На излете, или В брызгах космической струи

Отшумели пыльные бури осени, похолодало, а ракета все еще была на старте. Проблемы все те же – низкая надежность электроники. И снова со старта уезжал последним. Когда мы с Петей Ивановым добрались в район эвакуации боевого расчета, ракета уже была в полете. Визуально полет прошел нормально. Народ ликовал. И лишь по дороге на старт узнали, что и этот пуск оказался неудачным. Обломки ракеты упали в трехстах пятидесяти километрах от старта.

Наступил очередной период бездействия части. А я с нетерпением ждал реакции на письмо Тани на имя Л.И. Брежнева. Увы. Никаких сведений из ЦК КПСС ей больше не поступало. Случайно узнал, что на запрос ЦК наше командование ответило, что я давно переменил решение, а моя жена просто не в курсе. Я ликовал. Это именно тот шанс, который нельзя упустить. Если командование поймет, что обман может раскрыться, оно постарается избавиться от меня способом, которым избавилось от Дудеева.

Время шло, а никакой реакции не было. Меня же загрузили нарядами, как никогда до того. Постепенно снова впал в состояние глубокой депрессии. Мучили ночные кошмары, которые не давали отдыха в период между бесконечными круглосуточными дежурствами. Мои нервы были на пределе. Почти месяц спал по два-три часа в сутки. Но, в этот раз рядом со мной не было никого – ни жены, ни друзей. И в пустые вечера и бессонные ночи я умирал от бесконечной тоски.

И вот стало известно, что на полигон прибыла комиссия ЦК КПСС. Никто не знал цели ее визита. Но, в период работы комиссии командование уже не смогло проигнорировать мой очередной рапорт об увольнении – он был зарегистрирован.

Меня снова попытались пугать всевозможными карами, но быстро поняли, что лучше этого не делать. В итоге я, как и Дудеев, оказался в палате психиатрического отделения госпиталя. И даже на той же койке, где полгода назад лежал мой друг.

Через два месяца меня комиссовали. В день, когда выписали из госпиталя, мир улыбался мне яркими красками весны. Но прошел месяц томительного ожидания перемен, а ничего не менялось. Я изнывал от неприкаянности и чувствовал, что еще месяц, и мне снова потребуется помощь психиатров. А приказа об увольнении все не было и не было.

И мне нестерпимо захотелось попасть на место падения ракеты – туда, где находилась почти вся наша команда. Захотелось проститься с товарищами по службе и еще – со своей молодостью, которая, я это чувствовал, уходила от меня вместе с армейской службой.

Это путешествие в центр пустыни едва ни стоило жизни. Волей случая, поисковый отряд, с которым отправился за обломками ракеты, заблудился. Вертолетчики нашли нас на третьи сутки, когда мы, высушенные беспощадным солнцем пустыни, уже умирали от обезвоживания.

Я сбежал из госпиталя, куда нас доставили вертолетами, и с трудом добрался на свою площадку. На следующий день мне сообщили, что приказ подписан. Я уволен из армии. Я добился цели, к которой стремился более трех лет, а радости, как ни странно, не было. Те три дня в пустыне что-то во мне надломили.

И вот за два дня из раскаленного ада среднеазиатской пустыни я переместился в зеленый рай умеренно теплого московского лета.

Я по ветру пущу

Пыль растоптанных дней,

Как на крыльях, домой

Полечу налегке.

Напоенные счастьем

Свободы моей,

Песни новых стихов

Зазвучат по весне.

Нежной зеленью встретят

Родные края –

Я давно уж забыл

Цвет зеленых полей –

Там, в цветущих садах,

Под журчанье ручья

Встречу утро грядущих

Бесхитростных дней.

Всего год назад, сочиняя эти строки, именно так представлял себе мгновение моего освобождения из добровольного рабства. Но все оказалось как-то буднично, не столь романтично, как в стихах. И лишь когда взял на руки и обнял мою маленькую доченьку, сердцем ощутил, что в моей жизни действительно произошли радикальные перемены.

Правда, пока все перемены шли лишь в одну сторону – я стремительно “обнулялся”. И вот он пресловутый нуль достигнут. Из документов, удостоверяющих личность, у меня на руках лишь предписание – прибыть в райвоенкомат города Харькова. Весь пакет документов направлен именно туда, а не в Москву, где живет моя семья. Все мое имущество – в моем чемодане. Другого у меня нет. Нет у меня и денег – все, что полагается, мне должны выдать, когда оформлю “гражданские” документы в Харькове. Неясен и вопрос с пропиской. Ведь дома меня ждут, как гостя, а не в качестве лица, претендующего на жилплощадь. А без паспорта с пропиской меня не примут даже на простую работу. И с какой пропиской? С харьковской в Москве не устроиться. Мысли, мысли, мысли.

С этого самого нуля теперь начнется моя новая жизнь. Хотя, какая она новая? Столько всего позади. У меня хоть и маленькая, но семья. Совсем недавно, во время краткосрочного отпуска, я перевез ее на новую квартиру. Эту квартиру получила теща – на себя, дочь и внучку. И снова мысли, мысли, мысли.

Но, за два дня в Москве я все же кое-что сделал, чтобы, наконец, сдвинуться с нулевой точки. Прежде всего, мы с Таней съездили в Подлипки, где мне удалось разыскать людей, с которыми работал на полигоне, и договориться о работе в центральном конструкторском бюро – ЦКБЭМ. Посетил институт радиоэлектроники и автоматики – МИРЭА, в котором предполагал заочно получить дополнительное образование.

В родном городе ждали перемены. Родители получили квартиру в отдаленном районе города, вовсе мне незнакомом, чужом. Так что мое возвращение домой оказалось мнимым. Впрочем, отныне мой дом должен быть там, где живет моя семья.

В райвоенкомате “обрадовали” тем, что документы придут не ранее, чем через месяц, а пока предложили отдохнуть.

Весь мой второй день в родном городе я провел на кладбище у могилы моей любимой Людочки. Я рассказал ей обо всем, что со мной случилось. Я разговаривал с ней так, словно она была рядом, словно была живой. Проговорив сам с собой целый день, внезапно реально ощутил перед собой страшную бездну, которая навсегда разлучила меня с любимой.

Над могилой твоею цветы

Выткали яркий узор.

А я знаю, что это ты,

Смерти наперекор.

Это дыханье твое

В прозрачных алмазах-росинках,

Это твоя красота

В утренней свежести листьев.

Для меня ты – мгновенье и вечность.

Мгновенье наших встреч

И вечность разлуки

НАВСЕГДА.

Этим стихотворением я завершил мою первую повесть, озаглавленную “Odnoklassniki.ru. Неотправленные ПИСЬМА другу” и посвященную светлой памяти Людочки Кучеренко.

В той повести я рассказал о наших детстве и юности, о первой любви, которая стала для нас обоих большой любовью на всю жизнь. Там подробно рассказал обо всем, что здесь, в предисловии, изложил конспективно.

А сейчас перед Вами повесть о моей “гражданской” жизни в удивительной стране, под названием СССР, на излете ее существования.

Глава 1. На нулевой отметке

Я проснулся оттого, что кто-то топтался в дверях комнаты. С трудом открыл глаза. Так и есть, на пороге улыбающийся отец с небольшим подносом в руках.