В Крым на велосипедах

Обиженно вякнув, волкодав Серёжа неспешно направился к своей будке.

– Ну, как доехал? – поднялся с койки отец Толика Беленького.

– Да вот, поезд часа на два опоздал. Здравствуйте, Василий Георгиевич. Простите за беспокойство.

– Здорово, сынку. Та какое там беспокойство. Йисты хочешь, чи як?

– Чи як… Спать хочу, – соврал ему, не желая беспокоить хозяев.

– Тоди ходь до хаты. Там усэ готово. Лягай до утра. А я тут люблю, на двори, з Серёжою, – мгновенно улегся он на свое ложе…

Проснулся от истерических криков голосистого петуха. В комнате уже было светло, и я огляделся. Типичная украинская хатка, как у бабушки в деревне. Хотелось спать, но еще больше есть. Оделся и вышел на двор.

На месте койки уже стоял накрытый стол, а рядом у летней печки суетилась хозяйка – мама Толика Беленького. Глухо буркнул и поднялся у своей будки Серёжа, поглядывая то на меня, то на хозяйку.

– Свои, Серёжа! – успокоила та пса, – Доброе утро, Толик. Умойся там и давай за стол. Мабуть йисты хочешь.

– Доброе утро, Галина Матвеевна… А почему он Серёжа? – кивнул в сторону волкодава.

– Та так… Серёжа и Серёжа… Ни Бобиком же звать таку гарну псину… Вумный!.. Як наш булгахтер Серёжа… Ну, йды, умывайся, сынку, – отправила она меня…

Появился хозяин, и всех тут же пригласили за стол, а после плотного завтрака пошли расспросы. Родителей, конечно же, интересовали дела сына, и я часа два отвечал на их вопросы обо всем на свете.

– Ладно, мать, мы пошли, – поднялся, наконец, из-за стола хозяин, – Заходи к нам, Толик, не забывай стариков, – пригласил он меня на будущее.

Я сходил в хату за чемоданчиком, и мы отправились в санаторий. Днем дорога показалась уже не столь необычной – чахлые деревца с пожухлой листвой, мелкий кустарник с мелкими листочками, полусухая трава в колючках, – словом, всё, как и всюду в степных районах Украины. Ни пальм тебе, ни зарослей бамбука. В общем, морем в моем представлении здесь и не пахло…

То ли мы пошли другой дорогой, то ли к другому санаторию, но вдруг вышли из парковых зарослей на открытое возвышенное место.

– А вот и море, – остановился Василий Георгиевич и широко развел руки, словно захотел разом обнять весь этот огромный мир.

Я взглянул и задохнулся от восторга – передо мной, до самого горизонта расстилалось нечто, доселе невиданное… Море!..

Слова пришли лишь через много лет. Но, сочиняя стихи о лете, я всегда видел перед собой именно ту картину, которую тогда, тем памятным утром, увидел впервые:

Волны синего моря
Мне сегодня приснились.
О могучие скалы
Они с шумом дробились.

Серебристым потоком
Брызги к небу взлетали.
Отражалось в них солнце
И лазурные дали.

Те безбрежные дали,
Где незримой чертою
Небо словно сливалось
С голубою волною.

Там, за синим простором,
В море солнца и света,
Неизвестные страны —
Страны вечного лета.

Мариуполь

«Безмолвное море, лазурное море, стою очарован над бездной твоей. Ты живо, ты дышишь», – вдруг всплыли в памяти строки, как нельзя кстати, подходящие моменту. Жаль, забыл и автора, и продолжение. Завороженный, я застыл, как сомнамбула, на вершине холма санаторского парка. Надо мною бездонное небо, а впереди – такая же голубизна, вплоть до самого горизонта, где, казалось, высокий небосвод утонул в морской пучине, а та невероятным образом вздыбилась до самых небес. Ощущение, что стою на краю «земной тверди», плывущей неведомо куда по безбрежному «морю-окияну» на трех библейских «черепашках»…

«Чайка крыльями машет, за собой нас зовет», – звонким мальчишеским голосом запела ошалевшая от радости душа… Вот только чаек отсюда не видать – далековато…

«Белеет парус одинокий в тумане моря голубом…» А это уже послание через века от любимого поэта Лермонтова… Увы, туман моря голубого чист аж до самого горизонта – на всей акватории ни суденышка, ни скромной лодки рыбака…

«Простор голубой, земля за кормой, гордо реет над нами флаг Отчизны родной», – прозвучал, конечно же, и мой любимый «Марш нахимовцев». Вот он, простор голубой! Я вижу его наяву, а ни годами представляю лишь мысленно! А вся Земля – это мой корабль… Я – рулевой, Великий Мореплаватель, устремивший его в бесконечные просторы Вселенной…

– Толя! Ты шо, уснул? – вернул в реальность Василий Георгиевич, – Чи ты моря николы нэ бачив?

– Чи ни, – только и ответил ему.

– Пойдем, Толя!.. Побачишь ще. Никуды воно нэ динэться, а я на работу опоздаю, – окончательно развеял волшебные чары отец Толика Беленького.

Вздохнув, огляделся. Запомнить бы это местечко, чтобы приходить сюда хоть изредка.

– Ладно, пошли, – согласился с ним, и петляющая тропинка повела нас куда-то круто вниз в густую чащобу невероятно колючего кустарника.

– Обэрэжно, Толя, нэ зачэпысь, – предупредил провожатый. Вовремя предупредил – уже черкнул рукой, хорошо хоть неглубоко.

Попетляв минут десять, вышли, наконец, к санаторному корпусу. Тот ли это корпус, куда попал ночью, или нет, так и не понял. В свете дня все выглядело иначе и не столь таинственно.

Мы прошли в кабинет администратора.

– Давайте ваш паспорт, – попросила дама в белом, как у врача, халате.

– Нет у меня паспорта, – ответил ей.

– Забыли?! Как же так? Ехали в другой город и без документов?

– У меня его вообще нет. Я еще школьник.

– Школьник?.. Георгич, а как же я его оформлю? – растерялась дама-администратор.

– А ты запиши моим сыном. Его тэж Толиком зовут, – предложил отец Толика Беленького.

– Все одно, нужен документ.

– Ну, ладно, принесу его метрику, якщо знайду.

– Та зачем она мне? Он же у тебя взрослый, у него паспорт должен быть, а не метрика.