Когда-то в России

– И давно Вы, батюшка, в этом приходе?,– утолив первый голод, спросил Колесов.

– Да уж четвертый год пошел. Пока еще годы и здоровье позволяют, слава тебе Господи, мотаюсь с молитвой по тайге с миссионерством, обращая в лоно истинной церкви заблудшие души. Туземцы, как малые дети. Настолько наивны и безграмотны, что порой жалость берет. Надо бы слово божье к ним нести на их родном языке. Но если бы он был один, а то столько разных племен: и удехи, и гольды, и тазы, а тут еще и китайцы с корейцами, и каждый на своем лопочет. Письменности же единой нет, у туземцев ее совсем нет. Вот и приходится искру света у них через толмача высекать. А что толмач? Сам толком мало что понимает, объяснить с пятого на десятое едва сможет. Школы строить надо, учить детей грамоте, чтобы и сами могли святые книги читать. А так вся их нищета от их же дремучести и идет.

–Что плохо живут?

–Да хуже некуда. Детишек плодят помногу, а взрастить их толком из-за этой самой нищеты не могут. Вот взять китайцев. Народ более культурный да ушлый и безграмотных да простодушных туземцев обирают как могут, а если копнуть поглубже, то не только их, но и дары края этого из-за наживы варварски губят.

–И в чем же это выражается?

–А взять хотя бы так называемые лудевы. Слыхали что-нибудь о них?

–Нет , не приходилось.

–Это способ охоты у них такой. Строят забор вдоль реки из бурелома, валежника, кольями укрепленного. В промежутках делают проходы, а в проходах тех ямы глубокие роют и маскируют. Зверь воды испить захочет, а река забором загорожена. Ищет проход, а в проходе яма –ловушка его поджидает. Да добро бы если б способ этот для добывания пропитания использовали, а то алчность людская пределов не знает. Особенно, когда пантовка идет, ну, панты когда заготавливают. Олень падает в яму, у него рога спиливают, а тушу в яме гнить оставляют. И такие заборы порою на двадцать – тридцать верст тянутся, а ям в них по полторы, две сотни. Вот и посчитайте, какой урон природе приносят. И примеров таких множество.

–И что же Вы, батюшка, предлагаете ?

–Предлагаю я властям светским на эти безобразия внимание обратить. Писал я в прошлом годе начальствующему над областью, но результата никакого нет. Ну, да я останавливаться не собираюсь. Пусть не думают, что я должен только духовными вопросами озабочен быть. По настоящему- это и есть духовность, с этого она и начинается. Намедни целый трактат обо всех этих безобразиях, какие с природой творят, на имя его Высокопревосходительства генерал-губернатора подготовил и буду Вас, Василий Андреевич, просить передать по назначению.

–Извольте. Буду рад чем-то Вам услужить. И не беспокойтесь, вручу лично, а если не доведется встретиться, то передам с верной оказией.

Матушка внесла миски с лоснящимися в масле пельменями. Батюшка налил к ним по стопке рябиновой.

–Ну, а наш русский мужик как житье-бытье свое здесь наладил?– выпив и закусив, продолжил разговор Колесов.

–По -разному. Ежели кто с головой да в стакан чрезмерно не заглядывает, тот живет хорошо. Здесь главное –не лениться и меру в питие знать, а край богатый и ,если с толком к нему подходить, то богатством своим он поделится. В лесах зверя разного, в реках рыбы изобильно. Земля, правда, только в поймах рек хорошо плодит, но там опасность затопления во время дождей есть. Так что, если поле хорошее иметь хочешь, то от реки валом-заставой его огораживать надо. У меня прихожанин есть, Федор Клыков, лет десять, как из самой России сюда перебрался; рукастый мужик, и голова хорошо соображает. Так вот он по такой методе поля свои и обустроил. Урожаи стабильные и удивительные для этих мест получает. А хлебушек здесь на вес золота ценится. Опять же земельку, земельку удобрять не забывает. И что делает, вывозит в поле навоз не только из-под своих коров и лошадей, но и с других подворий забирает, у тех, кто удобрять землю ленится. А земля она уход за собой оценит и такого трудолюбца старицей отблагодарит.

Колесов слушал с интересом, понимая где-то подсознательно, что и ему скоро предстоят заботы хозяйствования. Недолюбливая попов и даже как-то с неприязнью отнесясь вначале к отцу Дмитрию, он уже ловил себя на мысли, что ему симпатичен это священник, столь деятельно пекущийся о благополучии и края, и людей здесь живущих, какой бы нации они ни были. Казалось, его должны были бы интересовать только вопросы веры, да численность прихожан чтобы год от году росла. А его, как крупного администратора, интересовало и устройство дорог, и развитие сельского хозяйства, и образование, и сбережение природы, т.е. все то, без чего нормальной жизни здесь не мыслилось.

