Управление

– Я просто говорю «дай литр», – тихо призналась Мари.

– А почему? – удивилась Хелена.

– Потому что «хайль» можно произносить только в молитвах, – серьезно ответила Мари, – а именно в отношении Спасителя.

Она казалась Хелене чересчур набожной, но сама фраза ей понравилась, и с тех пор она тоже говорила каждое утро «Дай литр!» и тихонечко ухмылялась. Если произнести достаточно невнятно, то никто не заметит разницы.

Отец был в восторге от Мари, когда Хелена впервые привела ее домой.

– Настоящая немецкая девушка, – сказал он позднее с блеском в глазах. – Действительно чувствуется, как тесно она связана с немецкой родной землей.

Мать кивнула в ответ, но Хелена отчетливо заметила, насколько ей не понравилось, что ее дочь общается с обычной сельской девочкой. Почему «такие» вообще ходят в гимназию, спрашивала она позже, она же ведь не собирается продолжать обучение?

Мари действительно не собиралась. У нее было два старших брата, старший из которых как раз изучал сельское хозяйство в техникуме и собирался принять хозяйство на отцовской ферме. Другой учился на слесаря. А еще у нее был младший брат по имени Фриц, настоящий озорник десяти лет от роду, который постоянно замышлял шалости.

– Я просто хочу как можно больше научиться всему, – ответила Мари, когда однажды Хелена спросила ее о дальнейших планах. – А когда мне исполнится 18, мы с Отто поженимся, и тогда я перееду на его ферму и нарожаю детей.

Отто был ее другом, причем другом детства. Вскоре Хелена с ним тоже познакомилась. Отто Ашенбреннер был высоким, у него были широкие плечи и угловатый подбородок, и выглядел он довольно бесстрашным. Он был на два года старше Мари и бросил рано школу, потому что нужно было вести хозяйство на ферме отца, который больше не мог после инсульта. Мари и Отто на первый взгляд были своеобразной парой, но через некоторое время становилось очевидно, что они хорошо друг друга понимают, почти без слов. Часто Отто начинал фразу, а Мари ее заканчивала, или наоборот.

В такие моменты Хелена завидовала своей подруге, и очень сильно. По крайней мере, у Мари кто-то был. И было четкое представление, как должна выглядеть ее жизнь.

У Хелены ничего из этого не было. Конечно, она собиралась сдавать экзамен на аттестат зрелости, но что потом? Она не знала. Во всяком случае, не медицина, хоть для ее отца это было бы приятнее всего.

Ну, до экзамена на аттестат зрелости еще оставалось какое-то время. А к тому моменту она наверняка поймет, чего хочет.

А прежде всего надо было вообще сдать экзамен.

* * *

С некоторых пор ввели правило, что все городские девушки из СНД, которые еще учились в школе, должны были хотя бы раз пройти на летних каникулах так называемую сельскую службу. Это означало в течение шести недель оказывать помощь на ферме и познакомиться с сельской жизнью.

– Просто приезжай к нам, – предложила Мари. – Это было бы чудесно! Ты проведешь у нас шесть недель. А много работы на этот период для тебя все равно не найдется. На самом деле для большинства фермеров сельская служба обременительна, просто они об этом не говорят.

Шесть недель вдали от дома! Идея была одновременно пугающей и заманчивой. И, разумеется, Хелена предпочла бы провести это время у своей подруги, чем на какой-то ферме у людей, которых она никогда раньше не видела. Она уже слышала довольно омерзительные истории, и на Немецком форуме тоже ходили байки.

Отец предложил помочь ей с этим, но Хелена хотела сначала попробовать справиться самостоятельно, и вот все оказалось не так сложно. Она позвонила в компетентную инстанцию, и через день у нее в телефоне было согласие на прохождение службы на ферме Шольцев.

Следовало упаковывать вещи, как только начались каникулы. Отец предложил отвезти ее, но Хелена настояла на том, чтобы поехать на автобусе: если уж и быть самостоятельной, то полностью.

– Моя дочь стала взрослой, – прокомментировал отец. – Это значит, что я старею.

В больнице ее отец принадлежал к высшему руководству и работал вместе со знаменитым исследователем рас, доктором Астелем. Это очень интересно, говорил отец, правда, есть еще много открытых вопросов и требуются дальнейшие исследования. Это все не так просто, как представляют себе высокопоставленные политики, но все привыкли к тому, что политики стараются все излишне упрощать.

Когда Хелена приехала в дом Шольцев, на кухне за столом сидел полный мужчина с эспаньолкой и говорил в тот момент:

– …ну, говорю, раз ты такой криворукий, чтоб заборы строить, то и овец держать не сможешь. Тогда заведи коров, те от тебя не сбегут. Или коз. Козы умные. Они таки пролезут под забором, но и назад вернутся, куда ж им еще идти?

