Германия на заре фашизма

Целесообразная мера – изменение тактики немецких националистов – не подразумевала принятия демократической республики. И заслуги Гинденбурга в этом изменении не было – разве что косвенное. Некоторые обозреватели видели в нем результат желания маршала служить республике: правые выдвинули его на пост президента и теперь были вынуждены его поддерживать. Как писал один из депутатов от националистов, «нация попросту не поняла бы, если бы из – за своих основных принципов немецкие националисты при каждом повороте покидали человека, так много сделавшего для отечества». Однако нет никаких свидетельств, что это соображение имело какое – то значение для немецких националистов или для «Стального шлема». Напротив, если эти группировки принимали решение о перемене, то эта перемена вдохновлялась, по крайней мере частично, «вызывающими разочарование действиями Гинденбурга». Когда маршал не смог ограничить парламентскую систему, они сделали вывод, что не станут брать эту задачу на себя. Но поскольку республика стала менее уязвима, атаки следовало предпринять изнутри. Также существовала надежда, что, приняв эту стратегию, они окажут давление на президента, который не станет инициировать какие – либо изменения по собственной инициативе, чтобы дать свое имя и авторитет их усилиям.

Республиканские лидеры не делали систематических попыток использовать явную консолидацию республики, чтобы повлиять на него. В какой – то мере это было вызвано их неспособностью понять стержневой роли президентства, так же как и недостатком контакта с Гинденбургом. Они чувствовали его недоступность для себя, как физическую, так и умственную, – чувство, несомненно усиленное отчетливым сознанием своего более низкого социального положения. В отличие от людей вроде Вестарпа, Тирпица или Ольденбург – Янушау большинство республиканских лидеров так никогда и не преодолели раболепства в его присутствии, а это мешало им излагать свои взгляды в нужном свете.

Эта трудность еще более усиливалась внутренней неуверенностью умеренных буржуазных партий, что удерживало их от поддержки Гинденбурга в его осторожных попытках сотрудничать с республикой. Упадок демократической партии и напряженная внутренняя борьба внутри Немецкой народной партии Штреземана являлись свидетельством этой неуверенности. Она отчетливо проявлялась и в партии «Центра», объединенной общими культурными и религиозными ценностями католического вероисповедания и являвшейся одним из столпов республики. Состав партии был социально и экономически гетерогенным и включал как монархистов, так и республиканцев. Чтобы удовлетворить интересы столь разнообразных групп, было необходимо избегать окончательных обязательств. Поэтому лидеры партии отклонили требования левого крыла центристов назвать себя республиканской партией и продолжали настаивать, что партия «Центра» является конституционной, готовой сотрудничать с любым законным правительством, и не связана с какой – либо особой формой правления. Следует признать тот факт, что партия «<Центра» не входила в число партий – защитников республики, также она не хотела, да и не могла противодействовать антиреспубликанскому давлению на Гинденбурга.

При таких обстоятельствах социал – демократическая партия, единственная крупная партия, безоговорочно поддерживавшая республику, могла бы счесть своей основной задачей укрепление и защиту демократических республиканских институтов, активно участвуя в правительстве (во всяком случае, это было бы разумно). Тем не менее за исключением двух небольших промежутков – в 1921–1922 годах и в 1923 году – партия в период между 1920 и 1928 годами не входила в состав ни одного правительства рейха. Частично это объяснялось яростной оппозицией националистов и большей части Немецкой народной партии, которые отказывались работать с социалистами. Но социалисты и сами никак не могли решить, хотят ли они приобрести влияние, войдя в правительственную коалицию с буржуазными партиями, но ценой отказа от части социальных требований, с риском утратить часть своих членов, которые перейдут к коммунистам. Или же они желают отстаивать свою программу и оставаться в оппозиции, лелея надежду, что когда – нибудь потом они смогут войти в правительство на более благоприятных условиях. Ожидание такой возможности, безусловно, было связано с риском, потому что, если националисты войдут в правительство раньше, республика, скорее всего, станет еще дальше от надежд и целей социалистов. Рудольф Хильфердинг – главный партийный теоретик – сформулировал эту дилемму так: «Немецкие националисты всячески пытаются войти в правительство. Перед социал – демократами теперь стоит вопрос, сумеют ли они предотвратить участие националистов в правительстве, чтобы и дальше проводить республиканскую политику. Причем сделать это необходимо такой ценой, чтобы оправдать тяжелую ответственность, связанную с участием в правительстве, и получить одобрение рабочего класса. Ответ будет зависеть от вклада, который партии, занимающие среднюю позицию, хотят внести в политику республики».