Еще долго отец Дмитрий рассказывал о мужиках и их проблемах, о туземцах с их образом жизни. Матушка Елизавета, не вмешиваясь в беседу, молча занималась рукоделием, что-то вязала в углу горницы под мерное тиканье ходиков, и Колесову даже показалось, что никакой это не Дальний Восток, а самая обыкновенная русская изба в обыкновенном русском селе, каких много в самом сердце России. Спать разошлись уже заполночь, после неоднократного чаепития. Снились Василию Андреевичу тучные золотистые нивы, добротные дороги и счастливые люди, усвоившие наконец уроки отца Дмитрия и избавившиеся от всех проблем. Проснулся он затемно от пения петухов, заливавшихся на все лады. Было это непривычно и по-домашнему уютно. Полежал, нежась, в постели с хорошим душистым постельным бельем. Вставать не хотелось, но, подчиняясь многолетней привычке, встал, оделся и рассвет встретил уже на ногах, отдавая последние приказания к выступлению. Везде по селу был слышен гомон людей, заскрипели ворота, заржали отдохнувшие лошади; к шуму не замедлили присоединиться и собаки со своим лаем. Обоз стал съезжаться к околице, выстраиваясь в походный порядок. Простившись с гостеприимными хозяевами, Колесов пошел вдоль улицы, отчитывая Степана за излишнюю расторопность: тот не стал отказываться от предложенных на поварне продуктов и чрезмерно загрузил их в подводу.

Захарьин был уже у околицы и, видимо не совсем еще свыкшись с потерей Грома, распекал какого-то солдата за плохо подогнанную упряж. Чем больше Колесов присматривался к нему, тем большим уважением проникался к этому еще молодому и ловкому казаку. Захарьин был знаменит на всю область как лихой наездник, отличный стрелок, а по части смелости, граничащей временами с большим риском, ему, пожалуй, и равных не было. На предыдущей ночевке, когда он предавался горю по случаю потери коня, урядник Храпов рассказал Колесову немного о своем хорунжем и о случае, который произошел с ними года три назад. Были они вчетвером в объезде, когда в тайге услышали далекие выстрелы. Было это летом и из-за обилия листвы звуки были приглушенными, а видимость ограниченной. Стали пробиваться на выстрелы, вскоре тропа нырнула в чащу, где конному не проехать. Оставив одного казака с лошадьми, втроем продолжили путь пешком. Через какое-то время подошли к поляне, на которой сквозь кусты виднелись какие-то мешки. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что везде все тихо, Захарьин, страхуемый остальными вышел на поляну, и обнаружил здесь два трупа. Это были китайцы-собиратели женьшеня. Этот не примечательный ничем корень, но довольно редкий, помогал от многих болезней, а потому ценился очень высоко. Ситуация здесь складывалась, скорее всего в таком порядке: бандиты подстерегли китайцев, подождали, когда те найдут и выроют корень, а затем убили и всю добычу забрали себе. Рядом была небольшая ямка, видимо, оставшаяся от корня, валялись ножи для извлечения женьшеня из земли и пустые холщовые сумки. Обследовав лес вокруг поляны, установили, что бандитов было не менее десяти человек. Захарьин, как старший разъезда, принял решение преследовать убийц.

–Я, признаться, заопасался,– рассказывал Храпов, -ведь их втрое больше, да и в лесу они не дети. Я на своем веку видывал таких не раз, им человека убить, что плюнуть. Ну и сказал Захарьину, что мол, может, и не надо за ними, того, гнаться, значить. Но он на меня с таким презрением взглянул, что я, почитай почти на двадцать годов его старший, чуть от стыда сквозь землю не провалился.

Солнце уже перевалило на вторую половину дня, и расчет свой Захарьин строил на том, что бандиты скоро станут на ночевку. Ведь тоже человеки, и есть, и спать хотят. Следопытом Захарьин был отменным, не зря с молалетства с отцом в тайге промышлял. По едва заметным и только одному ему понятным приметам повел он казаков в преследование. По его прикидкам, двигались они в часе ходьбы от преследуемых. Шли ходко, но осторожно, чтобы какая-нибудь птица не выдала их своим криком. Внимательно осматривали впереди тропу, чтобы избежать возможного заслона. Когда солнце коснулось верхушек деревьев, вышли к спуску в долину, где протекала речка. Любому путнику в самый раз было думать о ночлеге: и время к вечеру, и место подходящее. И поэтому бандиты, убившие китайцев, были где-то здесь, внизу, собирая, скорее всего валежник, готовились к ночлегу. Надо было выждать время, когда стемнеет, и свет костра укажет их точное место. Поэтому рассредоточились и залегли, давая отдых усталым ногам и наблюдая за местностью. Вскоре от реки потянуло дымком и запахом жареного мяса. Храпов отметил про себя, что расчет Захарьина оправдался и теперь надо уповать на бога и собственную ловкость. Когда же сумерки опустились на землю, стал виден и огонек. Стараясь ступать тихо, и не столкнуть вниз какой-нибудь камешек, по одному спустились с горы и, хоронясь за кустами и стволами деревьев, подошли к банде на расстояние видимости. оказались хунгузы, в количестве одиннадцати человек. Вели они себя беспечно, наверное, не раз совершали удачные рейды, вот бдительность и притупилась.

