– Плюнь, Афанасич. Вот будешь делать АСУ, там развернешься.
– Какую АСУ, Виктор Семенович? За это еще столько сражаться, – ответил ему, даже не подозревая, насколько попал в точку…
В ежедневной суете незаметно проскочили две недели, и неожиданно для всех вдруг оказалось, что график запланированных на вывоз работ выполнен.
В день съема макета со стенда-старта мы с Филиным вылетели в Москву. Рабкин остался на полигоне.
– Виктор Семенович, что делать собираешься? – спросил его перед отлетом.
– Отдыхать после испытаний, – с серьезным видом ответил он. «Все в порядке», – подумал я, покидая полигон.
Глава 29. Борьбическая борьба
– Афанасич, столько интересного пропустил, – перехватил прямо в коридоре Миша Бычков.
– Очередную революцию? – в шутку спросил его.
– Да вроде того, – оглядевшись по сторонам, перешел на шепоток Миша, – Представляешь, Афанасич, протолкнули-таки Мазо в партию. Путь наверх открыт, – сообщил он главную новость и, как обычно, содрогаясь от внутреннего смеха, пошел куда-то по своим делам.
Да-а-а… Как же все-таки Мазо удалось проскользнуть в партию после того, как ему отказали в приеме?..
Но как бы там ни было, теперь он реальный претендент на должность заместителя Бродского, а возможно и не только. Не зря же он развернул бурную деятельность после того, как узнал о перспективах создания нового отдела в нашем комплексе.
«Ну и прохиндеи», – успел подумать, прежде чем меня снова окликнул возвратившийся Миша:
– Афанасич, это еще не все… Тут еще наша мелкота затеяла борьбическую борьбу.
– Что затеяла? – не понял его.
– Да это Мазо так назвал мышиную возню вокруг должности начальника группы… В общем, Гарбузов написал в партком комплекса анонимку на Гурьева.
– Как это, Миша, если автор известен? – удивился я.
– Да Гарбузова вычислили сразу, по почерку и по косвенным признакам, а сам он отрицает, что писал… Но, говорит, готов подписаться, потому что согласен с анонимом.
– Ну и в чем он обвиняет Чебурашку?
– Да в том то и дело, что не его, а Мазо… Тот, якобы, тащит на должность своего однокашника, который в начальники в принципе не годится. А дальше припомнил Гурьеву и его косноязычие, и неграмотность и неспособность руководить подчиненными… Куснул вроде бы Мазо, а на деле Чебурашку, – рассмеялся Миша, – Хорошо, Мазо уже приняли в партию, а то бы снова пролетел.
– Не пролетел бы… Миша, а что это он так засуетился, если должности нет?
– Это ты не в курсе, Афанасич… Освободилась должность… Женя Борисов умер, – нахмурился Миша. Женю Борисова он уважал не только как земляка.
– Да ты что, Миша? – удивился я, – Отчего умер?
– Сердце… Он после гибели сына, как запил, так и не смог остановиться.
Я помнил тот нашумевший случай, когда двое освободившихся зэков пытались отобрать деньги у школьников, а его единственный сын-старшеклассник вступился за малышей и получил смертельный удар ножом. Женя после этого крепко сдал, замкнулся, потерял интерес к жизни. Правда, пьяным я его не видел.
«Какое горе принес один мерзавец такой хорошей семье. Убил мальчишку, а косвенно и его отца… А как переживут смерть сына родители Жени? Они уже в возрасте… Сколько же людей угробил один негодяй, не желающий работать», – мысленно возмущался я, мгновенно забыв о других негодяях, которые также легко могут убивать, только не ножом, а словами или клеветническими письмами во всевозможные парткомы и завкомы, где такие же негодяи всегда рады таким письмам.
– Афанасич, да что ты так расстроился. Похоронили мы Женю, помянули. Жизнь продолжается, – изложил Миша свою жизненную философию, – Ладно, Афанасич, расскажу в следующий раз, – махнул он рукой, заметив мое состояние.
– Да ничего, Миша, рассказывай сейчас, – попросил его, постепенно отходя от неожиданной, действительно шокирующей новости.
– Так вот, – снова повеселел Миша, – Чебурашка в долгу не остался. Тут же написал кляузу на Гарбузова. Да еще прямо в партком предприятия… Все изложил… Как того в партию прокатили, что он вообще за тип… Одного не учел, что изложил все таким корявым языком, да еще с такими ошибками, что когда стали разбирать его писанину, партком за голову схватился… Представляешь, пришлось им Бродского пригласить в переводчики, а тот уже Мазо… Он и назвал их переписку борьбической борьбой… А кончилось, Афанасич, чем, не поверишь, – заинтриговал Миша.
– Ну и чем же? – спросил его.
– Партком обязал Бродского не рассматривать кандидатуры обоих, потому что партия их все равно не пропустит – оба кандидата с душком. Так что, Афанасич, у тебя появился шанс.
– Что ты, Миша, какой шанс? – возразил ему, – Вот увидишь, назначат кого-то третьего. Отто, например.
– Куда назначат, Афанасич? Они оба отказались исполнять обязанности начальников. Заявления написали. Ну, Чебурашку понять можно. А Сережа, – махнул рукой Миша и ушел, тихо посмеиваясь…
Неожиданно вызвал Бродский.
– Анатолий, мы тут с Мазо посоветовались и решили назначить тебя исполняющим обязанности начальника группы Гурьева, – объявил он мне, в общем-то, ожидаемое решение.
– Эмиль Борисович, а Гурьева куда? – спросил его.
– Ты разве не слышал, он отказался от должности.
– Да не от должности он отказался, Эмиль Борисович, а исполнять ее. Его понять можно… А я штрейкбрехером не буду. К тому же, решил проситься в новый отдел. Мне там гораздо интересней, чем в группе Гурьева.
– Кто тебя отпустит в новый отдел! – неожиданно рассердился Бродский, – Да и неизвестно еще, будет он или нет.
– Обязательно будет. И группу Мухаммеда туда переведут. А потому прошу вас перевести меня к Мухаммеду, – попросил Бродского.
– У него своих лоботрясов хватает. Иди, работай, – отпустил Бродский.
После обеда меня вызвал на разговор Мазо.
– Анатолий Афанасьевич, почему ты отказался возглавить группу? – спросил он.
– Не возглавить, а как Прокопыч, исполнять обязанности, – уточнил я.
– Какая разница! – взревел Мазо, – Кто-то же должен исполнять.
– Анатолий Семенович, я попросил Бродского перевести меня к Мухаммеду. Там у меня есть интерес и перспектива – автоматизация. А здесь? Одно расстройство. Какие алгоритмы сделал, а кому они нужны? Да и Гурьеву не хочу мешать.
– Мало ли мы работы делаем в корзину? Обычное дело… А за Гурьева не беспокойся. Он бы в твоей ситуации своего не упустил.
– Это его дело, а я никому поперек дороги становиться не буду.
– Это твой окончательный ответ?
– Да.