Не приходится сомневаться, что сам Хильфердинг не слишком стремился к участию социал – демократов в правительстве. И он был не один такой. Пауль Лёбе – президент рейхстага от социалистов – тоже настаивал, чтобы партия сосредоточила свои усилия на реализации своей экономической и политической программы, поскольку республика уже твердо стоит на ногах. Теперь формулировка основной идеи изменилась: не «республика против монархии», а «капитализм против социализма». Поэтому пребывание в оппозиции более соответствовало партийным целям, чем вход в коалицию с буржуазией. Большинство партийных лидеров разделяли эти взгляды. В таком отношении, конечно, присутствовал элемент менталитета классовых борцов, но также нельзя отрицать общее нежелание взять на себя власть и ответственность и отчасти положиться на предположительно неудержимую эволюцию, которая приведет к достижению социалистических целей.

Некоторые лидеры социал – демократов были решительно против такой стратегии. Среди них были Браун и Северинг, которые долгое время работали в прусском правительстве и могли лучше оценить значение активного участия в правительстве. Северинг продолжал настаивать, чтобы его товарищи по партии вошли в коалицию с буржуазными партиями. Настаивать на обособленной социальной политике вне коалиции казалось ему нереальным и непрактичным. Более того, он считал маловероятным достижение взаимопонимания с Немецкой народной партией, выражавшей интересы крупной промышленности, по вопросу продолжительности рабочего дня, безопасности труда, страхования и прав рабочих. «Будут ли эти проблемы решены в пользу рабочих, – вопрошал он, – если влияние тяжелой промышленности останется не вызывающим возражений в кабинете, или будет лучше с точки зрения труда, если социал – демократы будут участвовать в формировании политических линий (до предоставления их в рейхстаг)?»

Совет Отто Брауна звучал в том же ключе. Исходя из практического опыта, он подчеркнул, что продвинутые договоренности по детально разработанным правительственным программам бессмысленны. Сильные люди будут выслушаны без всяких дальнейших обязательств, а слабые будут отвергнуты, несмотря ни на что. Браун очень хотел, чтобы социал – демократы вошли в правительство, потому что знал, насколько сильно принятие Гинденбургом той или иной точки зрения зависит от прямого доступа к нему. Если бы ряд членов партии входил в число его официальных советников, можно было не сомневаться: президент выслушает их.

Симпатизирующие социал – демократам либералы требовали от них той же стратегии. Гуго Прейсс постоянно предупреждал их, что, если они не изживут свой догматизм классовой борьбы, они подтолкнут буржуазию к укреплению собственной классовой солидарности. В таком случае существовала опасность, что либеральная буржуазия объединит свои силы с антидемократической буржуазией правого крыла. «Если это случится, – пророчил он, – судьба немецкой демократии и народного государства будет решена». Подобные взволнованные голоса звучали все чаще. В статье, опубликованной в социалистическом ежемесячнике «<Ди гезельшафт», Бернхард Гутман, редактор либеральной газеты «Франкфуртер цайтунг», указал на досадные ошибки политики социалистов, не желавших входить в правительство. Республика, писал он, еще не столь прочна и может не выжить, если большие группы представителей среднего класса не пожелают принять новое государство. Они это сделают, продолжил он, только если будут убеждены, что оно защитит закон, порядок и собственность. Иначе реакционные силы стянут всю буржуазию в свой лагерь и, умело очернив парламентские методы, свергнут республику. «<Мы не можем сказать, какая борьба предстоит нам в ближайшие годы, – писал Гутман, – но одно мы можем сказать точно: период, за время которого республика должна консолидироваться, не может одновременно быть периодом социального напряжения. Время для установления истинной демократии, государства социальной справедливости наступит позже. Это мы должны понимать…»