Перекусив и попив чаю, они готовились ко сну .В качестве часового был оставлен один бодрствующий, который сидел невдалеке под сосной. Вскоре усталость дала себя знать, и все уснули. Дремал сидя и караульный. Захарьин неслышно, благо ветер дул в его сторону, подошел к караульному и нанес удар подобранной заранее увесистой дубинкой по голове. Обмякнув телом, сторож завалился набок. Один из хунгузов по какой-то причине проснулся и кинулся к оружию, но был вовремя убит Храповым выстрелом из ружья. Остальные повскакали на выстрел, но в ужасе от невесть откуда свалившихся на них бородатых казаков подняли руки. Перевязав всех бандитов, до рассвета в полглаза отдохнули, а с рассветом тронулись в обратный путь, имея еще и поклажу: труп хунгуза, который обвязанным на палке несли его товарищи ,и самодельные носилки с оглушенным Захарьиным бандитом.

–Господин полковник! Обоз к выходу готов, -доложил хорунжий, прикладывая руку с висевшей на ней плеткой к косматой папахе.

–Разъезд уже выслал?

–Так точно, выслал.

–Ну, тогда трогай.

Колесову подвели лошадь. Вскочив в седло, он поехал рядом с Захарьиным, искоса посматривая на его понурую фигуру и желая как-то отвлечь его от тоски по коню, спросил:

–Я слышал, что ты коренной сибиряк?

–Так точно, господин полковник.

–Зови меня лучше по имени- отчеству. А позволь спросить, когда отец твой или дед переселились в Сибирь и из каких мест пришли?

–Отец с дедом тоже коренные, и прадед сибиряк. А когда и откуда пришли, кто его знает. Только дед у меня еще живой и с самого малолетства рассказывал мне со слов своего деда, а тот ему со слов своего, что пришли они сюда, в Сибирь то есть, еще с богоприсным Ерофеем Хабаровым.

–Ого! -удивился Колесов, -Так этому уже более двухсот лет будет. Древний у вас род, молодцы, что помните.

–Да, древний. Мой предок принимал участие в Кумарской битве. Слышали может о такой?

–Слышал немного, но конкретного практически ничего. Постой,но это же, если память мне не изменяет, было при государе Алексее Михайловиче. И что же дед тебе рассказывал об этом?

–Рассказывал, что случилась эта битва в Кумарском городке, что находится при впадении Кумары в Амур. Казаки обороняли этот городок и было их мало: всего 500человек при трех орудиях, а маньчжуров- более десяти тысяч. Да и пушек у них было поболе. Только наши ратному делу были лучше обучены и духом сильнее. Знали, что выстоять им надо во что бы то ни стало. Иначе вороги хлынут дальше в Сибирь, деревни и села разграбят, а людей убьют или в полон возьмут. Три дни маньчжуры огнем били по острогу. Потом пошли со всех четырех сторон на приступ. Командовал казаками Онуфрий сын Степанов. И встретили они врага из пушек и пищалей, а когда маньчжуры смешались под огнем, Степанов выбрал момент и ударил со своими в холодный бой. Не выдержали маньчжуры, началась в их рядах сумятица, и побежали они.

Захарьин замолчал и о чем-то задумался. Ехали молча, каждый погруженный в свои мысли. Колесов размышлял о народной памяти ,что вот так из поколения в поколение передаются события давно минувших лет, но память о них не ослабевает, являясь примером в воспитании каждого нового поколения. И этот хорунжий никогда не дрогнет, не спасует ни в какой ситуации ,ни перед каким врагом, дабы быть достойным своего предка и его памяти. Ни этой ли памятью и силен наш народ.

–А вот скажите, Василий Андреевич,– вдруг прервал молчание Захарьин,– давно хочу спросить, что это за сабля у Вас такая диковинная? Я таких и не встречал.

