– Конечно, я же ребенок. Ты ведь считаешь меня ребенком, ведь так? – фыркнул тот.

Портной сдвинул брови и утомленно выдохнул.

– Чего ты заладил! Не считаю я тебя ребенком, просто у каждого своя судьба. И есть некоторые вещи, в которые остальным лучше не лезть.

Ганс Ланге был далеко не глуп и видел, как страдает его друг, потерявший любимого человека. Он понимал, что с этим бременем Портному придется справиться самому. Он очень хотел помочь, но каждый раз из этого ничего путного не выходило. Ганс вообще любил совать свой нос туда, куда не следовало бы, и поэтому тот самый нос часто бывал сломан.

– Просто ты мог бы стать счастливым. Ты должен хотя бы попытаться. Все мы кого-то потеряли из-за катастрофы. Абсолютно все!.. немой ванн Штольц тем летом брата хоронил, старушка Габи: дочь… и внука, у миссис Кэрролл ночью мужа след простыл, а юные Иван и Петр в один лишь день стали сиротками…

– Хорошо-хорошо, я постараюсь! – ответил Портной, лишь бы тот от него отвязался.

– Вот и славно! – обрадовался наивный юный Ганс. И даже Рыжий залаял в ответ, будто поддерживая его.

Портной, улыбнувшись, в ответ лишь покачал головой, глядя на эту несуразную картину.

– Что ты там говорил про вождя? – немного протрезвев, поинтересовался он.