Эти советы возымели некоторый эффект. На партийном съезде, собравшемся в 1927 году, большинство ораторов озвучили одинаковые мысли и тон дискуссий отражал более сильную озабоченность безопасностью республики, чем это было в1925 году. (Съезды собирались раз в два года.) В своем вступительном слове Гинденбург указал, что больше нет опасности реставрации монархии, но это означает лишь то, что борьба против республики приняла другие формы. Немецкие националисты, сказал он, больше не заинтересованы в монархии. Они поверили, что сумеют установить свое социальное и политическое господство над нацией в рамках республики. Теперь против демократии выступает фашизм. Маршал сказал, что партия не должна слишком полагаться на законодательные решения, и, как Северинг и Браун, сказал, что она должна искать доступ к исполнительной власти. Другие ораторы, в большинстве своем, согласились с этим, и, когда несогласные высказались за то, что партия должна принять политику «скорее оппозиции, чем коалиции», их точка зрения была отклонена большинством голосов – 255 против 83.

Каковы бы ни были сомнения некоторых социалистов, Гинденбург на протяжении всего 1926 года был готов назначить отдельных социалистов в кабинет, если таким образом могла быть сформирована коалиция большинства. Осенью этого года канцлер Маркс и лидеры социалистов, стремясь к сближению, обсудили возможность более тесного сотрудничества. Было достигнуто взаимопонимание по вопросам проведения некоторых социальных реформ; правительство согласилось на внесение ряда изменений в практику набора в армию и взаимодействия с военизированными организациями. Гинденбург дал согласие на предложенные военные реформы, хотя, безусловно, относился к ним без восторга, и снова озвучил свое желание назначить кого – нибудь из социал – демократов на посты министров, если Маркс и социалисты договорятся о вхождении последних в правительство.

И тут начались неприятности. К тревоге и смятению президента, Эрнст Шольц, оратор от правого крыла народной партии, к которому он весьма благоволил, высказал решительные возражения против сотрудничества правительства с социалистами. Социал – демократы отреагировали довольно резко, но благодаря опыту Маркса страсти быстро улеглись и разговоры о вхождении социалистов в кабинет возобновились. Новые трудности не заставили себя ждать. В декабре 1926 года в «Манчестер гардиан» были опубликованы подробности о тайном перевооружении Германии и о ее близком сотрудничестве с Советским Союзом. Социал – демократы выразили свое опасение по поводу входа в правительство, пораженное ужасной военной заразой, но терпеливому и ловкому Марксу снова удалось справиться с ситуацией. Было решено, что социалисты обсудят тревожащие их вопросы в рейхстаге и довольствуются заверением правительства в применении «лечебных» мер. Другие вопросы, такие как русско – немецкое военное сотрудничество и тайная охрана границ, будут обойдены молчанием в интересах национальной безопасности. Переговоры относительно вхождения социалистов в правительство продолжились, и, поскольку все правительственные партии, включая народную партию, теперь были подготовлены к их участию, да и президент сохранял готовность назначить социалистических министров, реорганизация кабинета казалась вопросом решенным.

И все же радикальное крыло социалистов, которое всегда выступало против коалиции с буржуазией, посчитало такой компромисс предательством антимилитаристских принципов, в которые члены партии свято верили. На встрече членов партийной делегации рейхстага левое крыло получило поддержку большинства на выдвижение новых условий, от которых будет зависеть вхождение социалистов в правительство. Новые условия требовали: формирования совершенно нового кабинета вместо реорганизации старого, исключение из состава новой администрации министра рейхсвера Геслера, а реформирование армии должно было продвинуться намного дальше, чем было согласовано ранее. Маркс отказался идти на подобные уступки, да и Гинденбург их решительно отверг. Президент воспринял нападки на Геслера как необоснованное вмешательство в его собственные дела, а требование отставки правительства расценил как угрозу своим президентским прерогативам. Это его право, заявил он, инициировать переговоры по формированию нового кабинета.