На излёте, или В брызгах космической струи. Роман

А вот и мужики пошли. Явно ко мне приближался прекрасно сложенный молодой человек.

– Добрый день. Меня зовут Алексей. Хочу взять с вас взносы. Надеюсь, вы член ДОСААФ? – бодро спросил Аполлон, как мысленно окрестил досаафовского общественника. Позже узнал, что «Аполлончик» – это прозвище, присвоенное ему женщинами отдела.

– И не надейтесь. В армии не было ДОСААФ. Армия не может добровольно содействовать самой себе, разве только авиации и флоту. А зовут меня Анатолий.

– Не беда. Сейчас примем. Пишите заявление и готовьте взносы.

– Алексей. Принимать меня никуда не надо. На ДОСААФ я обижен с детства. Эти досаафовские типы выгнали меня из аэроклуба. Так что я им принципиально ничего платить не буду. Извини.

– Жаль. Очень жаль, – отошел от меня огорченный Аполлон. А ко мне приближалась очередная дама.

– Здравствуйте Анатолий. Меня зовут Аля, – смущенно представилась дама. «Оказывается, есть женщины, которые представляются», – был я приятно удивлен, – Я из общества Красного Креста. Хочу вас поставить на учет и получить взносы.

– Аля, вы извините, но я не состою ни в каких тайных обществах. Меня не надо учитывать, а тем более брать взносы на их секретную деятельность. Не состоять ни в каких обществах это мое кредо, – пояснил даме, которой, в отличие от всех предыдущих, уже слегка симпатизировал. Аля, как ни странно, весело рассмеялась, и, не задавая больше вопросов, отошла. Приятная женщина, а главное – понятливая.

А ко мне приближался очередной визитер – Леня Мокшин. Ну, этот тип давно знаком. С его инструкциями я боролся на полигоне. С ним часто дежурил у ракеты и даже однажды летал в зону падения ступеней. Да и спиртику вместе попили немало.

– Привет, – пожал он руку, – У нас будешь работать? Я почему-то так и подумал. Да и Кузнецов полгода назад что-то говорил. Ладно, давай карточку и партбилет. Я здесь парторг, – представился Леня в своем общественном качестве.

– Леня, я не член партии.

– Как так? Ты же был офицером. А все офицеры – члены партии.

– Леня, я и сейчас офицер, правда, в запасе. И не член партии.

– Пиши заявление. Поставим на учет. Придет разнарядка, примем в кандидаты.

– Что за учет? Мне когда-то давали рекомендации, причем, сразу для приема в партию.

– Это у вас в армии. А «на гражданке» только рабочих и колхозников сразу принимают. А интеллигенцию сначала ставят на учет – кандидатом в кандидаты. И разнарядка приходит редко – одна в год на весь отдел.

– Ну, Леня, ты меня удивляешь. Если я напишу заявление, меня сразу должны принять, или отказать в приеме. А у тебя какие-то неясные телодвижения, да еще ступенчатые.

– Какие такие ступенчатые? Просто ты настоящего заявления написать не сможешь. Оно пишется на бланке, а бланки выдают по разнарядке. Понял? Так что пиши пока предварительное заявление, что ты в принципе готов вступить, а я поставлю тебя в очередь на получение бланка заявления.

– Леня, что за бред ты несешь? Я тебе завтра штук двадцать бланков принесу. Вот тебе и решение твоей проблемы. А какие-то промежуточные заявления писать не буду. Да и вообще раздумал вступать в вашу партию. Я если и вступлю в партию, то только не в коммунистическую.

– А в какую? – искренне удивился Леня, – Другой же нет.

– Создам свою, подпольную.

– Ну, ты даешь! – еще больше удивился Леня, а Кузнецов уже смеялся не таясь, в открытую.

Едва отошел огорченный Леня, подсел очередной общественник:

– Общество рационализаторов и изобретателей, – представился он.

– В обиде я на ваше общество. Много лет назад подал несколько заявок на изобретения, и ни ответа, ни привета. Вступать не буду, взносы платить не хочу, – резко закруглил я разговор.

– Понял, – отошел от меня изобретатель, даже не вступая в дискуссию.

– Владимир Александрович, сколько их? – спросил я Кузнецова, – Может трафарет поставить «В обществах не состою, и состоять не желаю»?

