Кто стрелял в урода?

– Я рассказываю, что было. Вы же сами предупредили, что надо говорить правду… – Наивно удивилась Лиля.

– В том-то и дело, что врете.

– Я не вру.

– Врете. А зачем, я понять пока не могу. Вы утверждаете, что муж застрелился при вас, а вы даже не поняли, уходя из дома, что перед вами труп. Это же полная чушь. Не один народный заседатель вам не поверит… О судье и не говорю. Все решат что мужа ухлопали вы. – Волков прошелся по кабинету, как любил делать Ерожин, и вернулся к столу: – Чего молчите? Это пятнадцать лет тюрьмы.

– Я мужа не убивала…

– А кто поверит? Если учесть, что вы еще и изменяли Хромову, картинка складывается не в вашу пользу. Может, расскажете правду? – Волков уселся за стол и впился женщине в глаза. Лиля опустила голову и устало повторила:

– Я мужа не убивала.

– Не убивали, и не могли убить. Потому что дома в момент выстрела вас не было… Но вы утверждаете обратное.

Женщина вздрогнула и посмотрела следователю в глаза:

– Оставьте меня в покое.

Волков усмехнулся и подписал Хромовой пропуск:

– Завтра утром жду. И потрудитесь за время до нашей следующей встречи понять – пора говорить правду. Упрямство ведет за решетку. По вашим показаниям у меня есть все основания арестовать вас немедленно.

Лиля вышла из Управления и побрела по Петровке, опустив голову. Она ничего не видела и не слышала, и чуть не столкнулась с коляской, которую катила молодая мамаша.

– Осторожнее, женщина. Там ребенок. – Одернула ее рассерженная молодка. Хромова не сразу поняла, в чем дело, затем извинилась, вышла на проезжую часть и подняла руку.

– До Клязьменского пансионата. – Бросила она водителю фургона, который резко притормозил рядом.

– Рубликов семьсот. За меньше не поеду. – Оскалился тот, показав щербатые зубы.

Лиля кивнула и, устроившись рядом с шофером, отвернулось к окну. Выехать из Москвы сразу не удалось. У кольцевой магистрали километровой змеей застыла пробка. Но Хромова думала о своем, и тихий мат водителя, так же как гудки застрявших машин, не замечала.

– Может, накинешь сотенку. Три часа потерял. Я бы за это время по Москве больше накалымил. – Клянчил щербатый, притормаживая у ворот пансионата. Лиля молча добавила сотню и быстрым шагом направилась к главному входу.

– Павел Захарович у себя? – Спросила она охранника.

– Оне на процедуре. Доложить? – Уважительно склонился крепкий малый.

– Доложите, я подожду в холле. – Лиля быстро прошла к окну и уселась в кресло. Минут через пятнадцать перед ней возник плотный мужчина в махровом халате с добрым круглым лицом и заметной плешкой.

– Давно сидишь? – Бросил он вместо приветствия. И, не дождавшись ответа, скомандовал: – Пошли, нимфоманка…

Едва поспевая за своим знакомым, Хромова поднялась на второй этаж. Павел Захарович отпер номер и, не глядя на спутницу, вошел первым: – Вываливай, что стряслось?

– Они все знают… – Тихо проговорила Лиля, падая в кресло.

– Кто они? Что знают? – Хозяин номера открыл холодильник, достал бутылку нарзана и налил в стакан:

– Пить хочешь?

Лиля отрицательно кивнула:

– На Петровке знают, что меня не было дома.

– Откуда?

– Понятия не имею.

– Плохо. – Павел Захарович без малейшего стеснения сбросил халат, достал из шкафа спортивный костюм и, облачившись в него, уселся с ногами на тахту: – У них есть свидетель?

– Не знаю. Я устала и боюсь.

– Чего боишься, дура? Ментов или своего красавца?

– И их, и его. Следователь пугал, что если не признаюсь, меня за мои показания упекут.

– А если признаешься, тебя ухлопает Беньковский. Так? – Усмехнулся Павел Захарович.

– Дядя Паша, что мне делать?

– Я тебя сразу предупреждал, племянница, что с этим красавцем надо играть осторожно. А ты – любовь… Надо же умудриться втюриться в такое чудовище. Теперь все наши замыслы провисают. А как хорошо все шло… – Вздохнул дядюшка: – Ладно, скажешь на очередном допросе, что была у меня. Охрану я подмажу, они подтвердят ментам.

– А как я объясню, что говорила раньше другое? – Лиля заморгала, с трудом сдерживая слезы.

– Намекнешь, мол, боялась урода и его ревности. Он бы не поверил, что у нас дружба… Это прозвучит почти правдой.

– А что делать с Андроном?

– Красавца я возьму на себя. Теперь езжай домой и ни с кем не трепись. Тебе надо выплывать сухой из воды, иначе лишишься наследства.

– Ты его не знаешь. Беньковский страшный человек.

– Ничего, и не таких ломали.

– Ты его убьешь? – В глазах Лили застыл ужас.

– Там видно будет. – Ухмыльнулся Павел Захарович: – Тебе пора. Через четверть часа у меня обед, а режим дело святое…

* * *

Надя шагала по Тверской в прекрасном расположении духа. Елена Николаевна взяла на весь день внуков к себе, и молодая мама получила возможность заняться собой. У нее кончалась косметика, не осталось целых колготок, и голова давно требовала стрижки. Все это Надя и намеревалась успеть за день свободы. С колготками она покончила быстро, но своих французских духов найти не могла. В шикарном магазине на Пушкинской молоденькая продавщица уверяла, что «Ночной Париж» полный аналог ее любимого «Рико», но Надя вежливо повела носом над флаконом и отказалась. Зато с парикмахерской ей повезло. Ерожина стриглась у полной улыбчивой мастерицы Лизы, но та обычно работала по записи. Записывались дамы к мастерице за неделю, а сегодня кто-то не явился, и Надя уселась в кресло, не прождав и десяти минут. Она терпеливо, прикрыв глаза, сносила, пока Лиза мыла ей голову, колдовала с ножницами и без конца тараторила. Через полтора часа работа над головкой молодой женщины близилась к завершению. Лиза перестала болтать и клиентка, наслаждалась тишиной, открыла глаза, поглядела в зеркало и вздрогнула. Вместо Лизы рядом с ней в белом халате поверх прекрасного твидового пиджака стоял Беньковский. Он держал в руках ножницы и с видом усталого мастера оглядывал прическу Нади, словно только что закончил последний штрих…

– Господи, а где Лиза? – Прошептала пораженная Надя.

– Заключительный аккорд я своим мастерицам не доверяю. – Улыбнулся маэстро: – Вы меня узнали?

– Андрон Михайлович!?