Все засмеялись. Хелена не знала, над чем; она стояла как вкопанная, уставившись на мужчину, у которого на голове была небольшая шапочка, как у евреев, и вообще он выглядел почти как карикатуры в журнале «Штурмовик», и поняла, что перед ней действительно и в самом деле был настоящий еврей! Непроизвольно ей стало не по себе: разве не были они напастью для немцев? Как родители ее подруги могут сидеть с ним за одним столом? Так ведь не поступают. «Немцы, сопротивляйтесь! Не покупайте у евреев!» Сколько раз она видела подобные плакаты?

– Здравствуй, Хелена, – сказал другой мужчина за столом, отец Мари, крепкого, угловатого телосложения, с водянистыми глазами. Он встал, протянул ей руку. – Мари сейчас с коровами; у нас есть одна беременная, и за ней нужно регулярно следить. – Он указал на гостя за столом: – А это герр Штерн, наш прежний скототорговец.

– Авраам Штерн, – произнес полный мужчина и улыбнулся. Вообще-то он не был похож на карикатуры в «Штурмовике». – Мы с Германом знаем друг друга целую вечность. И в горе, и в радости, как говорится.

– Добрый день, – смущенно сказала Хелена.

Герр Штерн не собирался протягивать ей руку, а вытащил из кармана свой телефон и посмотрел на индикатор времени.

– Мне пора, – произнес он. Он сделал последний глоток из стоящей перед ним кофейной чашки и начал поднимать свою могучую фигуру со скамейки.

– Приходите к нам снова, – сказала мама Мари, у нее были почти такие же волосы, как и у дочери. – Если получится.

– Ну, – произнес мужчина, – в том-то и дело. Поглядим.

– Ты, во всяком случае, осведомлен, – сказал герр Шольц.

– Да-да, – резко ответил тот.

Хелена не понимала, о чем шла речь, но у нее было отчетливое ощущение, что она вообще-то и не должна ничего понимать. И разве ее это касалось? В конце концов, Шольцы вольны принимать у себя кого угодно.

Герр Шольц проводил гостя до двери, и, как только они вышли из кухни, со внутреннего двора вошла Мари. Она была пропитана потом, одета в старую грязную одежду и, тяжело дыша, сказала:

– Привет, Хелена! – Затем она сразу обратилась к матери: – Кажется, началось. Думаю, тебе следует немедленно позвонить ветеринару.

Мать наморщила лоб и, вытаскивая телефон из синего передника, произнесла:

– Ну вот, опять. Это животное в конце концов обойдется нам дороже, чем мы от него получаем.

Герр Штерн, как позднее Мари объяснила Хелене, раньше был скототорговцем в окрестностях, и у фермеров он пользовался большей популярностью, чем государственный кооператив Имперского земельного сословия, которому теперь они должны были продавать все, что производили, по твердо установленным ценам – другими словами, за меньшие деньги.

Сельская служба Хелены сразу началась с приключения. Это были тяжелые роды, затянувшиеся до раннего утра, но в конце концов все закончилось благополучно: теленок, премилый малютка, уже через час после рождения попробовал совершить первые неловкие шаги.

За эти недели Хелена научилась доить корову, собирать куриные яйца без повреждений, различным работам на огороде и многому другому. Но, в общем и целом, это все равно был больше отдых, чем работа. Они с Мари часто бродили по окрестностям, лежали на лугу, глядели на облака и говорили, говорили, говорили, о своих мечтах, своих желаниях, своих надеждах. Они купались в озере, смеялись над дурацкими шутками, защищались от проделок младшего брата Мари, Фрица.

Это было замечательное время, которое пролетело слишком быстро. У Хелены было тяжело на сердце, когда ей пришлось попрощаться с фермой Шольцев и ехать назад к своим родителям, но ничего не поделаешь, скоро снова возобновлялись занятия в школе.

Как раз в тот день, когда она вернулась домой, вернулся и дядя Зигмунд! Не было ни сообщения, ни телефонного звонка, ни электронного письма – он просто сидел в столовой, когда она пришла, в том же сером костюме с жилетом, который был на нем, когда она видела его в последний раз.

Только вот пуговицы на его жилете больше не были натянуты. Наоборот, ткань прямо-таки болталась вокруг его тощей фигуры. Он был очень бледный, как человек, долгое время не бывавший на солнце и свежем воздухе, а на его лице были глубокие морщины.

Когда его спросили о том, что же произошло, он лишь утомленно ответил:

– Тут нечего рассказывать. Они заперли меня и в какой-то момент снова освободили. Вот и все.

От дальнейших вопросов он уклонился.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – попросил он.

Но его очень интересовало, что случилось за это время, и они рассказали ему все, что он пропустил за прошедшие годы.