–Это не сабля, а шашка. Настоящая «гуру».Я ее с Кавказа вывез.

– И что значит шашка и что «гура».

– «Шашка «это в переводе с аварского, народ такой на Кавказе, означает длинный нож, а «гуру»-это клеймо мастера, который наиболее хорошо их делал. А отличается она от сабли не только тем, что она короче. Она удобнее сабли и легче. Ножны ее деревянные кожей обтянуты, не бряцают, и во время дождей рукоять не приржавеет к ножнам. Опять же она, как видишь, не имеет эфеса, что тоже в лесу удобно, не цепляется за ветви. Горцы их носят не на поясе, а за спиной, так удобней. Но самое главное в том, что центр тяжести клинка расположен не у рукояти, как у сабли, а в последней его трети. Вот это то и позволяет ей при ударе с замахом с гораздо большей силой обрушиваться на противника. При удачном попадании шашка способна развалить всадника пополам, до седла. Она мне хоть и не по уставу, но больно уж оружие хорошее и в рукопашной схватке незаменимое.

–И что,– спросил хорунжий, уже завистливо поглядывая на шашку,– помогла когда?

–Да , слава богу, ситуации такой здесь не представилось. Наверное, не те уже времена, чтобы на батарею пехота вражеская врывалась. Пушки далеко стрелять стали и от врага на приличном расстоянии находятся, пехоте сразу и не добежать.

Беседа была прервана появлением казака из передового дозора, присланного урядником. Подскакав, он доложил:

–Ваше Высокоблагородие, Храпов прислал сказать – какие-то люди вооруженные перешли дорогу и затаились обочь за деревьями. Что прикажете делать? Храпов просит казаков человек пять отрядить к нему, а то нам троим не сподручно выяснить шо то за люди.

–Хорунжий, берите четверых казаков, да поезжайте к Храпову, да отрядите стольких же назад, а остальным занять оборону вокруг обоза, мало ли что.

–Будет исполнено, господин полковник.

Захарьин резко развернулся на присевшей лошади и исчез исполнять приказание. Колесов достал пистолет, Степан порывисто дергал из телеги ружье, стрелки и оставшиеся казаки тоже взяли оружие на изготовку и заняли позиции по обе стороны обоза. Кто бы это мог быть не знал никто. Но большая доля вероятности была в том, что это банда хунгузов и возможно крупная, если вознамерилась напасть на хорошо охраняемый обоз. Появление таких банд было не такой уж и большой редкостью. Бандиты могли давно двигаться следом, наблюдая и готовясь к нападению, а теперь вот решились. И если это так, то их надо ждать отовсюду.

Все напряженно прощупывали взглядом почти сбросивший листву лес, особенно пристально – темные массивы ельника, беря их на мушку. Но везде стояла тишина. Тайга жила своей обычной, не потревоженной никем жизнью. Впереди тоже было тихо, не выстрелов, не криков. Через полчаса все прояснилось. Прибыл Захарьин и привел китайскую артель охотников из восьми человек, вооруженных какими-то еще допотопными кремневыми ружьями на сошках. Ружья эти даже не были забраны у них для безопасности, ибо произвести из них быстро прицельный выстрел не представлялось никакой возможности. Обуты они были в онучи для бесшумной ходьбы по лесу, так необходимой при скрадывании зверя; одеты бедно, но одежда из плохо выделанной кожи хорошо подогнана, чтобы не мешала при движении и не цеплялась за ветки. На лицах был вселенский испуг, из-за которого слова путного от них нельзя было добиться. Наконец на плохом русском старший артели, по виду уже старик, с грехом пополам объяснил, что они охотники, промышляют пушного зверя, и фанза их находится в одном дне пути от этого места, что люди они мирные и никогда никому зла не делали, хунгузов в этих местах не встречали. Их обыскали, но ничего противоречащего их словам не нашли. Колесов приказал отпустить китайцев, и они, очевидно приготовившиеся к самому худшему, еще долго стояли на дороге, кланяясь вслед уходившему отряду.

–Иван Кондратьевич,– обратился Колесов к Захарьину, оглядываясь на жалкие фигуры охотников,– ты заметил, что у них в сумах даже хлеба нет. Послал бы кого, пускай несколько хлебов отвезут им, крупы какой, соли. Да сам посмотри, чем мы с ними поделиться сможет.

– Есть, -с готовностью отозвался хорунжий и остановился, поджидая продуктовую повозку.

–Никанор, -окликнул он рябого казака, -Поскачешь сейчас назад к китайцам, отвезешь им чего в мешок соберем. Да смотри там, помяхше с ними, не напугай, а то разбегутся по всему лесу, не найдешь, -уже со смехом добавил он.

Глава 7