Тайная любовь моя

– Ты кто такой?! – подлетел ко мне крепыш, явно старше меня, – Ты, что делаешь на нашей улице?! – пугая, замахнулся он.

Еще двое, по виду моих ровесников, с угрожающим видом подскочили справа и слева. В моей жизни ничего подобного еще не было, а потому поначалу даже не почувствовал опасности. Но, на всякий случай сделал шаг назад. Ребята остановились.

– Я Толик. Я здесь живу, – совсем не испугавшись, ответил им.

– Что врешь?! Мы своих знаем. Говори, где живешь?! – снова замахнулся крепыш.

– Сказал же, на этой улице. В зоне, где немцы живут, – ответил ему.

Ребята переглянулись.

– Так ты что, с немцами живешь? – недобро ухмыльнувшись, спросил один из них.

– Ну, да. Они пленные, – начал, было, я.

– Ах, ты, гад! Фашист недобитый! – не дослушав, вдруг взвился вожак, грозно сжав кулаки.

– Дай ему в ухо, Тимоха, чтоб больше не ходил по нашей улице, – подсказал тот, что спрашивал. Второй из свиты незаметно исчез.

Тимоха размахнулся, и я понял – теперь точно ударит и метит прямо в ухо. Инстинктивно уклонился и сразу почувствовал, что падаю спиной через какой-то предмет. Больно ударившись локтем о землю, тут же вскочил на ноги. Предметом оказался исчезнувший, прилегший позади меня. Теперь он оказался между мной и нападающими и пытался вскочить. Не дав негодяю подняться, обеими руками толкнул "предмет" прямо под ноги Тимохе и его дружку.

И все же убежать не удалось. Меня настигли прямо у проходной, где пришлось остановиться у закрытой “вертушки”. От расправы спас выскочивший охранник, но несколько фингалов все же заработал.

– Эх, Толик. Это я виноват, – запричитал гер Бехтлов, к которому попал раньше, чем домой, – Мне надо было научить тебя бить своих врагов.

– А кто такой фашист? – первым делом спросил своего наставника, ведь до сих пор в лагере военнопленных никто никогда не произносил этого слова. Во всяком случае, впервые я его услышал от своих врагов, да еще по отношению к себе.

– Почему ты спросил об этом? – удивился гер Бехтлов.

– Меня так назвали те мальчишки и даже побили за это, – объяснил ему.

– Те мальчишки дураки. Ты не фашист, Толик. Даже я не фашист, хотя и воевал, – негодовал гер Бехтлов, – Дэм криг даз эндэ. Дэм фашизмус даз эндэ, – сердито завершил он.

С того самого дня и до болезни мой наставник ежедневно по два-три часа учил меня рукопашному бою.

И вот они передо мной – трое моих обидчиков. Но, как и при первой встрече, страха нет. Зато есть твердое желание постоять за себя, а главное – уверенность в своих силах и в своей правоте.

– Я не фашист. Мой отец воевал за наших. Эта улица моя. Я здесь живу, – показал им на лестницу.

– Дай ему в ухо, Тимоха, чтобы не врал, – подсказал все тот же из сопровождения.

Второй снова исчез. Но, я уже знал, где его искать.

Тимоха размахнулся, но ударить не успел – мои тренированные кулаки ухитрились дважды пройтись по его физиономии. Главный противник отлетел, едва удержавшись на ногах, и остался на месте, прикрыв лицо обеими руками. Развернувшись, со всего маха пнул ногой подлый “предмет”. Тот вскрикнул. Перепрыгнув через него, бросился за трусливо убегавшим третьим обидчиком. Догнать не удалось – подстрекатель успел вбежать в дверь нашего домика и захлопнуть ее перед самым носом.

– Ты зачем бегаешь за Фрицем? – спросила девочка, стоявшая у двери.

– За каким Фрицем? – удивленно переспросил ее.

– За Толиком Фрицем. Его все так зовут, – пояснила незнакомка.

– Он здесь живет? – спросил девочку.

– Здесь. И я здесь живу. Я Лариса, – представилась она.

– А я Толик. Живу там, где лестница, – представился ей, – А те мальчишки, где живут?

– Они не из нашего двора. Тимоха там, а Вовка Пират там, – показала девочка на соседние дома, – А ты зачем бегал за Фрицем?

– Они фашистом обзывали и бить хотели, – объяснил девочке, которую звали Ларисой.

– А ты их побил? – спросила она. Я кивнул.

– А в нашем дворе еще дети есть? – поинтересовался так, на всякий случай.

– Не-е-т. В большом дворе много, а к нам только приходят, – рассказала Лариса.

После инцидента троица больше не подходила, а Фриц, когда был один, завидев меня, убегал.

– Не слушай его больше, – попросил как-то раз Ларису, – Будет драться, скажи мне. Я с ним еще за фингалы не рассчитался.

– Давай дружить, – вдруг предложила девочка.

– Давай, – без особого энтузиазма принял ее предложение.

Как же скучно дружить с девочками! Снова неинтересная игра в дочки-матери, бесконечные кормления и укладывания спать кукол – этих игрушечных детей будущих мам. Но, в игре “мама” хоть занята делом, “дочке” все равно, а вот что делать “папе”, никто не знает.

А потом появилась Людочка. Это было, как удар током. Маленькая девочка, которой едва исполнилось “пять с половиной” навсегда завладела моим сердцем. Единственная игра, в которую мы с ней играли, все та же – дочки-матери. Но, только с Людочкой я играл в нее с интересом, и мне никогда не было скучно.

“Наша дружба была такой чистой”, – написал я в одном из своих стихов, посвященных Людочке, и то было чистой правдой. В свои девятнадцать Людочка это подтвердила. Моя первая любовь. Моя невеста.

– Я видела тебя с Людочкой, – сказала как-то Лариса, – Мы больше не будем дружить? – печальным голоском спросила она.

– Так, как дружили, нет. Но, если тебя кто обидит, только скажи, я всегда приду на помощь, – ответил ей.

– Спасибо, Толик, – с какой-то тихой грустью поблагодарила Лариса и обиженно ушла в дверь, у которой мы познакомились всего полгода назад.

Встречаясь на улице изо дня в день, из года в год, мы всегда тепло приветствовали друг друга, с интересом расспрашивали об учебе, о делах, включая дела сердечные. Но, никогда больше не играли в общие игры – ни в детстве, ни в юности. Ни разу. Так никогда и не обратилась она ко мне за помощью.

Подружки-подружки. Они появились в моей жизни раньше, чем друзья. Так уж случилось.

Мальчик и девочка. В возрасте, когда любопытство одолевает страх, а запреты разжигают любопытство.

Впервые мою любимую Людочку я увидел, когда той едва исполнилось пять лет. Маленькая, худенькая, в нелепой одежде с чужого плеча, – она никак не походила ни на одну из моих подружек-ровесниц.

Что же такого было в той маленькой девочке, затмившей всех моих подруг? Не знаю. Но меня потянуло к ней неудержимо.

Хотя, почему не знаю. Ее глаза. Удивительно теплого, “чайного” цвета, они покорили с первой встречи и навсегда.