– Ладно, Толя, собирайся, пошли на обед. Повеселил ты меня. Хоть время до обеда незаметно прошло.

Столовая, или как ее называли «фабрика-кухня», располагалась у проходной, но вне заводской территории. Она показалась довольно солидным предприятием общественного питания, хотя и значительно уступала аналогичному заведению на заводе «Прогресс» в Куйбышеве. То заведение меня когда-то поразило своими масштабами.

На первом этаже фабрики-кухни располагалась обычная столовая самообслуживания. Там предлагали рядовые блюда на выбор, но были и комплексные обеды. На втором этаже находилась так называемая «шашлычная». Там кормили гораздо вкусней, но и стоимость обеда возрастала в полтора-два раза. В отдельном отсеке располагалась диетическая столовая, или «диетка». Так что выбор был на любой вкус и кошелек.

Отобедав, вышли в небольшой скверик напротив фабрики-кухни. Кузнецов задымил сигаретой, а я решил зайти в книжный магазин, замеченный неподалеку.

– Смотри, не опаздывай с обеда, – предупредил Кузнецов, – На минуту опоздаешь, запишут на проходной и тут же телегу в отдел пришлют. А потом премии лишат.

– Ничего себе строгости. В армии и то с обедом проблем не было. Обед это святое. Странно. Работы все равно никакой, а минуты считают. Бред какой-то. А что за премии, которых лишают?

– Премий всяких много, только их в основном начальство гребет. Но и нам кое-что перепадает с барского плеча. Квартальная почти всегда бывает. А в остальном ты прав. Как только делать нечего, тут же начальство свирепеет. По любому поводу возникают претензии и наказание – лишение премии. Так что не дразни гусей, Толя, – проинструктировал меня наставник.

С обеда вернулся вовремя. А в зале все еще шли шахматные баталии. Несколько групп болельщиков наблюдали за поединками. Играли «блиц на вылет». Обеденный перерыв давно окончился, но никто этого, похоже, не замечал. Через полчаса после положенного времени в зал вошел Мазо.

– В чем дело?! – рявкнул он на шахматистов, как заправский старшина, – Рабочее время в разгаре, а они играют. Бродскому доложу.

Народ тут же смешал фигуры, загремел досками и разбежался по рабочим местам. Все дружно уткнулись в какие-то документы. Ну и ну.

– Владимир Александрович, а где это Мазо был? Да и Бродского что-то не видно.

– Где-где. На обеде. Им опаздывать можно. У них пропуск специальный. Ладно, займись чем-нибудь, а я подремлю, – объявил свою программу Кузнецов, и вскоре я услышал его мерное посапывание.

Оглядевшись, заметил, что его примеру последовали еще несколько коллег среднего возраста. Молодежь, судя по всему, резалась в морской бой.

Примерно через час народ вышел из оцепенения и засуетился. Появились чайники, чашки и кружки. Вытащил свою кружку и проснувшийся Кузнецов.

– Что происходит, Владимир Александрович?

– Перерыв на чай. А ты кружку принес? Сейчас я тебе стакан найду. У меня где-то завалялся. Помой его только. Хотя можешь не мыть – он стерильный. Недавно из него водку пили.

Появились девушки с дымящимися чайниками. На одном из столов, куда они поставили свою ношу, тут же возникли сахар, печенье, мелкие баранки. Народ по очереди подходил к столу, заправлял свои емкости, брал что-нибудь к чаю и отправлялся к шахматистам, которые заранее подготовили шахматные часы и доски с расставленными фигурами.

Пятнадцатиминутный перерыв растянулся вдвое и был прекращен лишь возникшим с обеда Бродским. Кузнецов тут же пригласил меня на перекур к серебристым елям.

– Владимир Александрович, и такая дребедень целый день?

– Не всегда. А начнется работа, и в выходные придется выходить. Так что не горюй, Толя, все утрясется. И не такое видали.

– Владимир Александрович, а Н1 давно начали проектировать?

– Дату не помню, но варианты компоновки видел еще до полета Гагарина. Мы тогда все в одном зале сидели. Я тебе утром рассказывал. Правда, тогда говорили, что это марсианский вариант. Лунным он стал позже. Королю Луну навязали. Он всегда Марсом бредил, а Луна у него получилась бы так, между прочим.

– А как случилось, что он упустил инициативу, и американцы нас обштопали с Луной?